Ироническая фантазия.
Часть 2. Кумачовый презент.
Начало здесь: http://stihi.ru/2017/11/03/4928
- Ирка, ну что ты нудишь? - отец рывком сел на кровати, отбросил пододеяльник – пью я эти таблетки, не пью, а результат однофигственный – никакого!
Они сидели в двухместной больничной палате инфекционки. «Сокамерник», семимильными шагами спешащий к выздоровлению, был отпущен на побывку – домой на выходные.
Ирина смотрела на «камень преткновения» - отцовскую правую ногу, не поддающуюся излечению вторую неделю. Отец тоже взирал на объект спора с нескрываемым удивлением.
Нога вполне зачетная, так могла бы определить ее внешний вид внучка Катерина-Котик на своем молодежном наречии. Плюс дедовы шестьдесят с коротеньким хвостиком, минус невесть откуда взявшееся рожистое воспаление и пожалуйста – Пушкинский вердикт: «найдется ли в России целой хоть пара стройных (следующее слово опустим, не в тему) ног»? Если не найдется, милости просим к носителю ножной мужской стройности и красоты – Валентину Я. Федоровскому собственной персоной.
Бессменный балагур и насмешник, вечный оптимист и заводила, выдумщик и фантазер в стенах больничной палаты сдулся проколотым воздушным шариком, обесцветился, потускнел.
Нет запала ни для коронной подначки супруги-училки, русички-литераторши: она его за ноги полюбила, ни для полного самолюбования и самоиронии сравнения себя с дочкиным котом Пен Чен Иром - колоссы на удлиненных ногах.
А ведь и правда, есть что-то общее – хищное, притягательное, стопроцентно самцовое у этой парочки обладателей довольно объемистых торсов, устроенных на высоких ногах бегунов-прыгунов-нарушителей устоев и спокойствия.
Но отец и дочь сейчас не предавались ностальгии по запущенной, забытой из-за болезни привычной смехотерапии. Хотя она и была бы кстати в затянувшейся череде неурядиц и болячек, стартовавших после аварийного пенсионного катапультирования (еще один образчик отцовской самоиронии).
Оба не отводили глаз от красного шерстяного платка, туго обмотанного вокруг отцовской голени. Под ним явственно очерчивалась и бугрилась неведомая взору субстанция.
Откуда он здесь, в палате, пеленающий больную ногу? Ведь вчера вечером Ирина собственноручно накрыла этим платком корзину с вязанием, пресекая попытки досужего кошачьего контролера, строго надзиравшего за ходом вязального процесса: и обещанной во времена оны кошечки Шафран, и всего семейного недовяза в целом.
Откуда взялось странное подплатковое содержимое, если отец удивлен открывшейся «картинкой с выставки» не меньше нее, а скорее, больше?
Отец иронично хмыкнул, чем здорово разрядил обстановку – натура записного юмориста взяла верх, что дочь и приободрило, и порадовало, выдал:
- Преступный сговор! Преступили порог палаты, воспользовались тихим часом и богатырским сном подопытного и… То-то я смекаю теперь, отчего в пятницу утром на обходе Сан-Шалтай-Уболтаевич рассуждал: стандартное лечение не дает ожидаемого результата, медицина медициной, но не мешало бы от противного пойти, вплоть до знахарства. И вот оно противное – рядом! Что вы там навертели на мою многострадальную ногу?!
Ирина слушала этот обрушившийся полушутливый, полуязвительный монолог со смешанным чувством. С одной стороны, отлично, что отец хотя бы на время стал самим собой, вышел из болезненного ступора, заторможенности, грозившей сродниться, сжиться, выселив на задворки хронический отцовский оптимизм. С другой – неисповедимы и чудны дела твои, о, лечащий доктор Александр Шалвович!
Кем он только не побывал за две больничные недели, этот доктор! И Сан-Булатом Кинжаловичем, когда назначил болючие антибиотики в сопровождении «эстонских» каждодневных капельниц, после которых только и думалось о побеге в места уединения с литерой «М» на двери. И Сан-Халвовичем, когда разрешил-таки выкуривать не больше двух сигарет в день – утреннюю и вечернюю, вместо первоначального строжайшего запрета. И, конечно же, Сан-Шамановичем, после намеков о пользе нетрадиционной медицины.
- Пап, да я… да мы… Он только телефон дал своей однокурсницы. Она от традиционной практики ушла в гомеопатию, сейчас же еще дальше отправилась - заговорами пытается помогать, прабабка ей передала секреты, что ли. Только меня не приняли, ее помощник отказал – сама сейчас болеет, энергетика на нуле - частила Ирина, силясь понять, откуда же дровишки, чьих загадочных рук этот новодел.
Отец вторично хмыкнул, теперь скорее недоверчиво, чем насмешливо. Принялся разматывать кумачовый презент.
- А еще я у Лены Пенцевой попросила телефон одной знахарки. Ее мужа от спиртного просто в считанные дни отвадила.
- Вон что! Не поддается нога лечению, так вообще отвадим от нее предка? Координальненько так!
Отцовский сарказм рос и обнадеживал – не все еще потеряно в инфекционном -«фикционном» королевстве.
- Ленка твоя сама шарлатанка, каких поискать, к бабке ходить не нужно, можно ею и ограничиться…, - пыхтел отец, справлявшийся с туго затянутым узелком платка, – вот черти, ну и завязали же!
- Дай помогу! – Ирина придвинулась вплотную, узел поддаваться не спешил, - Она и правда врушка, укатила в Крым, обещание забыла, телефон вне зоны доступа, а …
В ту же секунду мобильник будто бы подбросило над тумбочкой, он зазвонил, полилась мелодия, необитающая в его фонотеке. Мобильник наигрывал Магомаевское «О, море, море!».
- Пап, слушай, мистика какая-то, Ленка-потеряшка звонит, - искренне удивлялась Ирина, схватив телефон.
Отец хмыкнул в третий раз, продолжая возню с треклятым узелком. Ирина, отвернувшись, приняла звонок.
В трубке слышалось шуршание вперемешку с бормотанием. Похоже, шум морской волны, перекатывающей береговую гальку с вклинивавшимися посторонними переговорами. Потом звуки сменились свистом ветра и гортанной чаячьей перебранкой.
Трубка беззастенчиво транслировала море, только Ленкин торопливый говорок в ней отсутствовал. Извинений в забывчивости Ирина от нее не ожидала - не из того теста ее давняя подруга. Приветов из южного лета, с теплом и улыбашками, тоже – Ленка конкретна до мозга костей, прагматична и всегда берет быка прямо за рога, какими бы они не были.
Наконец трубка расщедрилась, но вместо подружкиного черноземного гэканья, которое она так и не изжила за годы городской жизни, разразилась густым басовитым: «Лови СМС!» И голос этот почему-то напомнил Ирине рык ее собственного кота, когда тот особенно недоволен и раздражен. Озверинчику приняв, так в эти минуты пошучивали в семье. Даже «М» прозвучало похожим на «мяу» - СМяуС.
Устав удивляться, Ирина кинулась к пришедшему тотчас же сообщению. В нем красовался номер телефона на пару с кокетливым: «С Судакским приветом!»
- Со звездакским, - недовольно прокомментировала Ирина приморские Ленкины выкрутасы. Как бы там ни было, а заветный телефон получен, три года обещанного ждать не пришлось!
Радостно размахивая мобильником, она повернулась к отцу, защебетала:
- Папуля, дело на мази! Пенцева скинула телефон…
Не договорив, осеклась. Недоумение ширилось, набирая неожиданные обороты.
Родитель выпутался из кумачовых уз по-хитрому – стянул платок с ноги вместе с «начинкой». Не мужское это дело – в узлах ковыряться!
На коже, остававшейся воспаленной, покрасневшей, отпечаталась четкая сеточка, похожая на листовые жилки. На простыню и пододеяльник высыпался меловой порошок с темными включениями, похожими на остатки то ли сгоревшей, то ли истертой в прах травы. Платок валялся на полу у кровати поверженным пришельцем, вернее, его использованным коконом.
Чужой отдыхает!
Кумачовый презент поражал неожиданным и странным сочетанием: толченый мел с почерневшими останками листьев лопуха, будто бы истлевших до основания – сети жилок на листовых пластинах.
Позабыв хмыкнуть в очередной раз (Бог троицу любит), отец раздумчиво протянул:
- Узнаю, узнаю дело эксулап твоих, Сан-Шах и Матович, единственный и неподражаемый! Это ж надо такое придумать!
А сам косился на дочь – изучал ответную реакцию.
Реакция получилась красноречивее некуда – Ирина терялась в догадках не меньше отца. И он понимал, что соучастницей деяний новатора доктора она вряд ли была.
- А знаешь, Ируся, становится легче, значительно легче! Жар и пульсация уходит, нога больше не горит огнем, только легкое чувство распирания. Вот без брехни, легче!
- Я рада, папа, очень-очень рада! Но… сама в ступоре. Ни я, ни Шалвович, уверена, к целебному кокону рук не прикладывали.
- Не скажи! – возразил отец оживленно, точно в самом деле приблизился к раскрытию заговора,
- Шалвович – врач от Бога, по призванию, ему сейчас непонятно, почему лечение буксует. Он же этих рожистых собак не одну свору съел! Вот и пробует всякие заковыристые чудеса, может ему эта ведунья-однокурсница и присоветовала.
- Нет, папка, он бы сразу сказал, что будет лопухи с мелом пробовать! – Ирина покосилась на чудотворный платок.
- Тогда другой вариант, - отец раззадорился в поисках ответа и фонтанировал догадками, - это Людмилка, наша мамуля-соучастница. Лопухи с дачи, прямо вижу воочию, как она их выдирает, посочнее выбирает, покрупнее. Как мел толчет. Потом приезжает ближе к полудню проведать супружника, а ему уже уколов нашыряли, капельницу влили… я тебе говорил, что в капельницы, как пить дать, снотворное подмешано? Я ж не только в сортире после них прописан, сплю потом почище сурка! Думал, чтобы меньше ходил, ногу не напрягать. Приехала, развела ля-ля тополя, все меня пичкала салатом и фруктами, дескать, полегче еда нужна. Дождалась, когда капельница сморит, и навязала ведьмачьих припасов полную ногу. Сговорились они!
Отец смачно захохотал, довольный, что умело и ловко распутал «дело врачей» и их пособников. Ирина пыталась возражать, чувствуя – мама непричастна к произошедшему. Как и лечащий врач, как и она сама. Кто же тогда, кто?
- Ладно, Ира, это тайное быстро станет явным, - подвел черту отец, обнимая Ирину за плечи, - что там у тебя есть съестного? Я же не цыпа-задрыпа – листочки салатные поклевывать да черешенкой довольствоваться, какой ни есть, болезный, а все же – мужик! Корми батьку, дочка, на поправку пошел!
Продолжение следует, как только, так сразу. Но бывает, тоже поддается сглазу.