Это море под ногой и рукотворно,
не завитая с барашками валторна,
не подъем и спуск, с шуршащей галькой, низом,
продуваемые всласть соленым бризом;
не балтийский блеск варенья из черники,
с ветром в дюнах, словно крылья древней Ники,
и не то, чей южный берег сплошь пампасов,
повторяет, как писал его Айвазов.
Это море в сером, пепельном, неброском,
только под дождем бликует свежим лоском,
с островами – словно прозелень мохито;
тонкий лист, что в мае тоньше малахита.
Это море скудно, и волна в щербинах,
в крупных вмятинах, а осенью - в рябинах;
то подъемы, то покаты – низкий рейтинг,
и тяжелые фрегаты - сплошь на рейде.
Каблуки в него вбивает записная,
здесь паркуются, пространство вытесняя,
бьют кроссовки, оставляет след протектор,
но в знакомый порт направлен его вектор.
Что-то белое набросив на поверхность,
тополиный сохраняет ему верность.