Посвящается В.С. Правдюку
Письмо №1. Перед атакой
Милый друг! Пишу Вам перед боем.
Дан приказ освободить Сморгонь.
Как ни странно, я почти спокоен.
Хоть едва-едва видал огонь.
Мне полковник час назад жал руку:
«Подпоручик, с Богом! Верю в вас!»
Постигать Суворова науку
В ратном поле ныне пробил час!
Бодры духом молодцы-солдаты!
Но смущён подчас бываю я.
Ведь гожусь моим орлам-ребятам
Не в отцы, но в братья, в сыновья.
Но за них пред Богом отвечаю,
Чтобы их напрасно не губить.
Мы ещё до света выступаем…
И прошу меня, мой свет, простить,
Если… Впрочем, знаете всё сами!
Недосуг теперь писать, увы.
Но в какое б ни был ввергнут пламя,
Навсегда со мной, мой ангел, вы!
Письмо №2. Освобождение Сморгони
Сегодня мы схватились в рукопашной…
Глаза в глаза… Но я не помню глаз…
А лишь оскал… Оскал зверино-страшный.
И сам я был таким же в этот час!
Я перед тем закрыл глаза солдату,
Что четверть часа мучился без ног.
Он только год без малого женатый.
И возвращаться на родной порог
Он не хотел истерзанным калекой…
Другой готов был жить без рук, без ног –
Когда бы только видеть солнце! Реку!
Родимый край, что так от нас далёк!
Но не сбылось… Теперь он вечно видит
Лазурь небес… Она в его глазах.
И словно улыбается открытью,
Что ждёт его Апостол на часах.
Их глаз до смерти, верно, не забуду…
А тех не помню, что колол штыком…
Нам было в схватке этой очень трудно!
Но знали мы наверное: дойдём!
И мы дошли! Дошли, друзей теряя!
Не успевая раны сосчитать!
Сморгонь взята. Доверье Государя
Благословил Господь нас оправдать!
За отступленья горькие недели
Победа наша первая в войне!
Солдаты песни бравые запели
Полны мечтой о ликованья дне.
Вот только жаль, что Научигин Ваня*
Пал смертью храбрых, вражеский окоп
Взяв в штыковой… И Бирк серьёзно ранен.
Размётан взвод снарядом, словно сноп…**
Сморгонь спокойна. Будто мирный город!
Мы брали пленных немцев… от столов!
(Не верили, что русские упорны
И вдруг придут отведать их блинов!)
Курил сегодня с ними папиросы.
Тревожатся от русского «Ура!»,
Удивлены лихой атаке росов
И молчаливо жмутся у костра.
Но кайзер этот город не оставит,
И нам теперь здесь долго воевать
К Отечества и Государя славе.
Да укрепит Всевышний нашу рать!
Поклон нижайший сёстрам милым вашим
И матушке! И… Митричу-хрычу!
С зарёй победной я вернусь однажды
И эту грёзу в сердце золочу.
*Прапорщик Иван Научигин «выбив со своей 10-й ротой немцев в штыковой атаке из окопов» продолжил преследование противника и «был убит наповал в самом местечке Сморгонь, смертью героя запечатлев совершенный им подвиг».
*4-я рота, выйдя сомкнутым строем на шоссе, попала под этот огонь. Один из снарядов угодил в самую середину строя. Ротный командир прапорщик Бирк был тяжело ранен, а 12 солдат убиты на месте.
Атака Преображенцев капитана А.П. Кутепова
Левой! Левой! Примкнуть штыки!
Пуля не Бог, чтоб поклоны ей класть!
Снова петровские дети-полки
В схватку вступают не с тем, чтобы пасть –
Чтобы врагу не топтать земли
Русской! В сердцах голос чести не смолк!
Как на параде, в дыму и пыли,
Первый петровский шагает полк!
Экая удаль и ширь в плечах!
Где-то ещё таких сыщешь орлов!
Лают мортиры, Максимы строчат,
Цепь златокудрых рядя голов.
Цепи сомкнулись. В ногу! Ровней!
Через окопы прыжками – вновь вряд!
Гвардия кланится лишь пред царей!
Страшен врагам её дивный парад!
Левой! Левой! Команду кричит
Чернобородый крепыш-командир.
Нет, он не может быть ранен, убит!
Он – словно вечный! Всегда впереди!
Сплюнул травинку, назад оборот,
Весело блещут, прищурясь, глаза.
Чуть усмехнулся на пули пролёт.
Смерть для него, как для камня коса:
Чья переважит? Брат-кайзер, постой!
Прадеда Фридриха вспомни позор!
Про Кунерсдорф и у Цорндорфа бой,
Как бил германцев отважный Фермор!
Как содрогался надменный Берлин
Слушая марши российский полков!
Или забыли в столетий дали
Холод и твёрдость тех русских штыков?
Левой! Левой! Взлетает ввысь
Клинок капитана, огнём горя.
Ну-ка, брат-кайзер, поберегись!
Преображенцы, вперёд! За Царя!
Царский смотр
Какие ясные глаза!
Поймёт их лишь иконописец.
И лишь поэт найдёт сказать:
В них – отраженье горней выси.
Мой Государь! Гремят «Ура!»
Полки, орудья заглушая.
Невдалеке ярится враг,
Огнём мать-землю орошая.
Но не смутится дух Царя,
И взор его ласкает верных.
И все сердца благодарят
Его и преданы безмерно.
Он помнит нас по именам…
Он каждому находит слово…
И меньше значат ордена,
Чем чуткий взгляд отца родного…
Согрела белая эмаль
Мне грудь, и руку пожимает
Сам Царь… Но что же за печаль
Глаза небесные скрывают?
Всю кладь российских горьких бед…
Все скорби русские и муки
Он принял в свой душевный свет,
За всех пред Богом став порукой.
Но ядовита ложь столиц!
Она точней мортир стреляет…
Мой Государь! Мне пасть бы ниц
Пред ним, да строй не позволяет.
Что он спросил? Что я сказал?
В волнении едва ли понял.
Лишь только царские глаза
Передо мной, как на иконе.
Мой Государь! Мы все – твои!
И разделяя с нами ношу,
Веди нас в новые бои!
Прибудет с нами сила Божья!
Твою мы славу отстоим!
И крест восставим над Царьградом!
Под гордым знаменем твоим
Мы по нему пройдём парадом!
Ты только будь укрепой нам!
Знаменьем крестным осеняя,
Веди на трепет всем врагам,
Всех нечестивых посрамляя!
Всё это крикнуть я хотел,
Но строй того не позволяет.
И я молчал… И я не смел…
Лишь слёзы тихие глотая
Молился о моём Царе…
Молился о Господнем Лете…
Где павших в вечном декабре
Мой Государь в свой час приветит.
Последний бой «Ильи-Муромца»
Над Крево страшно зарево алеет
Упал с небес крылатый богатырь…
Рахмин, Гаибов, Карпов и Макшеев…
Посмертно ждут вас белые кресты.
И чёрный крест над братскою могилой
Воздвигнутый противника рукой.
Земля чужая воинов приютила,
И не пропел никто заупокой…
Герои одиночного сраженья!
Сикорского крылатый исполин
Не знал и знать не будет поражений.
Но в том бою он был совсем один.
Его клевала стая Альбатросов
А он поодиночке их разил:
Один, другой… Взрывали землю носом…
Так повелось издревле на Руси!
Какой был бой! Всё небо, как в пожаре!
Крылатый витязь кровью истекал,
А неприятель жалил, жалил, жалил…
А помощь безнадежно далека!
Астрологи, сулите гибель свету!
Сегодня утром, в десять без пяти
Земля узрела алую комету,
Что в чёрном дыме камнем вниз летит.
Лицом к лицу сойтись с земною твердью –
Сомнительный, признаться, интерес.
Но лётчики вернутся и по смерти
В сияющую царственность небес.
Газовая атака
Зеленой дымкой тихо смерть струится.
На много вёрст – ни листьев, ни травы.
Зарю не воспевают больше птицы.
И сами мы мертвы, мертвы, мертвы…
Но что за чёрт? Они идут за нами…
Дубинами с гвоздями добивать.
Они уже за нашими стенами
Готовы пить и песни распевать!
Торжествовать победу над убитой
Землёй и над отравленной водой…
Нет, погоди! Покуда не зарыты
Мы в эту землю, примем снова бой!
Как из могил, поднялись из окопов,
Ослепший взор врага лишь различал…
Ну, здравствуй же, «гуманная» Европа,
Забывшая честь славного меча!
Мы не Европа… Рыцарства не знали…
Мы – пахари. Простые мужики.
Но только зря явились вы за нами.
И мёртвые мы встретим вас в штыки!
Сомкнули строй. Черны как головёшки.
Живой стеной восстали из траншей.
И матерей – своих, чужих иль Божью
Помином не тревожили уже.
А лишь хрипели… Что же о браваде
Забыли вы, вдруг побелев с лица?
Нет, не просите больше о пощаде!
От пленных прок неведом мертвецам.
Кто уцелел, бежали… Вновь мортиры
Отрыгивали беглых ганцев страх.
А мы… похоронили командира,
Что был всё это время на ногах.
А сколько ж с ним! Рядком, побатальонно…
Так в Божье войско целый полк ушёл.
У новых войн нет правды и законов.
И этим век открывшийся страшён.
Смерть может пахнуть яблоком и сеном…
И сразу не узнаешь, не поймёшь,
Покуда, изойдясь кровавой пеной,
В агонии на землю не падёшь.
Горят костры, ползут уныло дроги.
Безмолвие оставшихся в живых,
Что не сойдут с заветного порога.
Прочней солдаты русские травы.
Письмо №3. После газовой атаки
Очищен воздух щедростью дождя…
И тишь ночная нас благословила.
Но словно рану, память бередя,
Я вспоминаю ту, что не любила…
И жизнь иную, что не прожита
Осталась – перепахана войною.
Как много света расплескалось там,
Где я, мальчишка, грезил стать героем…
Наш старый дом, открытый всем ветрам…
Скрип половиц, псалтири мерный шёпот.
И издали минорный стон дубрав,
Перераставший в грозный вечер в ропот…
И мать грустит о чём-то у окна,
И теплится лампада у киота,
А за окном уже гремит весна –
Как юность, весела и беззаботна.
Когда б туда вернуться хоть на час!
Когда б склонить пред матерью колени,
Лицом уткнуться в них последний раз
И попросить за всё, за всё прощенья.
Пред ликом смерти вдруг осознаёшь,
Что истинно, что дорого, что свято.
И коростою отпадает ложь…
Жаль, ничего не возвратить обратно.
Что ныне в ностальгии маяте?
К той, что не ждёт, зачем стремятся письма
Из этих смертью выстуженных стен?
Они не к ней… Они стремятся к жизни…
«Я вас люблю!», - писать не стану вам.
Меня вы истолкуете превратно.
Я… как газета верная, подам
Вам вновь отчёт о буднях наших ратных…
Вы улыбнётесь шутке и мамАн
Отрывок с оживлением прочтёте…
О память, память! Хуже старых ран
Она в безмолвья час порой изводит.
Сегодня шутки вам я не припас…
Из белых облак выдвигались цепи
И шли, на недодушенных, на нас,
Спеша отправить прямиком на небо…
А мы, хрипя, косили их огнём…
Но новый ряд вставал взамен убитых…
Его встречали ледяным штыком.
Ах, друг сердечный, что была за битва!
Разбился «хох» о русское «ура».
Мы все атаки вражии отбили.
Мы на войне привыкли умирать
Да, вот, сдаваться нас не научили.
А если скажут, что побеждены
Или погибли мы, прошу, не верьте!
Им не понять, что в кратере войны
Мы обретаем грозное бессмертье.
И потому убитые стократ,
Стоим мы на небесном пограничье.
И раз за разом от эдемских врат
Опять спешим, спешим на перекличку!
Так будет впредь… И мёртвая земля
Ещё воскреснет алыми цветами…
Заколосятся радостно поля,
Что так обильно удобрялись нами.
Всему свой срок… Засим поклон мамАн,
И вашим сёстрам. Ангел мой, прощайте!
На долготу не сетуйте письма…
И иногда в молитвах вспоминайте!
Русский герой
Не журись ты, мать-Россия!
Не дадим тебя врагу.
Перед всеми, что грозили
Полонить тебя, в долгу
Не остались мы ни разу.
И теперь не посрамим.
Только вновь команда «Газы!»
Снова каинов тот дым…
А в окопах – пополненье…
А в окопах – что сельдей
В бочке… Светопреставленье!
Не иначе быть беде!
Растерялись гренадеры…
Молодёжь, язвить их так!
Заметались… Офицерам
Не построить их никак!
Эх, зелёные! Какого ж
Нюни взялись распускать?
Здесь, у Господа в прихожей
Разве так должно стоять?!
Пополненье… Не привыкли…
Марли, марли на лицо!
Нет, не слышат! Нет, поникли!
Страх объял перед концом!
Хоть кострами фронт окурен,
Не спасает это нас…
Наш полковник Отхмезури*
Свой сорвал противогаз.
Чтобы слышали приказы
Ошалевшие бойцы.
И летят раскаты баса
Здесь и там – во все концы!
Тотчас следуют примеру,
Чтоб спасти солдат своих
Остальные офицеры…
И солдаты слышат их!
Подбираются, как могут.
Мочат марли, дышат… Так
Душ спасли солдатских много
Для последующих атак…
Только на землю полковник
В смертных судорогах пал.
До конца свой долг исполнив,
Душу Господу отдал.
Командиров метит наших
Смерти жадная рука.
Им, за други ныне павшим –
Честь и слава на века!
А германцы прут в атаку!
Э, постой-ка! Погоди!
Как взбешённую собаку,
Мы вас пулей укротим…
Только худо видно глазу…
В молоко опять строка…
Эх, к чертям противогазы,
Если нужно бить врага!
А без маски – то ли дело!
Цепь за цепью вновь кошу!
Что, ещё найдётся ль смелых?
Ну же! Милости прошу!
Отползают супостаты,
Оставляя мертвецов…
Только в сумраке закатном
Вижу матери лицо…
Ты прости меня, родная
И не жди, что я вернусь.
Я пропал. Я умираю,
Славя Бога. Славя Русь.
Жаль вот только, что схоронят
Далеко от Покрова…
От родни… В чужой Сморгони
Спит в земле твой сын Иван.
Спит героем… Только это
Боль твою не остудит.
Будет день – придёт победа.
Но меня уже не жди.
* Командир 3-го батальона, полковник Акакий Отхмезури находился в передовых окопах и был задержан затянувшейся сменой. Получив сведения о том, что со стороны противника выпущен газ, он одел маску и, выйдя из своей землянки, обошел окопы, проверяя, приняты ли все меры по отражению атаки. Когда в маске стало невозможно распоряжаться, «так как голоса его не было слышно, презрев явную опасность, являя доблестный пример неустрашимости, присутствия духа и самоотверженности», он снял маску и стал отдавать приказания без маски. Его примеру последовали и другие офицеры в траншее. Хладнокровно организовав оборону своего участка и открыв огонь, они отбили наступление немцев и удержали позицию. Действия их увенчались полным успехом и все попытки противника наступать в дальнейшем были отражены, при этом сам полковник Отхмезури и большинство офицеров были отравлены ядовитыми газами. «Почувствовав себя дурно, Отхмезури оставался на своем посту до тех пор, пока не потерял сознание. Вынесенный из окопов, он смертью своею запечатлел содеянный геройский подвиг», отмеченный орденом св. Георгия 4-й степени.
Русская атака. Дивизион подполковника А.В. Фока
Вот и сквитались… Не быть в долгу
Перед противником в схватке жестокой.
Отсалютует за всё врагу
Дивизион подполковника Фока.
Бьёт артиллерия… Глаз, что прицел,
У командира. Не жди осечки!
Мускул не дрогнет в суровом лице,
Чтоб не стряслось в этой огненной сечи.
Смята, разбита брустверов сталь.
В рёве орудий стонов не слышно.
И никого, никого не жаль.
Бьёт артиллерия без передышки.
Вот, гренадеры в атаку пошли,
В прах обратив блиндажи и заставу,
Сделав могилой для вражьих дружин -
В память о братьях, погибших со славой.
Две галереи… Блиндажный бетон….
Только земля, что со снегом смешалась…
Бьёт без промашки дивизион…
Каинов дым вытравляет жалость.
Слава сапёрам. Разведчикам – честь.
В полном составе назад вернулись.
Осуществилась святая месть,
Если есть святость в снарядах и пулях.
Сладостна ярость победных минут…
Не позабыть супостатам урока.
Им отдаёт поминальный салют
Дивизион подполковника Фока.
Милосердные сёстры Залесья*
В земное пекло ангелы сошли,
Избрав стезю Христовых мироносиц.
Чтобы печали наши утолить,
Когда нас смерть так жадно-жадно косит.
И чтобы раны наши излечить
Своим терпеньем, кротостью, заботой.
Любовью наши души умягчить,
Что друг на друга выжжены охотой…
Спаси вас Бог за чистоту сердец!
За милосердья подвиг благодатный!
В ночи всемирной светится венец
Над каждым краснокрестным белым платом.
Три ангела у одра моего…
Две девушки и строгая графиня…
А близко-близко плещется огонь,
И всё окрест походит на пустыню.
Но в лазарете чисто и светло…
Как в Божьем храме… Встать бы на колени
Пред вами, отражающими Зло,
Как вестницы Святого Воскресенья!
Но для начала на ноги бы стать.
Час не пришёл мне слушать райских песен.
И в тыл меня, прошу, не отправлять.
Оставьте здесь, в прифронтовом Залесье.
Я поднимусь и снова в бой пойду.
Меня в окопах ждут мои солдаты.
А надо мной склонились не в бреду
Три ангела Надежды и Отрады.
Храни вас Бог, когда ярится гром…
Вам суждено, Любви являя силу,
Сиять для нас в сиротстве мировом
Как дивный образ матери-России!
*8-й военно-санитарный транспорт со станции Залесье, которым руководила графиня Александра Львовна Толстая
Февраль. Глупость или измена?
Ящик Пандоры открыть – ради своих амбиций,
Ввергнуть в хаос страну – лишь бы власть захватить,
Пламя усобиц разжечь в сердце своей столицы,
Душу народную ложью и клеветою растлить… -
Глупость или измена?
Как нестерпимо лжи царственное благородство!
Как подстрекателям смут жертвенность Долга вместить?
Как самозванцам принять истинное первородство?
Тьме – как позволить Свету в главной войне победить?
Смерть, как побочный эффект, вирус принёс нетерпенья…
Бешенство званных свобод кровью невинных кропит
И растопляет лёт, не дотерпев потепленья…
Не дотерпев победы, будет и фронт разбит…
Глупость или измена?
Бьётся в падучей февраль, Божьи поправ законы…
И оглашённых сердца увеселяет жуть…
Поезд от станции «Дно» к пропасти мчится бездонной,
Поезд с названьем «Россия» свой завершает путь…
Судьбы готовясь вершить, радостно делят портфели.
Вот, и пришла пора славу себя стяжать!
Только уже чужим сделалась Русь трофеем…
Только портфели бросив, скоро уж прочь бежать…
Вместо того, чтобы стать,
Гордость смирив, на колена…
Как же это назвать?
Глупость или измена?
Царская рота. Прощание с Государем
«Государя едем защищать! –
Вот уж им покажем в Петрограде! –
Ишь какое время бузовать
Выбрали!» - задорен шум в отряде.
Царской роты бойки новички!
Вензеля нашили на погоны:
Стыдно, чай, без них и не с руки
Становиться на защиту трона!
Пели песни и запасников
Крыли, не стесняясь в выраженьях.
«Драть бы этих сукиных сынов,
Что срамят военное служенье! -
Поспешай! За батюшку-Царя!
Не дадим ослушникам в обиду! -
Ох ужо покажем бунтарям», -
Так гудели радостно-сердито.
Остановка… Сумрачный перрон…
Офицер в полковничьих погонах…
А напротив – царский эшелон,
Как застывший в царстве снежно-сонном…
Ясные полковника глаза
Смотрят так внимательно-печально…
Как в церквах взирают образа…
Словно понимающе-прощально…
- Государь!.. Дозвольте доложить!..
Ваша рота следует в столицу,
Чтоб конец бесчинствам положить
И защитой стать Императрице!
Ясен взор, но всё стремится вдаль…
И чело отмечено страданьем…
И едва послышалось: «Как жаль…»
Или ветер так прервал молчанье?
- Вас и роту я благодарю.
Но в столицу ехать вам не нужно.
Вы служили верою Царю,
Продолжайте дальше вашу службу
Для России… Лишь она важна.
Вы назад теперь же возвращайтесь… -
И опять сгустилась тишина,
И опять послышалось: «Прощайте!»
Как же это?.. Что же, Государь?
Да куда же нам теперь отсюда?
Быть беде, как приключалось встарь,
Если торжество справлял Иуда!..
Может, это сон или мираж?
Может, лишь дурное наважденье?
Коль покинул нас державный страж,
Значит, быть России в запустенье…
Царский поезд тихо отходил…
И в окне лик царский, как в окладе…
И в последний раз благословил,
Как ещё недавно на параде.
Государь! Вернитесь лучше вы!
Защитим и вас мы, и царицу!
И порядок на брегах Невы
Восстановим, не взглянув на лица!
Государь! Солдаты рвутся в бой,
Положить за вас живот готовы!
Возвратим Империи покой
Хоть теперь! Одно лишь ваше слово!
Разлетался в щепы старый мир
Под метели голос похоронный.
Тихо плакал ротный командир
В темноте безлюдного перрона.
Вьюга стёрла царские следы.
Эшелон отправился обратно.
И недобро, норовом круты,
Замолчали мрачные солдаты.
Для России… Ваш святой наказ,
Данный всем так кротко и бесслёзно…
Государь! Не оставляйте нас!
Государь! Пока ещё не поздно!..
Переписка двух миров
- Какое чудо! Все пьяны свободой!
Мы дождались! Я, право, как в бреду…
Пример мы дали всем другим народам,
Явив души российской высоту!
Не пролив крови, избежав насилий,
Мы утвердили новую зарю!
Великий путь открылся пред Россией,
Неведомый бездарному Царю.
Маман была в Таврическом! Какие
Там люди судьбы русские вершат!…
- Слепых калек поводыри слепые,
Чьи словеса не стоят ни гроша…
Мне жаль, мой друг, тревожить ваши грёзы,
Но был вчера убит средь бела дня
Наш старый друг, полковник Калатозов.
За то, что не желал погоны снять.
На Балтике до сотни офицеров
Растерзаны без всякого суда.
Вот, какова без разума, без меры
«Бескровной» вашей жуткая страда!
- Ужасно! Но ведь это лишь эксцессы!
- А если бы эксцессом стал ваш брат?..
Финал бесславен будет этой пьесы.
И ужас не наставшего утра
Настигнет нас, томя сердца исходом
Любви и веры в наднебесный скит.
А нас гильотинируют свободой
За то, что соблюдая ложный стыд
Пред дьяволом, мы Бога распинали…
И отрекались от святынь своих.
- Как жутко всё, что вы теперь сказали.
Но всё не так! Россия устоит!
И вскорости воспразднует победу!
Народную! Без прежнего ярма!
К чему повсюду видеть зло и беды?
Подозревать во всех и всём обман?
Вот, Керенский намедни…
- В балагане
Фигляру место. Как победе быть?
Коль отдана без дрожи на попранье
Врагам Россия? Как остановить
Чуму столицей изданных декретов?
Солдат забыл, что значит воевать.
Он, следуя наказом комитетов,
Теперь научен лишь митинговать!
По хатам драпать да с врагом брататься…
Народ в толпу и банду низведён.
Откуда же теперь победе взяться,
Коль ставилось Отечество на кон
В игре бесчестной?
- Быть того не может!
Всё это черносотенство и вздор!
- Понять друг друга нам, мой ангел, сложно.
Поэтому окончим разговор.
Желаю вам остаться в споре правой.
Чтоб было так я жизнь отдать бы рад.
Чтоб воссияла вновь России слава…
Чтоб воссиял нам, смертным, свет утра.
Но так не будет. Роковых событий
Не обратить увы нам череду.
За эту весть меня, мой друг, простите.
Молите Бога, чтоб отвёл беду.
Дезертиры. Расправа над комиссаром
- Это кто это там голосит?
- Комиссар прикатил из столицы!
- Ишь ты сволочь какая… Шумит,
Что пора б уже насмерть сразиться!
- Ты про мир нам, каналья, давай!
Сколько гнить нам ещё в окопах?
Нам – к собачьим чертям ваш рай!
И к таким же чертям Европу!
Немцы что же? Такой же народ!
А цари нас стравили в драке!
И друг друга который год
В клочья рвём, как дурные собаки!
По домам нам пора, братва!
Землю барскую всю поделим!
Свои звончатые слова
Придержи-ка теперь, Емеля!
Нас не надо бесчестьем стращать.
Мы не знаем господской чести.
И хорош о свободах вещать!
Покажи край, с которого есть их!
Не свободы, а волю даёшь!
Развернись-ка душа тальянкой!
А в ярмо нас опять не впряжёшь!
Никакой самой сладкой обманкой!
А сражаться… Ступай-ка сам!
Языком не штыком работать!
Ну, чего заробел, комиссар?
Иль сразиться с врагом неохота?
- Вот, покажем ужо тебе!
Возомнили себя царьками!
Ну-ка бей его, братцы, бей!
Сброшен царь, разберёмся и с вами!
- Агитаторы, мать-размать!
- Наступать? Так одень-ка каску!
- Будешь знать, сукин сын, как гнать
На убой трудовые массы!
- Офицеры! – Эх, чёрт принёс!
- Погоди, мы и их штыками…
- Прочь ползи! Повезло тебе, пёс,
Что не сдохнешь под сапогами…
- Расходись, расходись, братва!
Брешет пусть теперь их благородьям!
Расходись! Раз нам дали права,
Так теперь мы в атаки не ходим!
Женский ударный батальон Марии Бочкарёвой
Когда зовёт на смертный бой
Тебя страна твоя родная,
Призыву этому открой
Ты душу, прахом отрясая
Всю жизнь, все радости её.
Вершится так великий постриг.
Монашкам – крест… Тебе – копьё…
И вместо рясы не по росту
Шинель… и с нею сапоги.
Всё прочь уйдёт: друзья, родные.
Но ты иначе не моги,
Когда зовёт тебя Россия.
Великий постриг… Судный час…
Возврата нет. Но есть бессмертье.
Весна приидет не для нас,
Но ныне мы пред ней в ответе.
Пусть малодушные бегут,
Наш батальон займёт их место.
Забыв домов родных уют,
Мы ныне Марсовы невесты.
У нас дороги нет назад.
Благослови же, мать-Россия
На зов твой вставших в строй солдат,
Подай на брань святую силы!
Пусть трусы зубоскалят вслед,
Принявшим постриг не до сплетен.
Нам, в ад земной сходящим, свет
Открыт грядущего бессмертья.
Не сокрушимся духом мы,
Не побежим в час битвы страшной.
И под огнём, средь дымной тьмы
Нас поведёт в атаку «Яшка».*
Свершился постриг. С Богом! В путь!
Что доведётся нам изведать?
В живот ли штык иль крест на грудь?
Но цель одна у нас – победа!
*Прозвище Марии Бочкарёвой
Последнее наступление
Мир праху храбрых. Мир праху верных.
Смерть за Отечество лучше стыда.
Шли в наступательный марш офицеры.
Трусость с изменою шли по следам…
Бились солдаты, приказ не нарушив.
С линии первой противник бежал.
В наших рядах кто убит, кто контужен…
Но от «ура!» воскресала душа,
Грёза победы нам сил придавала.
Раны забыв, мы стремились вперёд.
Только, увы: наступленье сковало
Вновь беснованье блудливых свобод.
Линия третья. Осталось немного!
Только у нас не хватило солдат…
Верные полк пополняли у Бога,
Прочим был дан на бесчестье мандат
Петросоветом. Напрасны приказы…
«Третий рубеж не идём штурмовать!»
Честь умерла. Дезертирства зараза
В сброд обратила российскую рать.
Что же зазря подпоручик Печинский*
Пал смертью храбрых? И он ли один?
Зря ли, явясь на подмогу мужчинам,
Бились ударницы, встав на пути
У неприятеля? Окровавленный
Зря командир к чести сброда взывал.
Принявшим сердцем мандат на измену
Непостижимы о долге слова.
С горстью солдат в ночь ушли офицеры,
Что не вернуться уже никогда.
Мир праху храбрых. Мир праху верных.
Смерть за Отечество лучше стыда!**
* Подпоручик 61-го Сибирского стрелкового полка Иван Печинский при атаке сильно укрепленного выступа Богушинского леса «Фердинандов Нос» личным примером увлек свою роту вперед, первым ворвался в окопы противника, «где и пал смертью героя».
** «Тщетно офицеры, следовавшие впереди, пытались поднять людей. Тогда 15 офицеров с небольшой кучкой солдат двинулись одни вперёд. Судьба их неизвестна – они не вернулись. Мир праху храбрых!» (из боевого донесения).
Памяти подпоручика Николая Рахманинова*
Пускай исполнит ветер вокализ –
Мелодию обетованной выси.
Жаль, встреча с чёрной копотью земли
От нашей доброй воли не зависит.
В секундах леденящего пике
Спрессованы промчавшиеся годы.
Я вознесусь, пожалуй, налегке
Из вымотавшей душу непогоды.
Я вознесусь над серым сентябрём
В нерукотворной скинии сиянье.
Последний будет там аэродром –
Земного притяжения попранье.
Ты обо мне тихонько помолись.
И не скорби. И будь благословенна…
А ветер исполняет вокализ –
Обетованной выси плач священный…
* Николай Васильевич Рахманинов – сводный брат композитора С.В. Рахманинова. 03.08.1914 г. вступил в службу в 34-й корпусной авиационный отряд «охотником» на правах вольноопределяющегося. 22.12.1915 г. выдержал экзамен на чин прапорщика запаса при Офицерской воздухоплавательной школе. С 18.02 по 10.05.1916 г. командовал передовым отделением отряда. 08.02.1916 г. получил сильную контузию при аварии аэроплана. Подлежал эвакуации, но остался в строю. 18.09.1917 г. Аэроплан Рахманинова попал под сильный обстрел у д. Ведерники. Самолет был вынужден пойти на снижение. При посадке его подбросило воздушным потоком, он перешел на пикирование и упал. Наблюдатель — Николай Васильевич Рахманинов и летчик — подпоручик Мигай при этом погибли.
Эпилог. Последние ратники
Там в церквах на престольный праздник
Так светло и утешно поют.
Там цветочной расшитые вязью
Снова вёсны полотна ткут.
Рощи манят берёзовым звоном
Песни звучные им распевать…
Там пред тёмной фамильной иконой
Обо мне тихо молится мать,
Чтоб Господь защитил и направил…
Там лучится надеждами даль,
Там, как прежде, играют «Коль славен»,
И приветствует нас Государь…
Там четыре царевны с царицей
Ищут страждущих боль утолить.
Белый сонм их опять мне снится
И Царевича ангельский лик…
Там… Всего лишь была Россия.
И страны нет подобной ей.
Только нас навсегда просквозили
Ветры злых февралей, октябрей.
Отступать? Не за тем стояли
Восемьсот десять дней, что стена.
И не мы ту войну проиграли,
И позора пить чашу не нам.
Бой последний принять осталось,
Мы – последняя Родины рать.
Не нужны нам пощада и жалость.
Под «ура» мы пойдём умирать.
Допишу я последние строчки
Той, которая их не прочтёт.
Восемнадцатый год хохочет,
Открывая для верных учёт…
Дорогая, пусть Бог вам поможет
Окаянные дни пережить.
Ну, а мой путь февраль итожит,
Я дошёл до последней межи.
Мы с рассветом пойдём в рукопашный.
За Россию… За Честь… За Царя…
Здесь нас примет измёрзлая пашня,
А на небе нам рай отворят.
Нас на долгие годы забудут
В той стране, что источена тлёй…
А кресты и могилы иуды
Беспощадно сровняют с землёй.
Только мы… всё равно пробьёмся!
Сквозь гранит, из-под глыб прорастём.
Мы дождями с небес прольёмся,
Вспыхнем русской зари огнём!
Чтоб далёкий потомок однажды,
Натерпясь безотцовщины зол,
Из забытых страниц былей наших
Вновь Отечество наше обрёл.
Сквозь столетье смыкая руки,
Восстановим мы спайку времён.
И узнают прозревшие внуки
Ту страну, что была как сон!
Там на светлую литургию
Соберётся единый народ.
Оживут имена дорогие,
Лжи растает пленительный лёд.
И когда, проплутав в угаре,
Русь поймёт, где друзья, где враги,
Вновь пред образом Государя
Наши, русские, встанут полки!
Великий пост 2018 г.