СИДЯЩИЙ НА ВЕТВЯХ
Став на цыпочки, сонное дерево
чистит пёрышки, гребень топорщит
и оглядывается вокруг.
Ночь уходит в сторону севера.
Посредине вишневой рощи
птица крылья расправила вдруг.
Мальчик, слазь! Начинает раскачиваться
ствол от хода Земли и от ветра,
криком взлёта проклюнута тишь.
Мальчик, слазь! Ты не можешь расплачиваться
за больные фантазии века.
Мальчик, слазь! Улетишь...
СИДЯЩИЙ НА КОЛУ
Когда меня освободят,
бубенчиком потренькав, –
и, не сомкнув кровящий зад,
рачком, на четвереньках
я уползу, и где-то там,
среди репьёв и дрока
его воздену к небесам,
как плачущее око.
Всю кровь, что льётся из меня,
я придержу и – брызну
струёй горячей, и земля
завоет, правя тризну,
и вся в испуге закричит
великая столица...
И эта мысль во мне торчит
и не даёт свалиться.
СИДЯЩИЙ НА ОБОЧИНЕ
Куда идут они идут кто голову задрав кто тяжко
переступая деревяшкой – направо на закат идут
идут как странички в Египет несут котомки соль супы...
Меня землёю здесь засыплет я стану холмиком слепым.
За солнцем или в ночь скорее – они идут идут идут
и жизни дряхлые несут в ста поколеньях не старея
идут, присев бельё развесят. А тут октябрь долгий месяц
с ветрами, мёртвым говорком. Я стану бурым бугорком.
Пот на глазах и дождь за ворот и снег на шапках но идут
идут, как будто их ведут какой-то древний строить город,
а я налево на восток взгляну украдкой в одиночку
в ничтожность превращённый, в кочку –
я жду тебя, тая восторг.
Вот поравнялась – потянулась, вся нависая, за цветком.
ступив на кочку поскользнулась, проткнув мне щёку каблучком –
тут я вскочу с лицом кровавым: я знал! я ждал года, века...
И мы пойдём за всей оравой, скрыв отпечаток каблука.
И будет сказкою для нас как люблю тебя сейчас.
СИДЯЩАЯ НА ПРОВОДАХ
– Сколько лет тебе, крылатая?
– Триста тридцать, тридцать три,
три с приманкою треклятою, что склевали кукари.
– Долго ль ждать тебя, любимая?
– Шесть десятых тысяч вольт
с краю веточки рябиновой над землёй где вой да гвалт.
– Кем явлюсь тебе, далёкая?
– Перейдя природу вброд –
нежным Он, мужской морокою.
Я тебе – наоборот.
СИДЯЩИЙ В КРЕСЛЕ
Он спит, подняв лицо в окно.
Там тихо, за окном, цветно:
гора, и слева мол
за причалами.
Сон по щекам его течёт,
дрожа, как рябь... Но что за чёрт,
куда вдруг делось море
с песчаными...
Потом приснился лес ему.
Я это знаю потому,
что вдруг не стало леса
нагорного.
Я в комнате его, в углу.
А с неба синего во мглу
уходит солнце – в чрево сна
чёрного.
Глаза, пустые как стакан...
Кусая крылья, к нам баклан
влетел, вошёл в башку ему,
гнусному.
Сейчас, сейчас-сейчас я приснюсь ему.
Лето, 1974