Извечное соглядатайство
Эссе
Странная это штука – зеркало: рама как
у обыкновенной картины, а между тем в
ней можно увидеть сотни различных
картин, причём очень живых и
мгновенно исчезающих навеки.
Г. Честертон
В зеркало смотрим не только мы.
Оттуда смотрят на нас.
Н. Солнцева
Зеркала и совокупление отвратительны,
ибо умножают количество людей.
Х. Борхес
Мужчины смотрятся в зеркала,
женщины ищут в зеркалах себя.
Э. Меламед
Я зеркало поставлю перед вами,
Где вы себя увидите насквозь…
В. Шекспир
Человек издавна живёт в мире отражений. И насыщенность его жизни отражениями только нарастает, что превращает окружающий его мир в нечто фантасмагоричное. Не об этом ли свидетельствует образ современного города, созданный Андреем Макаревичем в песне «Хрустальный город»?
<…> Я прошёл по людным улицам,
Был город полон отражений,
Они брели за мной, как тени,
И молча слушали меня.
Когда я просто улыбался,
То улыбался мне весь город,
И если я кивал кому-то,
То все кивали мне в ответ.
И иногда казалось мне, что город жив,
И что вокруг миллион людей,
И вновь никак не мог поверить я,
Что я один, и что вокруг лишь зеркала...
И хочется совершить исторически неправильную инверсию. А именно: это не свойство отдельных природных поверхностей копировать внешние к ним объекты привело человека к мысли о возможности создания такой поверхности, что и стало причиной появления зеркал. Именно зеркало, смею утверждать, наградило способностью отражать водные глади. Об этом и повествует сказка, написанная мною под влиянием данного соображения.
Зеркало
Сказка не только для детей
Люди хотят, чтобы их окружали только
зеркала. Чтобы отражать и отражаться.
Айн Рэнд
В одном доме тихо жило-было большое овальное зеркало. Жить для него - означало висеть на стене в коридоре. Вернее, висела рама, в которую зеркало было вправлено. Рама была тяжёлая и украшенная затейливой зеленоватой мозаикой.
Основным занятием зеркала было отражение всего, что оказывалось перед ним. Например, лиц, которые, вглядываясь в себя, пытались тут же внести необходимые изменения в свою внешность и уходили, довольные увиденным отражением. Часто подбегала девочка с двумя косичками на худеньких плечиках. Она строила в зеркало гримасы и убегала, показав напоследок язык неизвестно кому.
Но постоянно в зеркале отражалась старая потемневшая картина, писанная маслом. На картине, висевшей на противоположной стене, было изображение древнего загадочного, почти сказочного замка, затерянного в заоблачных высотах закарпатских гор. Казалось, что ещё чуть-чуть, и какой-то запоздалый путник постучится в дубовые двери, обитые железом, и зажгутся огни в тёмных окнах мрачного строения, звякнут запоры и засовы,…и начнётся страшная история про одинокого странника и приведение, ждущее здесь свою случайную жертву.
Зеркало сочинило много таких жутких историй. Но никому их не рассказывало. Не дело зеркалу рассказывать побасенки, даже если они и захватывающе интересны. Его дело отражать! И зеркало любило этим заниматься. Но суть в том, что всё, что оно могло отражать, были только несколько знакомых лиц, физиономия дурашливой девочки и этот замок с его ужасами, придуманными самим зеркалом. И всё! Больше ничего!
Правда, в нём иногда, но очень редко, случайно отражались какие-то фрагменты неба, дома, дерева. Эти изображения долетали до него из далёкого окна только в солнечную и ясную погоду, и если были раздвинуты узорчатые занавески. Но благодаря такой редкой возможности, зеркало узнало, что существует огромный мир, красивый и интересный. И оно часто хотело оказаться в этом мире и отразить его весь в себе, чтобы и люди, и эта озорная девчушка, вглядываясь в зеркало, одновременно со своим отражением видели этот неповторимый мир и были зачарованы им.
Об этом она часто говорила с маленьким зеркальцем, что лежало в замшевой сумочке, которую иногда забывали на полке под тяжёлой рамой зеркала. И та неоднократно подтверждала, что этот мир велик и разнообразен. Ведь маленькое зеркальце часто брали с собой и открывали в самых разных местах, чтобы навести порядок на своём лице. И тогда в нём отражались корзины цветов в киосках и озорные зайчата в зоопарке, великолепные особняки и морской залив, зелень лесов и зигзаги тропинок на лугах, зубчатые вершины гор и причудливые облака на лазоревом небе рано утром, на зорьке.
Однажды, во время одной такой беседы, маленькое зеркальце из замшевой сумки сообщило, что оно узнало, как можно помочь овальной собеседнице увидеть этот огромный мир и отразить его. Оказалось, что ей случайно стало известно, что капельки воды, высыхая, превращаются в лёгкий пар и уносятся ветром далеко-далеко, где они потом выпадают дождём в реку, озеро и море.
- Тебя же моют тёплой водой,- продолжала собеседница. - Хотят, чтобы ты было чистым. И ты долго после мытья бываешь влажным, пока капельки воды не исчезнут, не улетят. Раз так, тебе, овальной моей подружке, надо улететь вместе с этими капельками-путешественницами и с ними же выпасть потом в реки и ручейки, озера и моря, болота и океаны, и даже в лужи. И попав туда, ты сможешь отразить весь большой мир.
Овальное зеркало часто потом задумывалось над этой заманчивой возможностью:
- А может быть, мне, действительно, стоит улететь с маленькими капельками воды и повстречаться с этим загадочным и бесконечным миром, - размышляло оно
И наступил тот миг, когда зеркало решилось и однажды улетело далеко-далеко, выпав потом с дождём везде, где могло: в реки, в озёра, пруды, ручейки, моря и океаны, и даже в многочисленные лужи, большие и малые на улицах и площадях, на бесконечных дорогах и на причудливых тропинках.
И с тех пор все реки и озёра, моря и океаны, и даже лужи стали отражать всё, что оказывалось вблизи или над ними. Раньше такое отражение было невозможно, а теперь, благодаря овальному зеркалу, покинувшему свою красивую раму-клетку, стало возможным. Оно теперь отражает весь этот прекрасный чарующий мир. И остановиться не может! Такое оно жадное до этого мира, огромного и неотразимого.
А что стало с тяжёлой рамой, что висела в коридоре? В ней теперь нет зеркала, но есть изображение того загадочного замка, что было на картине на противоположной стене. А в место картины там висит портрет маленькой девочки с косичками на плечах, всё ещё показывающей язык всем, кто проходит мимо.
И ещё. Не мойте своё зеркало тёплой водой. Иначе вы обнаружите, что у вас нет зеркала, а есть изображение загадочного замка. А ваше зеркало уже начало отражать бесконечно прекрасный мир. Вы всё же хотите его найти? Оно вам дорого? Ищите тогда его в реке, в озере, в море, в луже, что рядом с вашим домом. И не ходите по лужам: вы обязательно уничтожите удивительные изображения, что творит овальное зеркало. Берегите лужи, обходите их, и вы сохраните изумительный мир, что так любовно отражён в них.
К.Р., «августейший поэт», Константин Константинович Романов, внук Николая I, как передаёт своё восхищение отражением в озере божьего поднебесного мира:
Не налюбуешься прозрачной гладью вод:
В ней словно тайная есть сила притяженья.
Не оттого ль меня так к озеру влечёт,
Что отражается в струях его порою
Вся глубина небес нетленною красою -
И звёзд полуночных лучистый хоровод,
И утро ясное румяною зарею,
И светлых облаков воздушная семья?
Однако не так всё просто с отражением, с эдаким удвоением: одновременно в пространстве существуют нечто реальное и его иллюзорное изображение, некий эхо-образ. Вспоминается прочитанная в детстве история о зайце, который, придя на берег озера, наклонился, чтобы напитьсяи тут в испуге отпрянул, испугавшись страшного зверя, что смотрел на него из воды. В испуге отскочил в сторону и бросился стремглав бежать прочь. Отбежав на несколько сот метров, остановился, чтобы отдышаться и прийти в себя. И когда от перепуга не осталось и следа, заяц неожиданно рассмеялся: до него дошло, что его неприятно поразило собственное отражение в воде. Это его так позабавило, что он никак не мог остановиться: всё новые и новые приступы смеха накатывали на него, пока у него не порвалась нижняя губа. С тех пор у всех зайцев рассечённая нижняя губа. Да и с зеркалами в литературных сказках дело обстоит не лучше. Стоить только припомнить губаревскую повесть «Королевство кривых зеркал с этими жуткими Нушроком, Анидаг и Абажем. Ведь именно по их приказу в королевстве существуют только такие зеркала, как пишет свободная энциклопедия, «глядя в которые: уродливые кажутся красивыми, а красивые, наоборот, - уродливыми; молодые кажутся старыми, а старые - молодыми; а сытые и дородные кажутся стройными и худощавыми».
Возвратившись на серьёзную стезю, сразу подчеркнуть, что в те времена и в тех помещениях, когда и где творили российские поэты, находились, конечно, «правильные» зеркала. Что не мешало им, поэтам и зеркалам, находиться в сложных амбивалентных отношениях, рассмотрению которых и посвящено данное эссе.
Сущностным пролегоменом, зачином, к обозначенной теме может быть поэма Семёна Кирсанова «Зеркало», в которой явлен впечатляющий ореол художественных смыслов, соотносимых с этим элементом интерьера человеческого общежития с незапамятных времён. Назовём хотя бы шесть из них.
1. Зеркал - некая копилка предметов, образов, исторических реалий.
Койка с кучей тряпья,
тронный зал короля -
всё в себя,
всё в себя
занесли зеркала.
Руку
ты подняла,
косу
ты заплела -
навсегда,
навсегда
крыли их зеркала.
2. Зеркало – постоянный соглядатый, свидетель, очевидец повседневного человеческого бытия. Оно - невольный коллекционер обстоятельств жизни людей, вещей и предметов, а иногда, по чистой случайности, и ликов природы.
На амальгаме
от рожденья
хранят тончайшие слои
бесчисленные отраженья
как наблюдения свои.
Так
хлорвиниловая лента
и намагниченная нить
беседы наши,
споры,
сплетни,
подслушав,
может сохранить.
И ещё:
В серебряной овальной раме
висит старинное одно, -
на свадьбе
и в дальнейшей драме
присутствовало и оно.
За пёстрой и случайной сменой
сцен и картин
не уследить.
Но за историей семейной
оно не может
не следить.
Каренина -
или другая,
Дориан Грей -
или иной,-
свидетель в раме,
наблюдая,
всегда стоял за их спиной.
3. Мистификация как свойственность зеркала. Оно не нейтрально к отображаемому им субъектно-объектному миру. Зеркало «в себя заносит», в себя «заключает», в себе «скрывает». И более того:
Кто ушёл -
тот ушёл.
Время в раму втекло.
Прячет ключ хорошо
это злое стекло.
Даже взгляд,
и кивок,
и бровей два крыла -
ничего!
Никого
не вернут зеркала.
4. Зеркало - предмет, способствующий формированию и развитию визионерства у человека, всматривающегося в этот калейдоскоп отражений. Двойничество - как частный случай этого феномена.
Смотрят два близнеца,
друг за другом следя.
По ночам -
без лица,
помутнев как слюда…
И там же:
Жизни
точный двойник,
верно преданный ей,
крепко держит
тайник
наших подлинных дней.
5. Зеркало как моральный эталон правды и истинности, оно - истовый оппозиционер всякой лжи и неискренности.
Десятилетья
в том семействе
шли, как счастливый, лёгкий сон.
Но дело в том,
что эта чинность
в глаза бесстыдно нам лгала.
Жизнь
притворяться
наловчилась,
а правду
знали зеркала.
К гостям -
в обычной милой роли,
к нему -
с улыбкой,
как жена,
но к зеркалу -
гримаса боли
не раз была обращена.
И чуть далее:
Спиною к зеркалу
вас любят,
вас чтут,
а к зеркалу лицом
ждут вашей гибели,
и губят,
и душат золотым кольцом.
6. Зеркало – хранитель многих тайн, оно - негласный архивариус на службе у Хроноса. И чревато просить зеркало поведать о сокровищах своих запасников. Не стоит будить лихо, пока оно lдремлет в зазеркалье.
Хотите скрыть
от отражений суть событий, -
зеркал побойтесь,
не смотрите:
они способны всё открыть…
Ведь, по мысли Кирсанова, -
В грудь удар,
в сердце нож,
выстрел из-за угла,-
от улик не уйдёшь,
помнят всё
зеркала.
Со стены -
упадёт,
от осколков -
и то
никуда не уйдёт
кто бы ни был -
никто!
Эти и другие дискурсы в рассмотрении зеркальности можно наблюдать в
творениях русских поэтов. При этом кажется, что они в большинстве своём следовали совету Платона: «Возьми зеркало, и води им в разные стороны – сейчас же у тебя получится и Солнце, и всё, что на небе, и земля, и ты сам, и остальные живые существа, а также предметы». А некоторые буквально поняли Стендаля: «Роман - это зеркало, с которым идёшь по большой дороге. То оно отражает лазурь небосвода, то грязные лужи и ухабы. Идёт человек, взвалив на себя это зеркало…» Только не романы пишут пииты, а стихи, в которых отражаются, кроме всего прочего, и зеркала, что обретаются в мире кудесников изящного слова. Что увидели в своих зеркалах кудесники поэтического слова? Ответами на это вопрошание могут быть лики зеркальных эхо-образов действительности, которые встречаются в их стихотворных текстах. Диапазон этих повторов реальности весьма разнообразен. Вот отразилась в каком-то зерцале обыденное и непритязательное:
Мерцают в зеркале подушки, чуть белея,
И в круглом омуте кровать отражена. (О. Мандельштам)
Пушкину в глади зеркала увиделось нечто романтическое:
Взгляни на милую, когда своё чело
Она пред зеркалом цветами окружает,
Играет локоном - и верное стекло
Улыбку, хитрый взор и гордость отражает.
Не имеющие предметной выраженности сущности приметил К. Кафасис:
В этом зеркале старинном такая радость ликовала,
такая гордость в нём светилась…
В прямой контрастности этим благостным явлениям в зеркале возникает драматическая зарисовка Ирины Одоевцевой:
Как неподвижна в зеркале луна,
Как будто в зеркало вросла она.
А под луной печальное лицо,
На пальце обручальное кольцо…
Ещё более драматический накал наблюдается в отображении зеркала, что находится в подъезде жилого дома. Юнна Мориц была потрясена увиденным:
В подъезде, где огромны зеркала,
лежит на лестнице один живой цветок,
и в каждом из зеркал белым-бела
его тоска предсмертная. Глоток
воды не подадут ему… Когда б
он лаял, выл, мяукал и скулил,
на брюхе ползал, был владельцем лап,
хвоста, ушей,- ему б воды налил
какой-нибудь жилец по доброте
иль по привычке к жалости. Но тут
совсем другое дело: в животе
цветку отказано, и ноги не растут,
и не рыдает золотистый глаз
в семерке белоснежных лепестков.
Сторонний мир, мир за пределами помещений, тоже засвидетельствовал своё присутствие в глубинах зеркальной тверди. Такие отражения заметили Андрей Белый, Владимир Набоков, Александр Кушнер, Иосиф Бродский.
Уж скоро золотистый день
Ударится об окна эти,
Пересечёт перстами гарь,
На зеркале блеснёт алмазом (А. Белый)
Ясное, гладкое зеркало, утром, по улице длинной,
будто святыню везли, туча белелась на миг
в синем глубоком стекле, и по сини порою мелькала
ласточка чёрной стрелой... (В. Набоков)
Большое зеркало у нас висит напротив
Окна - и в зеркале том дерево шумит
В июньской зелени, в октябрьской позолоте….(А. Кушнер)
Трельяж для разводящейся четы,
пожалуй, лучший вид перегородки.
В него влезают сумерки в окне,
край пахоты с огромными скворцами
и озеро — как брешь в стене,
увенчанной еловыми зубцами.
Того гляди, что из озерных дыр
да и вообще - через любую лужу
сюда полезет посторонний мир. (И. Бродский)
Бесконечно поражающий читательское воображение, Борис Пастернак в стихотворении «Зеркало» являет удивительное действо воплощения внешнего мира в трюмо, в этой ипостаси домашнего зеркального соглядатая:
В трюмо испаряется чашка какао,
Качается тюль, и - прямой
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
К качелям бежит трюмо.
Там сосны враскачку воздух саднят
Смолой; там по маете
Очки по траве растерял палисадник,
Там книгу читает Тень.
И к заднему плану, во мрак, за калитку
В степь, в запах сонных лекарств
Струится дорожкой, в сучках и в улитках
Мерцающий жаркий кварц.
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо - и не бьёт стекла!
Ортодоксальный Андрей Вознесенский нашёл своё зеркало на потолке одной из столичных гостиниц. И отражение в этом потолочном стекле весьма впечатляет:
Зеркало там на потолке.
Из зеркала вниз головой, как сосульки, свисали
гости. В центре потолка нежный, как вымя,
висел розовый торт с воткнутыми свечами.
Вокруг него, как лампочки, ввёрнутые
в элегантные чёрные розетки костюмов,
сияли лысины и причёски. Лиц не было видно.
У одного лысина была маленькая, как дырка
на пятке носка. Её можно было закрасить
чернилами. У другого она была прозрачна,
как спелые яблоко, и сквозь неё, как зёрнышки,
просвечивали три мысли (две чёрные и одна
светлая – недозрелая).
Проборы щёголей горели, как щели в копилках.
Затылок брюнетки с прикнопленным прозрачным
нейлоновым бантом полз, словно муха по потолку…
Эта фантасмагоричная картина, как и приведённые до неё образы зеркального мира, убеждают, что главной прерогативой зеркала является правда, понимаемая как очевидная достоверность. Именно эта правдивость поразило однажды Юрия Левитанского в момент нахождения в музее.
В размышленья погружённый
средь музейного добра,
вдруг я замер,
отражённый
в личном зеркале Петра.
Это вправду поражало:
сколько лет ни утекло,
всё исправно отражало
беспристрастное стекло -
серебро щитов и сабель,
и чугунное литьё,
и моей рубахи штапель,
и обличие моё…
При этом Иосиф Бродский приходит к мысли, что зеркало не только передаёт визуально идентичный образ отражаемого, но и скрытую сущность отношений его составляющих.
И зеркало сумело
правдиво - и на многие века -
запечатлеть Голландию и то, что
одна и та же вещь объединяет
все эти - старые и молодые - лица;
и имя этой общей вещи - свет.
В этой связи не лишне вспомнить анекдотический случай, рассказанный в 1814 году Антоном Дельвигом. Некая девица по имени Хлоя решила подшутить над стариком, который досаждал ей своим амурным вниманием, Она согласилась на ночное романтическое рандеву. Но на пути следования престарелого ухажёра она поставила зеркало. И вот что произошло.
Тихо крадётся к окошку,
Ставит лестницу - и вмиг,
Протянув сухую ножку,
К милой полетел старик.
Близок к месту дорогому,
На щеке дрожит слеза.
Хлоя зеркало седому
Прямо сунула в глаза.
И любовник спотыкнулся,
Вниз со страха соскочил,
Побежал, не оглянулся
И забыл, зачем ходил.
Зеркало со всей определённость показало противоречие между его чувствами и его физическими кондициями. Хотя бедолага это трактовал по- своему:
Домовой меня, родная,
У окна перепугал...
Однако у Осипа Мандельштама можно обнаружить несколько уничижительную аттестацию зеркала.
Несётся земля - меблированный шар, -
И зеркало корчит всезнайку.
Ведь всезнайство синонимично поверхностному знанию, верхоглядству, если угодно. Тем более что Валентин Берестов отказывает зеркалу и в возможности отражать потаённые связи. Мир изменчив, и зеркальный зрак не предвосхищает метаморфозы, что могут произойти.
А что касается зеркал,
Не в них я верности искал.
Не нам, а этой вот минуте
Они верны. И всё равно
Они не отражают сути
Того, что в них отражено.
Более того, зеркалу не дано выбирать объект для отражения. А поэтому им можно манипулировать в целях предъявления псевдоправды. Именно эту точку зрения доверительно сообщает своим читателям Вера Павлова.
Зеркало по природе правдиво,
поэтому оно легковерно,
поэтому ничего не стоит
ввести его в заблужденье:
поворот головы, пары прядок
размещенье, прищур и улыбка -
и уже верещит, простофиля:
«Всех милее, румяней, белее!..»
Однако большой ошибкой было бы считать, что и как отражает зеркало, зависит только от его качеств, от структуры его поверхности. Ведь образ действительности, находящийся в тенетах зеркальности, приобретает те или иные смыслы только тогда, когда он кем-то замечен, увиден и интерпретирован в каком-то персонализированном тексте, являя бытие лирического персонажа, его морально-нравственные установки, выказывая истинную сущность человека.
И тут возникает проблема, которую хорошо объяснила Лариса Миллер.
А правды нет. Есть взгляд на вещи.
Есть добрый взгляд и взгляд зловещий,
Взгляд равнодушный, взгляд живой,
Открытый взгляд и взгляд кривой.
Взгляд тех, кто смотрит как-то косо
И кто не видит дальше носа.
О мир, какой же ты? Ответь.
А он: «Не знаю. Как смотреть».
Вот это сакраментальное: «Как смотреть? Как понимать явленное зеркалом отражение? Как соотнести увиденное со своим опытом, со своим знанием о мире людей и вещей?» - создаёт весьма противоречивое пространство. Именно эта коллизия легла в основу одного из стихотворений Эдуарда Асадова, в котором его героиня оказалась перед трудным выбором: что верно - её образ в зеркале или то, как её видит один из её поклонников?
Девушка, вспыхнув, читает письмо.
Девушка смотрит пытливо в трюмо.
Хочет найти и увидеть сама
То, что увидел автор письма.
Тонкие хвостики выцветших кос,
Глаз небольших синева без огней.
Где же «червонное пламя волос»?
Где две «бездонные глуби морей»?
Где же «классический профиль», когда
Здесь лишь кокетливо вздернутый нос?
«Белая кожа»… но, гляньте сюда,
Если он прав, то куда же тогда
Спрятать веснушки? Вот в чём вопрос!
Вряд ли всерьёз следует воспринимать строки, заключающие это произведение:
И лгут зеркала. Не верь зеркалам!
А верь лишь глазам влюблённым!
Но вот на следующее обобщение Веры Павловой стоит обратить внимание:
Дома зеркало не замечает
маленьких изменений,
дома зеркало привыкло
заискивать, угождать, унижаться,
ослеплённое любовью.
Ведь в нём задаётся самый сущностный дискурс рассмотрения в многослойной проблематике концепта «зеркало» - персонализированный диалог человека и его зеркального отражения, диалог человека и зеркала, как субъекта его культуры. И слово субъект здесь употреблено не случайно. Многие кудесники слова вполне допускают субъектность зеркал. По их мнению, зеркало не безучастно к тому, что в отражается них, к тем, кто всматривается их таинственную глубь. Более того, Максимилиан Волошин в Париже, когда лето достигло своего апогея, 1 июля 1905 года, подслушал исповедальный монолог зеркала, этого «глаза, лишённого век». Именно такое себе даёт определение зеркало, добавляя, что оно «брошено на землю, / Чтоб этот мир дробить и отражать...» Зеркалу неуютно в мире людей и вещей. Его напрягает, что мир текуч и изменчив.
И образы скользят. Я чувствую, я внемлю,
Но не могу в себе их задержать.
Его тяготит трагедийность лиц, отражающихся в нём.
В меня глядят бессонные глаза
И чёрною тоской запекшиеся губы.<…>
И бледное лицо лежит на дне - глубоко...
А серая повседневность только усугубляет атмосферу безысходности, в которой пребывает зеркало.
И комната во мне. И капает вода.
И тени движутся, отходят, вырастая.
И тикают часы, и капает вода,
Один вопрос другим всегда перебивая.
И чувство смутное шевелится на дне.
В нём радостная грусть, в нём сладкий страх разлуки...
И я молю его: "Останься, будь во мне,-
Не прерывай рождающейся муки..."
И вновь приходит день с обычной суетой…
Через сто с лишним лет, уже на исходе лета, 29 августа Инна Лисянская запечатлила ещё одно признание зеркала. Не в пример волошинскому персонажу, которому не надо было доказывать, что чувствовать и переживать, то у Лисянской зеркалу просто необходимо заявить:
Под стеклянной кожей
Есть во мне душа.
И это не утверждение своей самодостаточности, а, скорее всего, жалоба на своё безысходное существование. Мало того, что обречено на заточение в прихожей, так оно лишено к тому же возможности взирать на прекрасный заоконный мир.
Я стою в прихожей,
На окно дыша, -
Но в открытом настежь -
Перспективы нет,
Потому что застишь
Ты мне белый свет.
За тобой - ни сада,
Ни теченья дня…
Но иссушают душу зеркала не эти неудобства и лишения, а взгляд хозяйки, которая винит зеркало в неподобаемости своего отражения в нём.
Предо мною щёлкать
Сталью прекрати,
Пусть завесит чёлка
Буркалы твои! -
Чтоб не вопрошали,
В чём моя вина,
Чтоб не иссушали
Душу мне до дна.
Вспомни, - от Нарцисса
И родник усох.
Мысль бежит, как крыса
С тонущих эпох.
Исходя из приведённого текста, можно утверждать, что частые пытливые смотрения людей в зеркало иссушают душу последнего. Напрашивается ещё один вывод: несладко живётся зеркалам в мире тех, кто любит в них не только смотреться, но и задавать им вопросы. Ну как не потускнеть или не потерять свою глубину и не пуститься во все тяжкие, когда тебя ошеломляют вот такими сакраментальными вопросами, как, скажем, вопросом цветаевского персонажа:
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать - куда Вам путь
И где пристанище, -
Или вопросом героя Сергея Гандлевского:
Зеркало проточное померкло.
Тусклое бессмысленное зеркало,
Что, скажи, хоронишь от меня?
А после нелицеприятных инвектив Эзры Паунда зеркалу трудно будет не только уберечь душу, но и сохранить присутствие духа, удержавшись от желания разлететься на многочисленные кусочки:
О, искусное стеклянное зло, о, смешение цветов!
О, свет, вогнутый, о, душа пленника.
Почему меня предупреждают? Почему меня выслали?
Почему твое блистание полно странного недоверия?
О, стекло, тонкое и коварное, о, тленное золото!
О, нити амбры, двуликая радужность.
Хорошо, что нашёлся автор, который понимает, какой урон он наносит зеркалу. Вот как это сформулировала Инна Лисянская:
Без меня спокойная картина
В зеркале, но лишь возникну я, -
В нём тревожно, взвинченно, пружинно,
Будто человек и есть пучина
Между дном и небом бытия.
Однако во многих случаях и зеркала не остаются в долгу перед своими визави. Вот у Пушкина оно «грозит и [устрашает]», у Рубальской намекает, «смеясь: «Рановато по имени-отчеству», а у Бориса Рыжего
Всё зеркало заполнит сад,
лицо поэта растворится.
И листья заново взлетят,
и станут падать и кружиться.
Хотя, у Канафиса
В этом зеркале старинном такая радость ликовала,
такая гордость в нём светилась: что хоть на несколько минут
оно запечатлеть сумело и безраздельно обладало,
и целиком принадлежало столь совершенной красоте.
Видимо, зеркала не могут долго придаваться личным обидам и унынью. Да и люди не позволят им впадать в меланхолию. К тому же зеркало им нужно не для отражения. А для более существенной цели. Ведь зеркало предоставляет им удивительные возможности взаимодействовать с пространством и временем, что в свою очередь позволяет мистифицировать реальность, результаты личностного самопознания. Зеркал, следовательно, может выступать как инструмент самопознания. И в этом случае, мы встречаемся с феноменом, когда реальность отражения порождает ирреальность восприятия этого образа. У поэтов можно проследить определенный сюжет, который раскрывает жизненную практику в описываемых обстоятельствах. Вот персонаж Иосифа Бродского обозначает установку на работу с зеркалом:
«Он был настолько дерзок, что стремился
познать себя...» Не больше и не меньше,
как самого себя.
Для достиженья этой
недостижимой цели он сначала
вооружился зеркалом.
Далее герой Владислава Ходасевича, вглядываясь в свой образ, созданный зеркалом, начинает осознавать его многослойность и противоречивость. Он не может соотнести это своё реальное отражение с теми представлениями о себе, которые у него сложились в уже прожитой жизни. Иными словами, с помощью зеркала здесь реализуется принцип пересоздающего отражения жизни. Более того, как мы видим, зеркало своеобразно работает с человеческой памятью, с её линейностью, фрагментируя и мистифицируя её.
Я, я, я! Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,-
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Лирический герой Вероники Тушновой тоже столкнулся с дилеммой соотнесения самовосприятия с образом, мерцающим в зерцале.
Всё приняло в оправе круглой
Нелицемерное стекло:
Ресницы, слепленные вьюгой,
Волос намокшее крыло,
Прозрачное свеченье кожи,
Лица изменчивый овал,
Глаза счастливые…
Всё то же, что только что ты целовал.
И с жадностью неутомимой,
Признательности не тая,
Любуюсь я твоей любимой…
И странно мне, что это… я.
Лирическая героиня Максимилиана Волошина не менее озадачена своим опытом общения с зеркалом.
В сумерки, в воде твоей глубокой
Постигла я тщету своей нагой мечты.
Эманация чувств, порождаемых нелицемерным стеклом в процессе самопознания, может достичь инфернального уровня в восприятии отражаемого. Для пояснения этого утверждения достаточно сравнить два результата видения того, что возникло в зеркале. В первом случае, как и ожидалось, зеркало явило достоверный человеческий лик.
Он обнаружил в зеркале лицо, которое
само в известном смысле
есть зеркало.
Любое выраженье
лица - лишь отражение того,
что происходит с человеком в жизни. (И. Бродский)
Нечто подобное находим мы у этого же поэта:
Сумев отгородиться от людей,
я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тесаных жердей,
а зеркало тут больше пригодится.
Я созерцаю хмурые черты,
щетину, бугорки на подбородке… (И. Бродский)
В том случае зеркало достойно справилось с задачей быть связующим звеном между человеком и жизнью.
Однако во втором случае зеркало отказалось от этой миссии: оно явило пустоту, вместо хмурых черт, щетины и бугорков на подбородке.
Я в зеркало, как в пустоту,
Всмотрелся, и раскрылась
Мне на полуденном свету
Полнейшая бескрылость (П. Антокольский)
Хотя трудно определить, что драматичнее, увидеть вместо своего отражения пустоту или встретиться там со своей совестью, как это описано у Инны Лисянской:
Я в зеркало гляну, бывало,-
По горлу прокатится дрожь,-
Там чёрная совесть зияла
Моими глазами.
Или жутче всего персонажу Павла Антокольского. Ведь зеркало являет ему невероятную фантасмагорию:
Как будто там за мной неслась
Орава рыжих ведьм,
Смеялась, издевалась всласть,
Как над ручным медведем.
Как будто там не я, а тот
Топтыгин-эксцеленца
Во славу их – вот анекдот!–
Выкидывал коленца.
Но это ведь не он, а я
Не справа был, а слева,
И под руку со мной – моя
Стояла королева.
Так нагло зеркало лгало
С кривой ухваткой мима.
Всё было пусто и голо,
Сомнительно и мнимо
Хотя и это уступает тому наваждению, что испытал есенинский персонаж в поэме «Чёрный человек», которое заканчивается такой драматичной кодой:
Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один…
И - разбитое зеркало… (С. Есенин)
И тут возникает вполне естественный вывод, что зеркало – это парадоксальный симбиоз реального и иллюзорного, воспарения в эмпирии и приземлённой обыденности, комфорта и бесприютности, благости и макабрической жути. Более того, оно - существо, всепроникающее в сознание и душу человека, выявляющее при этом потаённые в них смыслы, чувства и интенции. Так что напрашивается обобщение следующего порядка: предъявляемый им зеркальный мир есть не что иное, как реконструкция подлинного субъективного мира вглядывающегося в него. Креативность зеркала в этом воистину не знает границ.
Наиболее выпукло это можно наблюдать при рассмотрении таких дискурсов, как зеркало и память, зеркало и мистика, зеркало и проблема двойничества.
Конечно, с трудом верится, что это «беспристрастное стекло» (Ю. Левитанский) способно быть некой машиной времени и возвращать смотрящего в прошлое, давая возможность вновь пережить давно ушедшие чувства и впечатления. С помощью зеркала минувшее является к смотрящему как очевидная реальность во всей полноте деталей и красок. Именно в этом убеждает Инна Лисянская, повествуя, как зеркало вернуло её в давно ушедшее бакинское детство.
Полуживое существо,
Но много помнит, и бывает,
Что место детства моего
Мне зеркало изображает:
Баку. Песчаные холмы
И жёлто-серый холм верблюда,
В тарелках - холмики долмы -
Моё излюбленное блюдо.
Баку. Его нагорный край.
Цветёт кизил, багрянец сея.
И там, где караван-сарай,
Кровавый след шахсей-вахсея.
Внизу иной пейзажный пласт -
Сирень, и море, и торгпредство,
И что такое есть контраст
Усвоено, пожалуй, с детства.
В другом случае зеркало вместо ностальгически благостных картин прошлого являет мелодраматическую коллизию.
Давно ты дал в порыве суеверном
Мне зеркало в оправе из свинца,
И призрак твоего лица
Я удержала в зеркале неверном.
И с этих пор, когда мне сердце жжёт
Тоска, как капли тёплой алой крови,
Я вижу в зеркале изогнутые брови
И бледный ненавистный рот. (Черубина де Габриак)
В настоящий трагизм бытия погружается персонаж Вадима Шефнера, оказавшемуся в разбомблённом доме в военное лихолетье В.О.В. и увидевшему на уцелевшей стене зеркало.
Свидетель довоенного уюта,
На сыростью изъеденной стене
Тепло дыханья и улыбку чью-то
Оно хранит в стеклянной глубине.
Не только эпизод или кратковременный случай из давних времён способно вернуть зеркало. Иван Жданов приглашает к документальному ретро показу, хоть и фрагментарному, но достаточно убедительно воспроизводящему некоторые обстоятельства прошедшей жизни отца.
И зеркало вспашут. И раннее детство
вернётся к отцу, не заметив его,
по скошенным травам прямого наследства,
по жёлтому полю пути своего.
И запах сгорающих крыльев. И слава
над жёлтой равниной зажжённых свечей.
И будет даровано каждому право
себя выбирать, и не будет ночей.
Но стоит ступить на пустую равнину,
как рамкой резной обовьётся она,
и поле увидит отцовскую спину
и небо с прямыми углами окна.
А там, за окном, комнатёнка худая,
и маковым громом на тронном полу
играет младенец, и бездна седая
сухими кустами томится в углу.
И мак погремушкой ударит по раме
и камешком чиркнет, и вспыхнет она
и гладь фотоснимка сырыми пластами,
как жёлтое поле, развалит до дна.
Проя;снится зеркало, зная, что где-то
плывёт глубина по осенней воде,
и тяжесть течёт, омывая предметы,
и свет не куётся на дальней звезде.
Юрий Кузнецов ретро панораму судьбы отдельного человека, отражённую в зеркале, расширяет до масштабов страны, пытаясь воссоздать её историческую хронику. И демонстрирует, как зеркало, словно магический кристалл, показывает калейдоскоп картин и явлений давно минувшего прошлого.
А на стене, как божий свет,
Забрезжило зерцало.
Взорвётся бомба или нет?
Но истина молчала.
Мелькали в зеркале века.
И плыл планетный шар,
Метель, холмы и облака,
Берёза и анчар.
Кривой монгол, стальной тевтон
Легли на нём слоями.
Повёл на Родину масон
Огромными ноздрями.
И отразился декабрист,
И с топором студент,
Народоволец и марксист,
И тот интеллигент,
Перед которым, заблистав
В тумане золотом,
Возник изысканный жираф…
Последние четыре строки со всей очевидностью указывают на поэта серебряного века Николая Гумилёва, отсылая к его известному стихотворению «Жираф».
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф. (Н. Гумилёв)
Иногда кажется, что поэты живут по переменно в разных мирах. Например, в одном из них Гумилёв знакомится с экзотическим африканским ландшафтом: с живописным озером и грациозным жирафом, фланирующим по его побережью, в другом - в каком-то зловещем коридоре он встречается с головой« гиены на стройных девичьих плечах» и видит, что «на острой морде кровь налипла, глаза зияли пустотой…» И вся эта макабрическая жуть отражается в зеркалах.
Мгновенья страшные бежали,
И наплывала полумгла,
И бледный ужас повторяли
Бесчисленные зеркала.
Но зеркало способно не только быть очевидцем подобных пугающих фантасмагорий, но и порождать их, давая им возможность участвовать в жизни смотрящих в него. В этом случае можно определить две коллизии: в первой - сам человек провоцирует зеркало на создание инфернального мира, во второй - зеркало по своей какой-то прихоти ввергает человеческие сознание и душу в странную ирреальность. Первая коллизия возникает при разного рода гаданиях с использованием зеркала. Впечатляющее описание такого действа находим у Афанасия Фета.
Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,
Я при свечах навела;
В два ряда свет - и таинственным трепетом
Чудно горят зеркала.
Страшно припомнить душой оробелою:
Там, за спиной, нет огня…
Тяжкое что-то над шеею белою
Плавает, давит меня!
Ну как уставят гробами дубовыми
Весь этот ряд между свеч!
Ну как лохматый с глазами свинцовыми
Выглянет вдруг из-за плеч!
Ленты да радуги, ярче и жарче дня…
Дух захватило в груди…
Суженый! золото, серебро!.. Чур меня,
Чур меня - сгинь, пропади!
Если героиня этого произведения гадает на своего суженного, то лирический персонаж Вени Д'ркина, рок-поэта и барда, пытается предугадать своё ближайшее будущее.
Дождаться ночи и увидеть отраженье в окне,
И разложить её портреты на зелёном сукне.
Оплавить свечи в воду и довериться зеркалам,
Сойти с ума, гадая, что готовит завтрашний день.
Аллюзию на «Светлану» Жуковского мы находим у Георгия Иванова: ведь его девица, превозмогая оторопь, погружается в таинство заманчивого крещенского гадания.
Я - одна. Свеча горит.
Полотенцем стол накрыт.
Ну, крещенское гаданье,
Ты, гляди, не обмани!
Сердце, сердце, страх гони –
Ведь постыло ожиданье.
Светлый месяц всплыл давно,
Смотрит, ясный, в окно…
Серебрится санный путь…
Страшно в зеркало взглянуть!
Будь что будет! Замирая,
Робко глянула в стекло.
В круглом зеркале – светло
Вьётся дымка золотая…
Сквозь лазоревый туман
Словно бьёт барабан,
Да идут из-за леска
Со знаменем войска!..
Во второй коллизии персонажи произведений без всяких личных интенций всматриваются в зеркала, и те являют им причудливые видения и образы, как бы соревнуясь в их невероятности. И трудно отдать пальму первенства какому-то из них. То ли этому:
Кто в мёртвую глубь враждебных зеркал
Когда-то бросил безответный взгляд,
Тот зеркалом скован, и высокий зал
Населён тенями, и люстры в нём горят.
Канделябры тяжёлые свет свой льют,
Безжизненно тянутся отсветы свечей,
И в зал, в этот страшный призрачный приют,
Привиденья выходят из зеркальных зыбей.
Есть что-то змеиное в движении том,
И музыкой змеиною вальс поёт,
Шорохи, шелесты, шаги… (В. Бальмонт)
То ли другому:
Зеркало вконец с ума сошло,
Если отражает
Не окно, где русское село
И где клён пылает,
А окно, где позабытый вид
На’ море и время,
Где под мрамором кариатид
Многобожье племя.
Рдеет древнегреческая кровь
В жилах олеандра,
Возле моря, где обильный клёв,
Пляшет саламандра… (И. Лисянская)
А может быть, третьему?
И останутся серые свечи,
перед зеркалом ёжить лучи.
Будет всё, как для праздничной встречи,
непохоже на прежние дни.
Будут в зеркале двери и двери
отражать пустых комнат черёд.
Подойдёт кто-то белый, белый,
в отраженья свечой взойдёт.
Кто-то там до зари окроплённой
будет в тёмном углу поджидать,
и с улыбкой бледно-принуждённой
в полусумраке утра встречать… (Е. Гуро)
И всё же в этом состязании первенство приходится отдать цветаевским строкам.
Хлопнул ставень - потемнело,
Закрывается второй…
Кто там шепчет еле-еле?
Или ведоме не мертво?
Это струйкой льётся в щели
Лунной ночи колдовство.
В зеркалах при лунном свете
Снова жив огонь зрачков,
И недвижен на паркете
След остывших башмачков.
Однако вся эта вакханалия зеркальной мистики бледнеет перед иной ипостасью зеркального творчества. Оно, зеркало, способно устроить человеку рандеву с самим собой, явив ему его двойника. Речь идёт о двойничестве - страшном испытании для смотрящего в зеркало. В этом эссе уже вскользь упоминалось это явление при обращении к творчеству Сергея Есенина, к его поэме «Чёрный человек». При этом важно понимать, что это не встреча двойников, неких близнецов. Тот, который создан зеркалом, явлен им для того, чтобы показать смотрящему его суть, утаиваемою не только от других, но и от самого себя. Сущность малопривлекательную в лучшем случае, но и эпатирующую своими нравственными качествами по существу. Вот как об этом пишет Карл Густав Юнг, известный швейцарский психолог и психоаналитик:
«Тот, кто смотрит в зеркало вод, видит, прежде всего, свое собственное отражение. Идущий к самому себе рискует с самим собой встретиться. Зеркало не льстит, оно верно отображает то лицо, которое мы никогда не показываем миру, скрывая его за Персоной, за актёрской личиной. Зеркало указывает на наше подлинное лицо. Такова проверка мужества на пути вглубь, проба, которой достаточно для большинства, чтобы отшатнуться, так как встреча с самим собой принадлежит к самым неприятным».
Лирический персонаж Николая Олейникова лично убедился в таком малоприятном феномене.
Я в зеркало глянул стенное,
И в нём отразилось чужое лицо.
Я видел лицо негодяя,
Волос напомаженный ряд,
Печальные тусклые очи,
Холодный уверенный взгляд.
И вполне понятно в этом контексте признание Игоря Губермана:
Я не люблю зеркал - я сыт
по горло зрелищем их порчи:
какой-то мятый сукин сын
из них мне рожи гнусно корчит.
Здесь уместно обратить внимание на следующее высказывание Михаила Бахтина, философа и культуролога:
«Совершенно особым случаем видения своей наружности является смотрение на себя в зеркало. По-видимому, здесь мы видим себя непосредственно. Но это не так; мы остаёмся в себе самих и видим только своё отражение, которое не может стать непосредственным моментом нашего видения и переживания мира: мы видим отражение своей наружности, но не себя в своей наружности, наружность не обнимает меня всего, я перед зеркалом, а не в нём; зеркало может дать лишь материал для самообъективации…» Определённая отстранённость смотрящего от своего изображения - необходимый элемент такого двойничества. Узнавание-не узнавание – вот сопровождающая дихотомия подобного действа. Иллюстрацией к этому выводу могут быть следующие строки как Черубины де Габриак:
Ты в зеркало смотри,
Смотри, не отрываясь,
Там не твои черты,
Там в зеркале живая,
Другая ты.
Ты в зеркале - живая,
Не здесь…
так и Андрея Белого:
И всё на миг
Зажжётся жёлтоватым светом.
Там - в зеркале - стоит двойник;
Там вырезанным силуэтом -
Приблизится, кивает мне,
Ломает в безысходной муке
В зеркальной, в ясной глубине
Свои протянутые руки.
Вот и у Андрея Вознесенского есть похожая коллизия, правда, поданная в более благостном аспекте.
Присела к зеркалу опять,
в себе, как в роще заоконной,
всё не решаешься признать
красы чужой и незнакомой.
В тоску заметней седина.
Так в ясный день в лесу по-летнему
листва зелёная видна,
а в хмурый – медная заметнее.
Более того, зеркало готово участвовать в пиршестве нарциссизма. Скажем, в таком, что описан Булатом Окуджавой:
В старинном зеркале стенном, потрескавшемся, тускловатом,
хлебнувший всякого с лихвой, я выгляжу аристократом
и млею, и горжусь собою…
<…>
Знать, высший смысл в моей судьбе златые предсказали трубы...
Вот так я мыслю о себе, надменно поджимая губы,
и так с надеждою слепою в стекло туманное гляжусь…
При всей благости смысла последнего произведения вполне понятно, что человек с зеркалом находится в неоднозначных отношениях. Он явно должен остерегаться сюрпризов, которые может ему преподнести этот зрак без век, как его аттестовал Волошин. Вот несколько свидетельств этому.
- Днём наблюдает за мной, ночью копирует сны
С тьмою моих грехов, с проблесками вины.
Ну а сегодня стекло запаутинено сном,
Где я - палач и жертва в лице одном.
Больше всего я двойственности боюсь,
Вот и мерещится мне, что никак не проснусь,
А между тем со страхом сухим во рту
Первой попавшейся тряпкой зеркало тру,
Да паутина к тряпке не пристаёт. (И. Лисянская)
- Я к зеркалу направился в досаде
Казалось мне, за мной шагает кто-то сзади,
и в зеркало я увидал Скворцова,
он умер восемь лет назад.
Его глаза полуприкрыты,
и щёки синие небриты,
и мёртвый и дурацкий взгляд
манил меня выйти из столовой,
он мне шептал: ты слаб и стар,
тут меня хватил третий апоплексический удар.
Я умер (А. Введенский)
- Принёс тебе зеркало я,
Чтоб не мог ты один оставаться,
Как влюблённый Нарцисс от ручья,
От себя самого оторваться.
Ты поверил, что правда сама,
А не кривда глядит из зерцала.
Ты, конечно, сошёл бы с ума,
Если б в нём отраженье пропало.
Ты попался в ловушку мою,
На дешёвую склянку купился.
Глянь вокруг! Ты, как Данте в раю,
В лабиринте зеркал очутился.
Зеркалами я скрыл глубину,
Плоскость мира тебя отражает.
Вместо солнца ты видишь луну,
Только плоскость тебя окружает.
На пустое кричишь ты: «Моё!»,
В роковое уставясь зерцало.
- Я плевал на зерцало твоё!
- Но оно твой плевок возвращало.
- Я твои зеркала разобью,
И смеяться осколки заставлю,
Лабиринты твои распрямлю,
И тебя куда надо отправлю.
- Разбивай - и начнёшь, как двойник,
Размножённый в осколках, смеяться.
Распрямляй - и уткнёшься в тупик… (Ю. Кузнецов)
Но приходится всё же признать, что зеркало приватизировало такое интегральное природное свойство как отражение, являясь по сути дела монополистом в вопросах рефлексии, то есть отражения. Однако именно отражающая поверхность вод океанов, морей, рек и озёр и луж – вот что на самом деле подвигло человека на создание зеркал. И порождать неоднозначные отражения она тоже наследовала от них. Поэтому совершенно неуместно утверждать, что зеркало делегировало водным поверхностям, как и другим объектам, способность отражать внешний по отношению к ним мир. Только очень вольное, фантазийное, допущение может это предполагать, о чём свидетельствует сказка, что приводится в начале настоящего эссе. .
В русле рассматриваемой темы стоит обратить внимание на то, как так называемое «зеркало вод» предъявляет инфернальное видение тому, кто смотрится в них. Трудно себе представить, что пережил герой Юрия Кузнецова, когда
И в блистающем зеркале вод
Он увидел своё отраженье.
На него, как на призрак, взирал,
Как на беса, который умело
Все движенья его повторял,
Но другой половиною тела.
Половина, что правой была,
Оказалась у призрака левой.
Половина, что левой была,
Оказалась у призрака правой.
В полный голос зашлась тишина,
И случилось на море трясенье.
- Отойди от меня, Сатана! -
Он сказал на своё отраженье.
Очевидно, что и у Иосифа Бродского поэтическому персонажу не менее тревожно в момент его отражения в водах ручья.
Склоняясь к тёмному ручью,
гляжу с испугом.
И образ мой второй, как человек,
бежит от красноватых век,
подскакивает на волне
под соснами, потом под ивняками,
мешается с другими двойниками,
как никогда не затеряться мне.
В поэтике российских стихотворцев можно обнаружить разнообразные поверхности, которые могут соперничать с зеркалом в искусстве отражения. Вот малый реестр таких проявлений.
- В просинь вод загляделися ивы,
Словно в зеркальцо девка-краса.
Убегают дороги извивы,
Перелесков, лесов пояса. (Н. Клюев)
- В водной зеркальности дышит опять небосвод. (В. Брюсов)
- В небе тают облака,
И, лучистая на зное,
В искрах катится река,
Словно зеркало стальное… (Ф. Тютчев)
- И стоит, словно зеркало, пруд,
Отражая свои берега.
И, как в зеркале, меж тростников,
С берегов опрокинулся лес,
И уходит узор облаков
В глубину отраженных небес. (И. Бунин)
- Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озёр. (Н. Гумилёв)
- Море — как зеркало!.. Даль необъятная … (С. Надсон)
- По осколкам зеркал лет
Не ступаю, дроблю миг. (Ю. Цветаев)
- Вместо зеркала сияет
Ясной сабли полоса:
Он по ней лишь поправляет
Два любезные уса. (С. Гандлевский)
- А на бельмах у слепого
Целый мир отображён:
Дом, лужок, забор, корова,
Клочья неба голубого… (В. Ходасевич)
- Отчего ж слезою пенится
Зеркало зелёных глаз? (В. Шершеневич)
- Вновь по асфальту потечёт
Расплавленное зеркало. (П. Потёмкин)
Море, река, озеро, пруд, человеческая душа, года, сабля, глаза… Этот скупой перечень легко расширить. Мир переполнен зеркалами, не имеющих никаких амальгамных отражающих поверхностей. Они везде. Именно это восхищает Зинаиду Гиппиус.
А вы никогда не видали?
В саду или в парке - не знаю,
Везде зеркала сверкали.
Внизу, на поляне, с краю,
Вверху, на берёзе, на ели.
Где прыгали мягкие белки,
Где гнулись мохнатые ветки,-
Везде зеркала блестели.
И в верхнем - качались травы,
А в нижнем - туча бежала…
Но каждое было лукаво,
Земли иль небес ему мало,-
Друг друга они повторяли,
Друг друга они отражали…
И в каждом - зари розовенье
Сливалось с зелёностью травной;
И были, в зеркальном мгновенье ,
Земное и горнее - равны.
Такое же изобилие зеркальных поверхностей виделось и Инне Лисянской в домашнем быту. Более того, она приложила немало усилий, чтобы улучшить их отражающую способность, чистя все эти медные трубы, серебряный самовар, дверные ручки, спальный никель, навощённый паркет. Но несколько неожиданными оказались две заключительные строки в этом стихотворении.
Разве думала тогда я, что поэт -
Тоже нечто, отражающее свет.
Однако таковыми они оставались лишь некоторое время. Ведь тут же пришло на память следующее извлечение из творческого наследия Константина Бальмонта.
Я зеркало ликов земных
И собственной жизни бездонной.
Я всё вовлекаю в свой стих,
Что взглянет в затон углубленный.
Я властно маню в глубину,
Где каждый воздушно-удвоен,
Где все причащаются сну,
Где даже уродливый строен.
При этом наивно было бы думать, что только мастера поэтического цеха наделены способностью быть «зеркалом ликов земных». Все, кто способен рефлексировать, то есть отражать реальность во всех её ипостасях, являются таковыми. Не об этом ли свидетельствует Андрей Белый, утверждавший, что «наши души – зеркала».
Тут весьма кстати привести любопытное размышление Михаила Пришвина о природе взаимоотношений человека и природы.
«Вся природа есть зеркальный свидетель жизни всего человека-царя.
В природе вода лежит, и её зеркало отражает небо, горы и лес. Человек мало того, что сам стал на ноги, он поднял вместе с собой зеркало, и увидел себя, и стал всматриваться в своё изображение.
Собака в зеркале видит в себе другую собаку, но не себя. Понять себя самого в зеркальном изображении, скорее всего, может только человек.
Вся история культуры и есть рассказ о том, что увидел человек в зеркале, и всё будущее наше в том, что еще в этом зеркале он увидит».
В заключение стоит дать слово Ирине Одоевцевой:
Я сегодня с утра весела,
Улыбаются мне зеркала,
Олеандры кивают в окно.
Этот мир восхитителен… Но
Если-б не было в мире зеркал,
Мир на много скучнее бы стал,
а потом поглядим в зеркало, чтобы затем предаться рефлексиям на предмет увиденного в нём, предварительно освежив в памяти размышлизм Уильяма Теккерея и сонетное обращение Иосифа Бродского к предмету данного эссе:
«Мир - то зеркало, и он возвращает каждому его собственное изображение. Нахмурьтесь - и он, в свою очередь, кисло взглянет на вас; засмейтесь ему и вместе с ним - и он станет вашим весёлым, милым товарищем».
Не осуждая позднего раскаянья,
не искажая истины условной,
ты отражаешь Авеля и Каина,
как будто отражаешь маски клоуна. Как будто все мы - только гости поздние,
как будто наспех поправляем галстуки,
как будто одинаково - погостами -
покончим мы, разнообразно алчущие. Но, сознавая собственную зыбкость,
Ты будешь вновь разглядывать улыбки
и различать за мишурою ценность,
как за щитом самообмана - нежность… О, ощути за суетностью - цельность и на обычном циферблате - вечность!
(И. Бродский. Сонет к зеркалу)