Дело было в разгар утра на окраине города. Погода в тот день выдалась очень морозной и солнечной. Держа перед собой горшок с цветком, девочка лет четырнадцати выскочила из автобуса, остановившегося возле Женского дома престарелых. Одета она была в красное пальто и – по примеру всех своих подружек в этом сезоне – в белую фуражку с острым козырьком, из-под которого свободно спадали пряди русых волос. Девочка немного постояла возле одного из густых колючих кустов, которые городские власти пожаловали на украшение территории Дома престарелых, и медленно приблизилась к зданию из выбеленного кирпича, которое в лучах зимнего солнца походило на ледяную глыбу. Нерешительно взойдя на крыльцо, она переложила цветочный горшок из одной руки в другую, а затем вынуждена была поставить его на землю и снять варежки, чтобы открыть массивную дверь.
– Я из скаутского отряда… Мне надо навестить какую-нибудь пожилую леди, – сказала она сиделке за стойкой регистрации; это была женщина в белом халате, словно бы озябшая, и коротко стриженные волосы у неё на голове стояли дыбом, как морской вал. Мэриэн (так звали девочку) не стала упоминать, что, удовлетворив свою надобность, заработает в личный зачёт всего три очка.
– Вы знакомы с кем-то из наших постоялиц? – мужским голосом спросила сиделка, вздёрнув бровь.
– С кем-то из пожилых леди? Нет, но в том-то и дело, что мне подойдёт любая, - сбивчиво проговорила Мэриэн. Свободной рукой она заправила волосы за уши, как делала, когда собиралась учить естествознание.
Сиделка пожала плечами и встала.
– Какая у вас чудесная multiflora cineraria, – заметила она и повела Мэриэн за собой по усеянному закрытыми дверьми коридору. Она выбирала, какая из пожилых леди сгодится в данном случае.
Пол коридора был обит плохо пригнанным бугрящимся линолеумом. Мэриэн казалось, что она ступает по волнам, однако сиделка совершенно не обращала внимание на такой ландшафт. Пахло, как внутри часового механизма. Стояла полная тишина – как вдруг за одной из дверей какая-то пожилая леди принялась прочищать горло со звуком, похожим на овечье блеяние.
«Сюда», – решила сиделка. Остановившись, она сперва вытянула и согнула в локте руку и слегка наклонилась корпусом вперёд – вся эта небольшая гимнастика понадобилась ей, чтобы свериться с часами у себя на запястье; затем она дважды громко стукнула в дверь.
- По двое в каждой комнате, - бросила сиделка через плечо.
- Кого двое? – машинально спросила Мэриэн. От овечьего блеяния ей почти неодолимо захотелось развернуться и сбежать.
Одна из живущих в комнате старух короткими мерными толчками принялась открывать дверь. При виде медсестры её ветхое лицо напряглось и скривилось в странной улыбке. Мэриэн, которую сиделка вдруг нетерпеливо пропихнула вперёд сильной рукой, увидела в глубине комнаты профиль второй старухи, ещё более древней: та в ночном колпаке лежала на постели, а под её подбородок было подоткнуто байковое одеяло.
– Посетительница, - сказала сиделка, ещё немного пихнула Мэриэн и скрылась в коридоре.
Не в силах произнести ни слова, Мэриэн стояла и держала обеими руками горшок с цветком. Старуха с отпечатавшейся на костлявом лице чудовищно угловатой улыбкой (улыбка эта должна была выражать приветливость) ждала, а может быть, что-то сказала. Вторая старуха, лежащая в постели, молчала, и взгляд её был неподвижен.
Вдруг Мэриэн увидела, как в воздух взметнулась быстрая, точно, птичья лапка, рука и сорвала белую фуражку с её головы; другая такая же рука втащила Мэриэн в комнату – и мгновение спустя дверь за девочкой захлопнулась.
– Моя, моя, моя… – бормотала пристроившаяся к ней старуха.
Мэриэн оказалась зажата между кроватью, умывальником и креслом; комнатка была вся загромождена мебелью. Всё пахло сыростью – даже голый пол. Она схватилась за плетеную спинку стула – та оказалась на ощупь размякшей и влажной.
Сердце у Мэриэн билось всё медленнее, ладони холодели, и она не понимала, говорили старухи что-нибудь или молчали. И даже рассмотреть их чётко не получалось – так сумрачно было в комнате! Штора на окне была задёрнута, а единственная дверь закрыта. Мэриэн посмотрела на потолок… Было похоже, будто разбойники затащили её к себе в логово и сейчас прикончат.
– Ты пришла побыть нашей девочкой? – спросил первый разбойник.
Вдруг у Мэриэн из рук выхватили что-то – это был цветочный горшок.
– Цветочки! – крикнула старуха, нетвёрдо держа горшок, – Хорошенькие цветочки! – добавила она.
И тут вторая, лежачая старуха прокашлялась и заговорила:
– Нет, не хорошенькие!
Взгляд её по-прежнему был недвижим, но голос звучал отчётливо.
От неожиданности Мэриэн осела на стул.
– Хорошенькие цветочки! – настаивала первая старуха, - Хорошенькие-прехорошенькие…
Мэриэн захотелось хотя бы на секунду забрать горшок обратно – она ведь забыла посмотреть, на растение, прежде чем дарить. Как же оно выглядело?
– Сорняки вонючие, - отбрила вторая старуха. У неё был бледный шишковатый лоб и красные, как у овцы, глаза, которые она теперь вперила в Мэриэн и прoблеяла сквозь снова поступившую к горлу мокроту:
– Кто-ты-такая?
К своему удивлению, Мэриэн не могла вспомнить, как её зовут.
– Я из скаутского отряда, – наконец пролепетала она.
– Берегись бактерий, – произнесла овцеподобная старуха, ни к кому не обращаясь.
– Одна такая нас навещала месяц назад, – припомнила вслух первая старуха.
«Овца или бактерия?», – в полузабытьи подумала Мэриэн, держась за кресло.
– А вот и нет! – крикнула вторая старуха.
- А вот и да! – заголосила первая, – Она нам читала Библию, и нам очень понравилось!
– Кому очень понравилось? – спросила лежачая старуха. Рот у неё был на удивление маленький и печально искривлённый книзу, как у домашнего животного.
– Нам очень понравилось! – не сдавалась первая спорщица, – Тебе очень понравилось. Мне очень понравилось.
– Нам всем очень понравилось, – бессознательным эхом отозвалась Мэриэн.
Ходячая старуха наконец взгромоздила горшок с цветком на самый верх шкафа, откуда его было почти не видно. Мэриэн удивилась, как старухе удалось это и как она вообще дотянулась до такой верхотуры.
– Не обращай внимания на бабушку Адди, – принялась ловкая старуха утешать девочку, – она сегодня прихворнула,
– Да заткнись ты! – огрызнулась лежачая старуха, – Не прихворнула я.
– С тобой не соскучишься!
– Извините, я больше ни минуты не могу задерживаться, правда не могу! – внезапно выпалила Мэриэн. Она, скосив глаза книзу, поглядела на влажный пол и подумала, что если ей однажды придётся лежать и болеть здесь, то пусть лучше её не трогают, а дадут спокойно уйти в мир иной.
Первая старуха суетливо уселась в кресло-качалку – да, в комнате каким-то образом помещался ещё один предмет мебели! – и принялась раскачиваться, теребя пальцами одной руки замызганную заколку с камеей у себя на груди.
– Чем ты занимаешься в школе? – спросила она.
– Не знаю… – ответила Мэриэн. Она пыталась думать и не могла.
– Ах, какие же всё-таки хорошенькие цветочки, – прошептала старуха, раскачиваясь всё быстрее и быстрее. Мэриэн раньше не знала, что можно так разогнать кресло-качалку.
– Мерзкие, – отозвалась лежачая старуха.
– Если приносишь цветы… – начала, было, Мэриэн, но осеклась. Она почти проболталась, что если девочки из скаутского отряда приносят постоялицам Женского дома престарелых цветы, то получают дополнительное очко в личный зачёт, а те, кто привозит Библию, чтобы почитать пожилым леди, зарабатывает вдвое больше очков. Впрочем, старуха всё равно не слушала, а качалась туда-сюда, глядя на свою соседку, которая таращилась на неё в ответ из постели.
– Бедняжка Адди прихворнула. Видишь, сколько лекарств ей надо принимать? – вздохнула она, тыча крючковатым пальцем в сторону прикроватного столика с шеренгой склянок. Она так раскачала кресло, что её ноги в чёрных тапочках болтались над полом, как у маленького ребёнка.
– Да я не больнее тебя! – сказала лежачая старуха.
– Больнее!
– У меня просто ума на всех вас с запасом хватит, - отбрила лежачая, показывая себе на лоб.
– Ей лишь бы всем перечить, когда гости заглядывают, – с внезапной доверительностью сообщила первая старуха. Уперев носки тапочек в пол, она резко затормозила раскачку кресла и наклонилась к Мэриэн. Девочка ощутила прикосновение её ладони, цепкой и липкой, словно лист петунии.
– Уймись! Уймись! – кричала лежачая старуха.
– Когда я была, как ты, маленькой девочкой, я тоже ходила в школу и занималась всякими девчачьими делами, – в голосе словоохотливой старухи звучала всё та же угрожающая откровенность, – Не здесь – в другом городе.
– Цыц! – взвизгнула хворая Адди, - Не ходила ты в школу! И порога её не переступала. Ты никогда нигде не была – только здесь. Ты и на свет не появлялась! Ты ничего не знаешь. У тебя голова пустая, сердце, руки и старая чёрная кошёлка – всё у тебя пустое, ты мне сама показывала. А ты постоянно говоришь, говоришь, говоришь, пока у меня ум за разум не зайдёт! Ты кто такая? Незнакомка, совершенно чужой человек! Ты разве сама не понимаешь, что чужая? Разве можно так с человеком – подселят чужого, а он знай треплется, в кресле качается и околесицу городит? Неужели они правда думают, что я сумею вечно проводить день и ночь в одной комнате с этой каргой?
Глаза у лежачей старухи засверкали, и она взглянула на Мэриэн. На лице у неё отражалось напряжённое размышление и отчаяние, мелкие губы внезапно раскрылись, обнажив коричневатые дёсны с полуокружностями зубных протезов.
– Иди сюда, мне надо тебе что-то сказать, – прошептала она, – Сюда!
Мэриэн дрожала, сердце у неё на мгновение почти остановилось.
– Ну, ну, Адди! – урезонила ходячая старуха, – Это невежливо. Знаешь, что сегодня на самом деле стряслось с бабушкой Адди? – спросила она, глядя уже на Мэриэн; веко на одном глазу у неё отвисло.
– Что? – глупо повторила девочка, – Что с ней стряслось.
– Она почему взбеленилась? – потому что у неё день рождения сегодня! – пояснила старуха, снова принимаясь раскачиваться и слегка крякнув, словно от удовольствия, что ей удалось ответить на собственную загадку.
– Вовсе нет! - запротестовала лежачая, – Нет у меня сегодня дня рождения. Никто, кроме меня, не знает, когда он, и вообще будьте добры замолчать! Ни слова больше, а то у меня ум за разум зайдёт!
Она снова взглянула на Мэриэн и добавила посаженным слабым голосом:
– Когда хуже уже некуда, я звоню в звонок, и приходит сиделка, – она высунула из-под латанного-перелатанного одеяла одну руку – маленькую, тоненькую, усеянную огромными чёрными родинками – и трясущимся пальцем указала на примостившийся среди склянок звонок.
– Сколько вам лет? – прошептала Мэриэн
– Не скажу!
Древнее лицо в подушках, над которым склонилась Мэриэн, медленно сморщилось – и вдруг все черты его осыпались. Лишь слабое хныканье доносилось из открытого рта. Теперь старуха звучала совсем, как овца, как малыш-ягнёнок. Мэриэн придвинулась совсем близко, пряди светлых волос свисали над кроватью.
– Она плачет! – девочка обратила разгорячённое лицо к первой старухе.
– Такая уж наша Адди, а – съязвила та.
Мэриэн подскочила и бросилась к выходу. И снова птичья лапа почти дотянулась до её волос, но чуть-чуть не успела – девочка уже надела берет.
- Славно ты нам визит нанесла, а – заметила старуха, провожая Мэриэн до самого коридора. Вдруг, уже в самом конце пути, сзади в Мэриэн впились острые маленькие пальцы.
А – Ах, девчоночка, не будет ли у тебя пенни для бедной обездоленной старушки? У нас ведь нет ничего на этом свете – даже не на что конфет купить! Дай грошик, девочка, всего только пенни…
Но Мэриэн грубо вырвалась из старческой хватки – и мгновение спустя оказалась свободна. Она без оглядки бежала по коридору и не взглянула даже на сиделку, которая читала журнал «Охота и рыбалка» у себя за стойкой. Сделав привычное тройное движение рукой и взглянув на часы, сиделка машинально спросила, как принято спрашивать у гостей во всех учреждений:
– Не желаете остаться и отужинать с нами?
Мэриэн не ответила. Она толкнула наружу тяжёлую входную дверь и, обдаваемая струями морозного воздуха, сбежала с крыльца.
Она украдкой задержалась лишь возле колючего куста и быстро выудила из-под него припрятанное перед началом визита яблоко.
Её выбивающиеся из-под белого берета светлые волосы, красное пальто и голые колени так и сверкали на солнце, когда она нагоняла несущийся по улице автобус.
- Подождите! – заорала девочка – и, как по армейскому свистку, машина замерла на остановке.
Девочка запрыгнула в автобус и смачно вгрызлась в яблоко.