Александр Еременко

Елена Данченко
Не так много лет назад я перевела его стихи на нидерландский язык.Всего несколько стихотворений. И одно - на английский. Он об этом, скорее всего, не узнал. Не уверена, что он знал также, что его стихи переводили голландские слависты и они опубликованы в разных антологиях в Нидерландах. Здесь, откуда я пишу эти строки, он - известный русский поэт.
Мы входили в одну компанию, собирались на Аэропорте, а именно на Шебашевском переулке, у Натальи Исааковны Беккерман, у Исакия, как мы говорили тогда.
Слишком многих нет больше, они теперь собираются в другом месте, куда мы непременно попадем и соберемся снова, в полном составе. С Аэропорта ушли: Наталья Исааковна, её верный пес Джой, Саша Смирнов, Юра Шапкин, Ирочка Хролова, моя подруга, ее муж Лёша Машевич, Наташа Зайцева - еще одна моя подруга, Алеша Дрыгас, Толя Богатых, Толя Устьянцев, Игорь Меламед. Проще перечислить тех, кто остался на этом самом переулке, хоть и виртуально, потому что квартира Натальи Беккерман давно продана родственниками.
К ушедшим только что подошел Саша Еременко. В это трудно поверить, настолько он был крепок телом и духом.
Еще одна невосполнимая потеря…
Сашу я знала не очень хорошо. В компанию он приходил не часто, а там больше молчал и пил. Или просто молчал.
Как-то несколько человек из наших, и я с Наташей Зайцевой забрели на Чистые пруды в особняк, в котором жили Саша, Сашина жена Галя Рыбакова и их сын Егор.  Помню большую квартиру и дружеское застолье. Наташа Зайцева была уставшей и заснула прямо на кухне. Помню, Саша встал, принес откуда-то плед и бережно укрыл Наташу. Такой теплый дружеский жест заботы…
Помню один свой блиц-роман, неудачный и стремительно закончившийся ничем. Кое-кто осуждал того парня, а справедливый Саша Ерёменко сказал: «так легла карта» и это был самый мудрый комментарий в той ситуации. Никто ни в чем виноват, в сущности, не был.
Саша был на самом деле мудр («Я добрый, красивый, хороший и мудрый я, словно змея») и в самой его  внешности было что-то восточное и философское. И он был прост в общении, без зазнайства, слишком прост для той высоты, которую при жизни мало кому их поэтов удаётся взять. Саша взял - талантом, щедро отпущенным сверху по разнарядке, техника и схема которой нам не ведомы, и при жизни стал классиком. В веке двадцатом – классиком 21 века.
Однажды я взяла у друзей его домашний телефон, напросилась в гости и попросила его написать мне рекомендацию в Союз писателей Москвы, куда были приняты мои друзья-товарищи. Саша написал несколько строк. О том, что я хороший человек, а хороших в Союзе писателей должно быть больше. За «хорошесть», вероятно, меня и  приняли, хотя я предоставила рукописи стихов и первую свою книжечку.
Саша жил тогда в большой комнате в коммуналке, в центре города. Он предложил мне чаю и начал рассказывать про…американскую тюрьму. Как они с поэтессой Леной Шерстобитовой туда попали на выступление. Американские зэки встретили их с восторгом и подарили им скульптуры, сделанные из хлеба и молока. Те скульптурки он бережно хранил и  показал их мне. Где они сейчас?
Мы не знаем даже где сейчас сам Саша. Думается, он попал к своим, и все они собираются на той самой кухне, и это будет продолжаться вечно.