Что пишется, то пишется —
Таков, видать, удел:
Ведь пишется, как дышится
Не так, как захотел...
На пятнадцатом годе отсидки
Двадцатипятилетнего срока, —
То ли вследствие просто ошибки,
То ли правда смягчилась эпоха —
Только в лагерь пришло указание:
Трое суток в отдельном дому.
Мол, приехала мать на свидание
Из далекой России к нему...
……………………………………..
...Что намыкалась, как добиралася,
Что гостинцев с собой навезла,
Пред начальниками унижалася,
Чтоб не сделали лишнего зла.
Как прошла за ворота за колкие,
Заступила в том доме порог,
Совладать не сумела с заколками:
Не сняла — приспустила платок,
И присела на самый на краешек
Неширокой скамьи у окна,
И застыла – и так, ожидающе,
Все глядела на зону она.
Все глядела — окно-то затворено,
Чтоб не видно снаружи лица...
……………………………………………
...Сколько слышано, сколько говорено,
Но поверить нельзя до конца.
И не веришь — и ловишь неточности,
Да следы пережитых обид,
И все новые ищешь источники
Меж изустных рассказов и книг,
И все ходишь вокруг, возле-около,
Все чураешься верных примет —
Хочешь встретить счастливца и сокола
Голубого, как утренний свет...
Только нет голубых, нету розовых,
Кто хоть раз в глубине лагерей
Не мечтал бы о сучьях березовых
Для свидетелей и для судЕй.
Есть иные — все злые да хворые,
Ничего не простившие нам,
Молчаливо замешанным в сговоре:
Позабыть оказавшихся ТАМ.
Позабыть – словно не жили, не были –
Может, даже ближайших друзей...
…………………………………………………
...Лишь не слышал, чтоб матери предали —
Так не водится у матерей.
Нет — выстаивали с передачами
И, когда уже некому слать, —
Все просили, не веря и плача,
Непременно — просили — принять.
Поедались домашние коржики
В караулках под смех и под спирт—
А у матери сердце встревожено:
Что там ест ее сын и как спит...
И немногим из них посчастливилось
На пятнадцатом даже году
Через все полустанки России
На свидание ехать к нему.
………………………………………
Вот сидит она, простоволосая,
В самом пекле российской беды...
Истерзали ей душу расспросами,
Прежде чем проводить до черты.
Провожали — дивилися случаю,
Вслух при ней говорили о том...
Отворяли ворота колючие,
Указали бревенчатый дом...
…………………………………………..
...Из окна — только поле пустынное,
Да бараки вдоль проволки в ряд,
Да на вышках — в армейских овчинах
Силуэты плечистых ребят.
Аккуратные мальчики точные,
Изучив караульный устав,
Высоко вознеслися над прочими,
По углам с пулеметами встав.
В круглых лицах ни тени сомнения.
Смотрят с вышек внимательно вниз.
В их надежных руках, в их умении
Крепость внутренних наших границ.
Там, за проволокою за лагерной
По делам его — каждому счет,
Ибо нет у нас власти неправедной,
Неповинного кнут не сечет, —
Там бандиты да воры — но худшие
Те, — вчерашние будто друзья...
Парни с вышек отлично обучены —
Им даны пулеметы не зря.
Ясноглазые аники-воины,
Может, лишь в караулах сильны,
Но солдатских погон удостоены
И зовутся сынами страны.
И живем мы под плотной защитою
Пулеметных и прочих стволов,
Под охраною наших испытанных
Здесь — на внутренней службе — сынов...
………………………………………………
Все такая же всюду картина,
Куда взгляда хватает окрест.
Лишь над зоною косо и длинно
Тени вышек распластаны в крест.
И под сердце легло — отложилось,
Почитай, до последней доски,
Нет, не страх — но какая-то стылость,
Да печать беспробудной тоски.
………………………………….
Как он встал — непохожий,
Опершись о косяк,
На бушлате — острожный,
Жирным номером, знак.
Встал — в плечах неохватный,
С задубелым лицом,
Взматеревший, громадный –
Голова под венцом,
И в глазах — заворожено
Обращенных на мать,
Ничего невозможно
Ни прочесть, ни понять.
Только грубые руки
Бьет запретная дрожь.
Только те его муки
На себя не возьмешь.
Не возьмешь, не развеешь,
Не заставишь забыть,
От беды не сумеешь
Молоком отпоить...
……………………………..
Но сквозь лик нелюдимый
В душу — на огонек
Рвется прежний, любимый
Голос мамы: «Сынок...»
Это в детстве — до муки —
Дом и встреча в сенцах...
Это мамины руки
Плещут возле лица.
Сладко, встав на колени,
К ней склониться на грудь,
Разорвать на мгновенье
Долгий крестный свой путь,
И смеживши ресницы
На иссохших глазах,
Ощутить, как родится
В них живая слеза...
……………………………………..
Стол покрыла тряпицей цветистою,
Разложила нехитрую снедь.
По-семейному, чисто и истово,
Доведется ли вновь посидеть?
Посидеть — помолчать, побеседовать,
Не таясь от родимой души.
Исповедаться и исповедовать:
Рассказать? — Расскажи... Расскажи...
Расскажи — и на дверь не заглядывай,
Там, за нею, никто не стоит,
И на будущее не загадывай,
Кто и что на тебя затаит.
Не отмеривай и не рассчитывай
Ни улыбку, ни слово, ни жест.
Рассказать... Обнажить — и открытую
Душу выложить, словно на крест...
И следить — все следить неотвязчиво —
С детских лет дорогие черты.
Узнавать – и блаженно и счастливо
Повторять: это ты... это ты...
Доведется ль им снова — Бог ведает? —
Но уже за домашним столом,
Встретить вечер, неспешно беседуя,
О сегодняшнем, как о былом,
Как о сгинувших в злое далекое —
Вместе с былями о лагерях —
Годах, меченных гиблыми сроками
И глазками в тюремных дверях.
...Скоро полночь... Едва ли теплИтся,
Истлевает в коптилке огонь.
И влажны у обоих ресницы,
И слезу убирает ладонь...
…………………………………….
Весь истлел огонь,
Лица скрыла тьма,
И в ладонь — ладонь
Тяжело легла.
Она гладит – льнет
Кожу тонкую,
Нестерпимо мнет
Пальцы ломкие.
Это ласка ли? —
Болью метится...
За окном – огни
Вышки светятся.
Там не спит солдат
На посту своем.
А в дому не спят
Мать и сын — вдвоем.
И ладонь в ладонь, –
Это как пароль,
Это код и рок,
Это крови ток…
И в ночной тиши,
Словно вздох души, –
Шепот-шепоток:
«Что ты, что, – сынок?..»
……………………………….
А в окне — звезда
Низко видится
А к глазам — глаза –
Близко близятся.
И пронзая тьму,
Сквозь ресниц размах,
Шлют они мольбу,
Насылают страх.
В них беда и боль
Растекаются,
В глубине – огонь
Зажигается...
И в руке – рука
Холодеет вдруг, –
Разве сталь клинка
Тверже его рук.
Ах, – рука в руке…
И стучит в виске, –
Это код и рок,
Это крови ток…
И в ночной тиши,
Словно крик души, –
Шепот – шепоток:
«Грех же, грех, – сынок!..»
………………………………
«Грех же, грех, – сынок,
Что ты, Бог с тобой!
Мы – родная кровь,
Мы не муж с женой.
Ляг, усни, родной —
Ты ведь так устал,
На мою ладонь
Не роняй уста...»
Но все жарче взгляд,
Тверже крепость рук.
Для пути назад
Тесен этот круг.
И в груди саднит,
И слабеет мысль,
И душа летит,
Отлетает ввысь.
В сладость и в тоску…
А висок к виску…
Ничего вокруг, –
Только сердца стук.
И в ночной тиши —
Это плач души,
Шепот-шепоток:
«Ах, – сынок, сынок…».