Учитель рассеянно смотрит на грядки.
- Картошка, огурцы, укроп… всякое такое, чтобы пожевать… - всё это хорошо. И выращивать - целая наука…
Но у меня к тебе задание.
Вырасти что-то не из семян, черенков или клубней.
- Из чего же, Учитель?
- Сказал бы "из ничего", так и подумали бы многие… Вырасти из того, что у тебя внутри, нечто. Посмотри, какими будут всходы.
- Зачем?
- Чтобы уметь смотреть внутрь себя. Постоянно. Понять, что стоит выращивать, что выполоть. Как удобрить нужное… Да сам разберёшься. Я приду посмотреть осенью, жди меня с первым снегом.
* * *
Под коленями твёрдо - земля уже промерзает, рыжая и коричневая от павших листьев. Впрочем, коричневое и рыжее только представляется - ранний вечер, а рыхлить и обрезать приходится уже в темноте… Скоро совсем стемнеет. Когда уже?
Первая снежинка слетает на губы, сладкая. И всё гуще сладость и свет - первый снег течёт с неба, как мёд: дождался…
Одна снежинка, прекратив вальс, встаёт горизонтально, разрастается, как ковёр-самолёт, планирует, и с неё спрыгивает Учитель:
- Ну, показывай!
Что показывать во тьме и холоде? Не лето, не буйное цветение, когда…
Волнуясь, показываю Учителю первое растение.
- Это - сон ветра. Он ведь не может остановиться, иначе умрёт, перестанет быть собой. Но отдыхать надо. А где? Карманы теперь мало у кого дырявы. А вот если задержать дыхание, чтобы потом выдохнуть музыку… Тогда он может поспать, как в жерле вулкана. Только будить надо осторожно. И лишь своим дыханием. Тогда проснётся, окрепнет, никому не снесёт крышу… Поможет парусам…
Учитель скептически осматривает жерло смотрящей в небо флейты. От дырочек, чуть шевелящиеся, тянутся прозрачные нити с упругими шариками на концах. Золот звон пылинок - дыхания спящего ветра. Проснётся - станет сильнее…
- Кудревато, и неизвестно, съедобно ли, - скептически замечает Учитель. - Ладно, пошли дальше, а то тяжело уже дышишь…
- Это тишина. Для неё нужен особый грунт. Измельчённое молчание, когда долго хочется крикнуть; паузы между звуков самых любимых мелодий; паузы между стуком маятника; и…
- Что-то вялая она у тебя, - усмехается Учитель. - Много шумишь?
Я молчу. Мне стыдно - слишком много потребляю плодов тишины, она слишком мне нужна. Как наркотик. Открываю рот, чтобы объяснить, но… Молчу. И тишина расправляет листься, выпускает побеги.
- Ладно-ладно, понятно - ворчит, касаясь плеча, Учитель. - Показывай дальше.
- Это знание… Почему кристалл? Дело в том, Учитель, что каждому при рождении даётся одно - умение дышать. Если выживет, конечно…
Песчинка в скорлупе тела. Многие думают, что стоит облечь её слоями слизи жизни - и родится жемчужина. Но редко так бывает. Да и жемчуг этот на дне… Знание не цемент даже, а материал, который надо добывать из недр, из неба, из воздуха, из желания постичь, что же ты за песчинка. И лепится слой за слоем, а потом шлифуется мозолями. До зеркального блеска. До следующего слоя…
Учитель кивает мимоходом, и неторопливо идёт к следующему растению. Замечает ядовито:
- А надежды-то пересаженные. Не твои сорта…
Да, мечты не мои. И хоть укрыты от холода моей рубахой, взгляду Учителя это не помеха.
- Нет у меня своих. Пытаюсь привить на что-то - сохнут.
- Ну, Последняя Надежда есть у всех, - неожиданно тепло говорит Учитель.
Это я знаю. И знаю, какая она, Последняя Надежда. Просто непредставимо было это услышать… И молчу я растерянно.
- А нужна она тебе, последняя? - спрашивает Учитель.
Киваю.
- Подождёшь. Показывай дальше.
Плетусь за ним побитой собакой.
- Это - опыт. Он колюч. Бывает с горькими плодами, бывает со сладкими. Как в детстве, когда тебя погладили по голове просто так, чувствуешь себя хорошим… А потом: не верь, не бойся, не проси; дают - бери, бьют - беги, знай сверчок свой шесток, на обиженных воду возят, бьют по щеке - подставь другую, иначе… Не выходит у меня вырастить сорт без колючек. И всё время надо рыхлить - корням нужен воздух.
- Учитель срывает горькую ягоду, раскусывает, не морщась. Смотрит на мои до локтей исцарапанные руки. Бросает:
- Не было б у тебя этого, шрамы были б глубже… И вообще, помнишь притчу: "Умный учится у дурака?"
- Помню, Учитель. Дурак учится на своём опыте, умный - на чужом. Следовательно, умный учится у дурака.
Учитель кивает и идёт дальше.
- А это что за уродство?
Это моя гордость, и обидно слышать такое.
- Память. Её надо постоянно обрезать.
- Зачем?
- Чтобы память о том, как тебя били, унижали, обманывали, обкрадывали, не глушила побегов памяти о том, как протянули руку, сказали доброе слово, посмотрели в глаза, показали заветное… Они отрастают, все побеги отрастают… Но пусть злые хотя бы не глушат добрые. Я режу их. По живым нервам, да. Но это помощь светлой памяти…
- Ладно, дальше.
Голос Учителя глух. Ещё бы. Какова его память… необъятна…
- Учитель, не прикасайтесь, пожалуйста, ни к веткам, ни к листьям. Это совесть, она постоянно болеет.
- Не очень-то и хотелось, у меня своя есть, - ворчит Учитель. - И вообще, пока болеет, значит, жива.
Показывай дальше!
Дальше показывать неохота. Что запущено, что не обработано, что "в стадии становления"… В общем, нечего там показывать.
- Мысли? - догадывается Учитель, видя переплетение ветвей, сучьев, нагромождение пней, сухих палок, нежных веточек, дремлющих во мху поваленных стволов.
Опять киваю, как болван.
- Ничего, разберёшься. Слов пока не высадил - это хорошо. Когда распутаешь мысли, тогда и высадишь…
Но не вижу - где же мечты?
- А, вон, порхают. Им ничего не сделается, хоть дустом трави. Всё равно бессмертные.
Мне сейчас не до их порхания, я хочу показать Учителю заветное.
- Вот, звезда.
- Ну и что, ты уже делал звезду.
- То был лист. Время, спрессованное в свет. А ты давал задание, чтобы только изнутри.
- Ну, и…
- Однажды холодно было - холодней, чем сейчас. Расплакался от сострадания к… неважно… Одна капля не упала, замёрзла в воздухе, повисла, и… разбуженная моим взглядом, начала прорастать в небо. Отращивать лучи. Крепнуть. Обретать оболочку. Когда дорастёт до неба - станет звездой, укоренится там. А мы с ней связаны лучом, как стеблем, как пуповиной. И если раздастся зов того, у кого холодеют руки в ожидании луча, что постучит в окно, кто не чает дожить… я смогу ухватиться за луч этой звезды, перенестись туда и согреть… Эту звезду можно кормить, чтобы быстрей росла. Жалость пробьёт дыру в душе, из неё светом и подкармливаю.
- А если дыру пробьёт злоба? Зависть? Ложь?
- Не пробьют… Поверь. Не пробьют. Там высокотехнологическая защита. - Я улыбаюсь.
- Ты бредишь, - говорит Учитель. - Но, впрочем, огородик не так уж плох. Вот почему не огорожен?
- От кого? - пожимаю плечами. - От тех, для кого сажал?
- Ну да, ну да… Но где же любовь? Прячешь в укромном углу?
- Как её можно спрятать? Зачем её сажать? Она больше меня, больше жизни. Она - корни всех этих растений…
Учитель молчит. Долго, долго молчит. Может, ему холодно? Мне хочется обнять его, но я не смею. Мне хочется отдать ему всё, но возьмёт ли?
Холодает, и дыхание его, как слова:
- Когда соберёшь урожай… успей раздать… пока не закружится последний снег.
- Как мне узнать, что это - последний?
- А ты каждый раз… как вырастишь… раздавай, как в последний раз… Тогда и картошка вырастет лучше… Вот увидишь.
Печаль в голосе Учителя так дырявит сердце, что стебель новой Звезды бросается в рост и почти достигает неба. Это уже почти маятник. За луч почти можно ухватиться и…
Подхватываю падающего Учителя - или он подхватывает меня?