Рыжее солнце над Ялтой, над бухтой, над миром,
гор сизоватых знакомая взгляду гряда,
след самолёта по небу бежит штрихпунктиром
и исчезает, как тот самолёт, без следа.
Над горизонтом плывут сухогрузы, как будто по небу,
словно парят, – это оптики летней сюрприз,
из многолетней лозы виноградной родившийся стебель
влез по лучам на веранды июньской карниз.
Эти пейзажи вошли в мою душу с рожденья,
стали стихами и точность внушили руке:
чайки строке преподали уроки паренья,
скалы изысканность форм преподали строке.
Волны морские делились и ритмом, и волей,
ветер яйлы рвал, как листья, рифмёшек старьё, –
вот почему причисляют меня к южной школе –
крымскостью каждое слово пропахло моё…
Южная школа увита цветами метафор,
в ней свой и шарм обаянья, свой лоск и уют,
аквалангисты находят в ней россыпи амфор,
в ней археологов супероткрытия ждут.
От Аю-Дага к Мартьяну летучие яхты
мчатся Гурзуфским заливом, всю душу пленив,
может, бывал, допускаю, и в лучших местах ты,
но для души моей лучший вот этот залив.
Вот и сейчас, на Ай-Петри взглянув мимоходом,
и ощутив вдохновения сладкую грусть,
я, не подверженный веяньям всяким и модам,
снова всем сердцем к реалиям крымским тянусь.
Эти места не чета мне поэтов пленяли:
Пушкин, Волошин, Марина…. Имён карнавал!
Вечно любить их поклялся однажды, не я ли?
Вечно, не я ли, в разлуке о них тосковал?..
Рыжее солнце над миром, над бухтой, над Крымом.
Чайки над бухтой парят, припадая к волнам
Южная школа писать нам велит о любимом,
о нелюбимом писать просто некогда нам!..