К нам в какой-то из дней приезжал чародей.
"Прохиндей? Лицедей?" "Приходи, обалдей"!
Как под дуб желудей, сбилось тут же людей,
И прожектор светил как-то ярко...
Весь посёлок тогда устремился сюда,
Чудеса, таки да? Или всё ерунда?
Был смотритель суда и учитель труда,
Даже конюх пришёл. И доярка.
"Он не Мастер теней? Вы не знаете, не"?
В темно-красном пятне на бетонной стене
Мы в стесненьи читаем о нём, Сатане,
Изучая с тисненьем афишу:
"Не играющий роль гипнотизма король!
Позабудь свою боль! Отложи алкоголь!
Приходи на гастроль – потеряешь контроль!
Ты нуждаешься в этом, я вижу!"
Чем еще нам, плебеям, друг друга занять?
Здесь мы сами себе и прислуга, и знать,
Каждый день, хоть убей, то супруга, то зять,
Этот морок циклически вечен.
В тесном актовом зале в подвале ДК
Мы сидели, не знали, и ждали пока,
Волновались слегка, мол, какого пинка
Нам отвесит "магический" вечер.
В канонаде кошмарных чумных катапульт,
Появился тумане мерцающий пульт,
И за ним Чародей, как магический культ,
Как нейронный Нерон – или Сталин.
Чародей из-под рясы рукою потряс,
Протаранил пространство тантрический транс,
Стробоскопы и танцы сферических трасс
И огней фейерверком блистали.
Он открыл чемодан. "Добрый вечер, мадам,
И месье, вы в Париже, в Bistro Notre Dam,
Я открoю Сезам, я Содом вам создам,
Отворю вам окошечко рая!
Кокаин героиням, шансон как фасон,
Здесь масон и гарсон смотрят сон в унисон,
И дозволено всё для достойных персон,
Что живут, бесконечно играя"!
И завёлся мотор, разогнался задор,
И прорвался затор, как завеса из штор
Поднялась, и проснулся, как на море шторм,
Дионис без конца и начала:
Из махорки табачник крутил косяки,
Пекарь сыпал из пачки дорожки муки,
А кассирша сняла башмаки и чулки
И на чистом французском кричала:
"Я Венера в манере Manet и Monet;
Меня манят моменты метанья монет,
Я пляшу менуэт, исполняя минет,
Расстреляйте меня, купидоны"!
Трактористы ходили в чём мать родила
И втирали машинное масло в тела;
А доярка доила козла и осла,
Подставляя под струйку бидоны.
Между ними снуя, ковыляла швея;
На карачках, кобылкой, на шее – шлея;
А верхом ехал я!..
***
Нет, конечно не я.
Я – в сторонке читаю Спинозу.
Отрицающий кайф, заколдованный Кай,
Я заглавное “i”, созерцающий eye,
Наблюдал этот ад в маркировке под рай,
Неподвластен любому гипнозу.
Скалолаз-ловелас – я теперь седовлас,
Я инертен как газ, я сплошной плексиглас,
Я всевидящий глаз, и неслышный мой глас
Тишиной всё пространство заполнил.
Испарился дурман, рассосался туман,
Я сидел на холме, на Горе от ума,
А народ разошелся к себе по домам,
И никто.
Ничего.
Не запомнил.
***
От рожденья в гнезде – до седин в бороде,
Что ни день, то мы здесь, в колее, в борозде,
Как в узде все в езде к эфемерной звезде,
И везде — то нужда, то заноза.
Это всё наяву? Или может во сне?
Всё как будто во мне, но при этом вовне...
И в глухой тишине вдруг подумалось мне:
Я единственный – жертва гипноза.
***
Я хожу в синеве по рассветной траве,
Как в чудном веществе, растворён в волшебстве,
Безмечтанный мечтатель в своей голове,
И, как пёс, одиночество лижет
Мне лицо... Где-то там (напрягаю глаза),
Волоча чемодан, покидая наш зал,
Чародей, ускользая, спешит на вокзал,
Становясь мне понятней и ближе.