Растаял в утреннем тумане
Среди бетона и аллей
Мой дар.
И я в хмельном шалмане,
Забыв про крики журавлей,
Пою синицам о насущном
Под хохот музы и мечты,
В дыму житейском злополучном
Сгоревшей за ночь суеты.
Знать, я целован в темя чёртом,
Что лез мне в душу не спеша.
Я – мурманчанин в рваных шортах,
С добрейшим сердцем алкаша.
Мне пёс дворовый лижет руки
Не потому, что просит есть,
А потому, что видит муки
Души моей уставшей днесь.
О, я предчувствую укоры
За стилистический бардак,
Но, словно в ящике Пандоры,
Во мне не то всё и не так...
И поэтические шрамы,
Что большинству не по нутру, –
Итог большой душевной драмы
And this is really, really true.
Не верил я на самом деле,
Что вы не слышите меня.
Ужели сердца птичьи трели
Не разожгли любви огня?!
Знать, не поэт я, так – пустое...
И потому я так устал,
И оттого так сердце ноет,
Что поэтический запал
Залит холодными дождями
Непонимания и лжи;
А всё, что было между нами –
Лишь крик над пропастью во ржи.
Ругайте ж ныне пустослова
За пустомельную слезу
В стихах бездарных и бредовых,
В которых сам себя грызу!
А я, послав всё тихо к чёрту,
В закате кану неспеша...
Ваш мурманчанин в рваных шортах.
Да, такова моя душа...
А. Н. Пушкарь