ОСТАФЬЕВО
* * *
Смолкли плач и ветер Болдина
и на похоронах.
Понедельник. Лёгкий полдень
на Остафьевских прудах.
Тих ведомый Петей Вяземским
трёх лодок хоровод.
Опрокинутые вязы
окаймляют лоно вод.
Облака шумят ветрилами,
плывут издалека.
Смерти нет. И всё как было:
небо, воды, облака.
Ах…
– Князь,а где же пунш да lady?
…Отлетели… Отошли…
Тянет шею чёрный лебедь
к Леде,в небо ль к Натали...
* * *
– Александр, выйди в сад!..
Тёмный вечер. Свищут птицы.
Может, он людей боится?
Отвожу в сторонку взгляд.
Со стволом пытаюсь слиться.
Нет меня! А то синицы
Окликают рай и ад:
– Александр, выйди ж в сад!..
Над прудами звездопад.
Ночь тревожная. Не спится.
Вдруг случится небылица –
Александр выйдет в сад?
– Александр, выйди в сад!..
Мимолётная зарница,
озарив, как озорница,
убегает в ночь назад.
Ночь несбывшихся услад.
Как могло бы сердце биться!
Танцевать! Вина напиться!
Вдруг прочесть зовущий взгляд:
– Александр, выйди в сад!..
Млечный Путь вдали клубится.
Серебром в саду пылится
чей-то призрачный наряд.
Так, должно быть, ищут клад.
Что-то чудится и мнится.
Ночь туманится и длится.
Звёзды меркнут, но висят.
Слёзы горечи блестят…
Не свидавшись – распроститься?
Может, Богу помолиться:
– Александр, выйди в сад!..
* * *
Не зови, не искушай, оставь его,
он сюда вовеки не придёт.
Зелень. Зона отдыха. Остафьево.
Тень стволов вокруг вечерних вод.
Не зови, оставь, не искушай его –
роковой свершился приговор:
что-то навсегда ненарушаемо
с тех времён до наших самых пор.
Что-то искушающе-тревожное
в этих сумерках – как неизвестный путь...
Невозможно, чтобы невозможное
не случилось здесь когда-нибудь.
ДУЭЛЬ1
Я вижу длинный стол
посереди снегов,
гостей, сочти, на сто
питья и пирогов.
Я вижу с двух боков
смертельных двух врагов
сроднённых, как родством, –
и пистолетный ствол.
Сижу с набитым ртом
среди жующих ртов
и сумрака снегов.
И тайный тихий стон
срезает шум веков –
так обрывают сон.
_________
1.Дрёма на скамье в саду усадьбы Остафьево, июнь 1971 г.
Н.А.НЕКРАСОВ
Покосы.
Просеки.
Дрова.
Воздушный шар земного мира –
зеленоокого эфира расколотая голова.
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ
Он не чуял,но вскоре почуял страну
всем собою, отбитою почкой,
но один на один, нет, один на одну
вновь поднялся, жидком-одиночкой.
И надолго забыли его – одного
всем гуртом, всей страной почечуев,
где в поэты назначен был вместо него
унавоженный почвенник Чуев.
Ноябрь 2014
БОРИС ПАСТЕРНАК
Когда взлетят сады
и первые улитки,
как пару струн, следы
протянут до калитки,
и семьдесят огней
раскрылись и повисли, –
таращит бельма пней
необратимость жизни.
Как людно на дворе –
наташка,грач,черешня,
и все на ноту Ре
настроены, конечно.
Послушайте: поют!
Поют – но всех их скоро
отсюда уведут
два тихих дирижёра.
Висит над грушей рай,
дрожит, вбирает крышу,
одни спустились в май,
а те из детской вышли,
но кто здесь умирал,
а кто недавно зачат?
И дышит минерал,
и сад по саду плачет.
ABENDGESELLSCHAFT
…как эти края опостылели!
– Прошу! – и хозяйка движеньем руки
гостей приглашает в гостиную.
Тяжёлые лампы гудят, как шмели,
тяжёлые шторы топорщатся.
Она возвратилась из дальней земли,
Айседора-танцовщица.
Всё мечется, всё играет судьбой,
безудержная гордячка,
опять,говорят,привезла с собой
какого-то неудачника.
Букеты. Букеты. Друзья. Дельцы.
Она поясняет близким:
– Поэт-анималист. Нрав овцы.
Ни слова по-английски.
Украдкой заглядывают за плечо.
Недоумевают. Смотрят ещё –
там нет никого, в гостиной!
…Как эти края опостылели.
Убогая светится в окнах Луна.
Пейзажик мансардами вытесан.
Он смотрит. Уходит. И в далях окна
себе за гумном где-то видится…
Танцорша.Горячая голова.
Шуршала знамёнами, блузками.
Была гениальна.Была неправа…
Но это дела уже русские.
Донецк, 1962
АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ
СТРОФЫ
1.
Река и поле за рекою живой колышущейся ржи
уходят к далям, беспокоя небесной сини рубежи.
Их бытие за горизонтом угадывается чутьём,
как будто пламя или звон там, или окликнет мать с дитём.
Не увидать из-под ладони тот край с несгинувшим жнивьём,
для нас уже потусторонний, но там трепещущий живьём.
И лишь пыльца с волны, да камни, да золотые облака
нам говорят о жизни дальней, летящей к нам издалека.
2.
Не торопитесь. Время терпит.
Ещё не вызрел тот гранит,
что с молоточком лёгкий серпик
под письменами разроднит.
Ещё во мгле зернистый камень
свой ожидает звёздный час,
а то, что сверху, под руками –
не по нему и не для нас.
Геологическим процессом
здесь подобает мерить срок,
чтоб временем земным, как прессом,
отжалась жизнь в прожилках строк.
Чтоб чистым от подземных плевел
он сам поднялся бы из недр
на лёгкий луг, где красный клевер
и ветер,и славянский в;тръ.
НАЗЫМ ХИКМЕТ
Звёзды разговаривают, это, в общем,известно.
Выйдут и переговариваются – по видеонаушникам.
О звёздных своих делах.О знойных своих невестах.
О звонких своих государствах, если что в них нарушено.
Так стоят и гутарят. А под утро немеют...
Я голос звёзд понимаю, и смысл их мерцанья прост.
Только вот не могу, и других научить не умею
Жить по образу звёзд, говорить языком звёзд.
А чем занимаются звёзды поутру, когда отзвенели?
Кочуют ли,умирают ли – и как их хоронят тогда?
Должно быть, как моряков,их опускают на Землю,
И в каждом глубоком колодце поселяется звезда.
Смоленск, 1964
МАРТИРОС САРЬЯН
Солнечный... И даже ночью
солнечные человечки
надо лбом его хлопочут,
в сон спускаясь, словно в речку.
А в реке стоят опоры
мировых мостов – лучи,
холодна вода,в которой
стадо рыжее мычит.
Залит солнцем луг ковровый.
Пастуха забравши в круг,
под дуду идут коровы
в мир, изогнутый как лук.
Молоком несёт и ладаном.
Кружит небо не спеша,
и коровы каждым атомом
слушают свой грузный шаг.
Праздник свой природа празднует,
полукружье гор молчит…
Ах, да здравствует,да здравствует
сон,сверкающий в ночи!
1978
ПАВЕЛ КОГАН
Так умирает поэт. Так жить продолжает поэт,
пулей пробитый, в свои двадцать каких-то лет.
Стаи грустят. Ночь. Ах, Пашка,ах,мальчик мой,
какая трава закипает теперь над твоей головой?
Я знаю, бессмертье – чушь, выдумка мудрецов.
Бессмертие душ досталось нам от праотцов.
Значит – умри и встань,и пройдись у меня под окном,
эту волшебную ночь мы вместе переживём.
Звёздная россыпь в небе.Как загороды тихи!
Поговорим о девушках, почитаем свои стихи.
Прислушаемся:с юга режущих крыльев свист –
птицы свой вечный курс держат на Новороссийск...
Михайловка – Чимишлия, весна 1961
МЕЖЕЛАЙТИС
На пир безумцев я был приглашён,
где пирующие поедали
раскалённые камни, и пили огненное вино,
и лихо отплясывали трепака
каменноугольной эры, –
и покинул я пир сей, не выпив и не поев.
(Из поэмы Эдуардаса "12-ый источник" в переводе Л.Б)
АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Минёр, вы плачете?
Раздуло губы –
парус на мачте,
полёт над глубью.
На веках – отблески дворцовых факелов
и факел фатума в поэтодавке – но
Автопортрет и фон: Нью-Йорк вселенский...
Да что ж Вы плачетесь,Вознесенский?
И взлётный выгиб - полёт бровей...
Скворец? Гусь лапчатый? Соловей?
Донецк 1962
КИРИЛЛ КОВАЛЬДЖИ
Как важно, друг, на что ты взглянешь
вокруг себя в последний раз
пред тем,как вовсе перестанешь
смотреть и жить, в недобрый час
пускаясь в путь по всем небесным
или подпочвенным кругам
ядрёным или бестелесным
вселенским геном – по рукам,
как говорится,и ногам
спелёнутый небытием, – воскресным
преджизни зудом пополам.
АДАМ ШОГЕНЦУКОВ
Ошхамахо лунный конус
ослепил глаза до слёз.
Над планетой сеет космос
зёрна жизни,зерна звёзд.
Снег белеет в горных складках.
Спят селенья до утра.
На капустных лунных грядках
тихо зреет детвора.
Нальчик, 1978 – Акко,1995
ДМИТРИЙ НАДЕЖДИН
В нашем городе бродит испанский король
в жёлтом свете и с томиком Лопе де Вега,
отражённый в сентябрьских лужах герой
и в разливах витрин неизбывного века.
Что-то часто Толедо снегами шумит,
репродуктор над площадью – пройда из сказки,
смех, девчонки, шубёнки, – а сердце щемит
перед общей бедой… А король-то – испанский.
Покрывается льдом старый порт под горой,
полыхают закатом сугробов громады,
ах, испанский король, что ж, испанский король,
ты опять без soldados твоих и Армады?
Донецк, 1962
ЕЛЕНА ЮДКОВСКАЯ
Какие сны поэтам снятся?..
Восход и море.
Поэты смотрят вдаль – и злятся
себе на горе.
Земля спросонок играет с тиграми
и Тигром льётся
и поворачивается всеми фибрами
и боком - к солнцу.
Восходы вечны,а звёзды меркнут и вовсе тают.
Поэт глядится в зарю,как в зеркало, и чует, знает:
Судьба - индейка,и сколь не пыжься - съестная птица...
Проснись Елена. Небось,творишь там? А мне не спится...
Донецк, 1962
ВАЛЕНТИН ХОВЕНКО
ЗА ПИВОМ
Морское дно или дно людское,
кают-компания, где ни души,
и лишь колышутся, повиснув стоя,
как будто водоросли, алкаши,
и в полуфлоре и полуфауне
ты, наглотавшись гнилой бурды,
уже вздуваясь,увидишь фавна
с дудой, манящей в чужие,явно
не краснопресненские сады...
Москва, 1975
АЛЕКСЕЙ ПАРЩИКОВ
Ты тихо вышел из игры и спрыгнул с поезда,
ушёл в далёкие миры в обличье аиста
и там сменил свой вид у вод на кромке Сириуса,
и озираешься, удод с лицом Озириса.
Ещё ты финистом взойдёшь – и лик твой солнечный
осветит мир. И звёздный дождь увидим полночью,
когда – искрящийся петух между тетерями –
проклюнется твой земный дух в чужой материи.
Жар-птахом станешь и зари клювастым сварщиком,
а я скажу: Ну не дури, ты ж Лёша Парщиков.
Акко, 4 апреля 2009
~~~
BRANIBOR
(fuer Dorotea Greve)
Ночь на Wannsee. Первый Бранденбургский концерт.
Чайки белые
Вспорхнувший конверт
четырёх измерений – пространства и надмирной любви.
Доротея. На Вы.
Схема Древа Познания,пОстук ветвей без листвы.
Рай сожжённый?
Gott sei Dank – не кацет.
Бранденбургский Первый концерт.
Луна, ветер то слева,то справа
и всегдашняя парочка:
Одэм и Хава.
АЛЛИЛУЙЯ!
GLORIА!
СЛАВА!
Доротея,
родословное древо черно твоё,но уж так предрекалось,
чтоб и след светозарный остался от вас
в надпланетных семи небесах –
этот Первый Концерт, крик германской души –
в Браниборских лесах
забудившейся феи.
Эротея.
Европа.
Wannsee.
~~~
ГРИГОРЕ ХАДЖИУ
У ВИННОЙ БОЧКИ
Памяти Григора
Где ты, слышь ты, Григоре?
Я приехал,а тебя не застать
ни в Бухаресте,ни в Клуже,ни в Констанце;должно быть
маханул ты в какое село,
потому что любил ты,я знаю,деревья и землю.
Но в какое — мне никто тут не может сказать.
Ты, конечно,не слишком задержишься там —
возвратишься
с первым осенним дождём или,ладно,со стаей
диких гусей по весне,или малость позднее,
к началу
новой какой-нибудь эры
геологической — но ведь я, как всегда,
здесь наскоком,
мне обратно в Москвушку в четверг…
Вот и сумерки пали,
что ж,условимся раз на века: место встречи —
здесь у бочки у этой,у старика…
Старикан
наливает терновой стакан
из карафа под мшистую амфору
— Tot binele,Leule… Пью в твою честь…
Ну и всё же! Где нынче в мирозданье-то этом, Григоре,
ты есть? —
кровь во мне закипает,
сердце стук свой сменило на крик.
а старик,
на вопрос мой с чего это водка вдруг - а не наше вино,
мой взгляд избегает,
не торопится отвечать,
а потом, помолчавши:
— Дак ты ж сам должон знать…
Самоперевод с румынского:Л.Б,1985.