Было это давно: не в лихие девяностые, а в сермяжные нулевые. Приехал летом в гости к брату из Москвы генерал. Соскучились, значит, его превосходительство по братцу, да и показать себя на родине охота, чтоб прочувствовали земляки: сам в люди выбился, всех превзошёл.Поэтому захватил генерал китель с собой, думает: "Надену, по родной станице пройдусь!"
Брат его,Дмитрий Разгортаев, сыроварением занимался. Сулугуни варил в ассортименте: косичку плёл, рулетики сырные вертел, нитку коптил и всяко разно. Хоть и мелкий частный предприниматель, а доходец был, не жаловался. Устроил Димка по случаю братнина приезда сабантуй на всю улицу Красного Октября: слава богу, есть на что пить и гулять! Собралась многочисленная родня - на генерала посмотреть, себя показать, пришли соседушки - попить, поесть, позавидовать. И пошёл дым коромыслом! Уж ночь-полночь, а из двора музыка, смех, крики. Ели-пили, пели-плясали - устали наконец, сели по душам поговорить. Пьяные мужички братьев нахваливают:
- Ух, порода ваша крепкая, разгортаевская! Один богатей, другой генерал!
И бабёнки поддакивают:
- Димка - молодец, а Саню и рукой не достать! Сам в люди выбился, всех превзошёл!
После фейерверка в третьем часу ночи стал народ потихоньку расходиться по домам. А братьям вожжа под хвост попала: желают продолжения банкета! Посидели ещё с час за столом. Жена Димку в дом зазвала и говорит:
- Спать ложись! Водки выжрали немеряно, чего вам ещё?
А Димка кочевряжится:
- Ты понимаешь, что ко мне брат приехал? У меня брат - генера-а-л. А знаешь, кто я?
- Головка от х...! - неожиданно ловко в рифму ответила жена и захлопнула у него перед носом дверь в спальню.
Вернулся он во двор к брательнику за стол, раздавили ещё по рюмахе.
- А чего это Серёжки Тютина не было? Ты звал его? - спрашивает генерал.
- А то как же! Не пришёл Тютя. Он хоть и одноклассник твой, а гнида: все точки, где я молоко на сыр закупаю, у меня перебил!
- Пойдём разберёмся! - строго сказал генерал, китель со спинки стула стянул и на все пуговицы застегнулся.
Шли недолго: Серёжка жил по соседству, но от летней духоты развезло их пуще прежнего. В доме темно, ночь ведь глухая. Стали братаны в железную калитку ногами лупить и орать что есть мочи. Забрехал пёс, свет зажёгся. Тютин на крыльцо вышел в трусах, спрашивает:
- Кто там?
Братья к калитке его подзывают, а Тютин осторожничает, не хочет подходить, желает с крыльца переговоры вести. Тут жена его выскочила.
- Уходите! - кричит, -А то милицию вызову!
- Вызывай! - горланит генерал. - Вот она где у меня, милиция твоя! И кулак ей в нос тычет. Ахнула тютинская супруга, метнулась в дом и вызвала-таки милицию. Пока участковый приехал, братаны Разгортаевы успели Тюте очи ясные подбить и за молоко, и за прыткость супруги.
Привезли Разгортаевых в отделение, посадили в обезьянник. Димка осовел и спать укладываться начал, а генерала не унять:
- Вы знаете, кто я? Я из Москвы!
- Москва далеко, - возражают ему резонно, - Заткнулся бы ты, а?
- Всех к такой матери уволю! Будете у меня сапоги лизать! Я в Москву вернусь, а вы, говнюки, дерьмо месить останетесь! - ярится генерал.
- Ах ты падла! - как-то задумчиво ответили ему.
Зашли доблестные милиционеры и настучали по генеральской печёнке, а физиономию не тронули, чтоб следов не осталось. После такого внушения свалился генерал на пол и захрапел отчаянно.
Рано утром, проснувшись, попросился его превосходительство в туалет. Вывел его дежурный из обезьянника: в провинции ведь удобства во дворе. Вдохнул генерал свежего воздуха - и застыдился своего вчерашнего поведения. "Что ж я так? - думает, - Вот ёлки-палки!" И вдруг совершенно неожиданно прянул он через кусты к забору. Кинулся за ним дежурный, схватил, да генерал вывернулся, оставив у него в руках китель. Перемахнул через низенький забор в чужой сад и был таков.
Прибежав на улицу Красного Октября, запыхавшийся генерал собрался быстренько, вызвал такси и укатил на железнодорожный вокзал. А генеральский китель остался трофеем в отделении милиции, и наши бравые милиционеры завели добрую традицию фотографироваться на каждый праздник в кителе московского генерала.