Я иду вдоль прудА, солнце село давно,
Серебрится лишь лунный пятак,
Примеряют кусты чёрный цвет кимоно
И предвидится ночи аншлаг.
День прошёл у меня в непосильном труде,
Прочь заботы о прожитом дне!
Вижу, девушка плещется в тёплой воде,
Повернувши головку ко мне.
Я в волнении встал, словно нищий изгой,
Между дубом и парой ракит,
А она, голым телом сверкнув под луной,
Помахав мне рукою, кричит:
«Ты, Поэт, одинокий, как я погляжу,
Раки, рыба тебе в дефицит.
Подходи, я жилище своё покажу,
Накормлю, до утра будешь сыт».
Дева левой рукой потревожила гладь…
Нет, ребята, какой вдруг залёт!
Ну, какой же мужик не захочет узнать,
Как без мужа русалка живёт.
Да, зовёт–то, зовёт, только я не дурак,
Вдруг я там захлебнусь на беду…
Побегу-ка домой, там возьму акваланг,
И спокойно к ней в гости зайду.
Ведь на том берегу лишь одни бочаги,
Глубина – метров пять …или шесть,
Там без воздуха долго пробыть не моги,
А тем более, что-нибудь съесть…
Я в ответ ей: «Родная, ты будто из снов,
Так внезапна, как в марте дожди,
Только плыть за тобой я сейчас не готов,
Минут десять меня подожди.
Чтоб поужинать вместе ( а выпить - то есть?)
Без плавсредств мне к столу не доплыть,
А потом, миль пардон, надо ж плавки надеть
И подводный фонарь не забыть»
Я домой и обратно как лошадь бежал,
Только слышалось громко: «Цок-цок!»,
Через десять минут я под дубом стоял,
Вытирая вспотевший висок
Только дама, увы, растворилась, как дым,
Не блестит оголённая стать,
Чьи-то брюки и майка лежат у воды,
А вдали крупно морщится гладь.
Вот как ловко плутовка расставила сеть,
Мужиков чешуёю маня,
Видно, смелого лоха жильё поглядеть,
Увела, не дождавшись меня.
Ну, не биться ж теперь мне о дуб головой,
Есть другие русалки в пруду…
Не поужинал только… зато ведь живой!
А поужинать к Люське зайду…
Пусть у Люськи – соседки не ярок доход,
Кресел нет и дивана, чтоб сесть,
Нет ни рыбы, ни раков, красней, чем восход,
Но я знаю, что водочка есть.