Вечерний юг. Вдоль стынущей брусчатки
На набережной, где гостит июнь,
Похлопывают шлепанцы по пяткам,
Ведут смотреть закат и на меню.
Официантка в униформе алой,
Подвижная, одна за семерых,
Уже в уме подсчитывает баллы,
На что потратит столько чаевых.
Курортам все сословия покорны,
И всякий дань готов внести в сезон:
Отборные холеные мажоры,
Ударник нив и офисный планктон.
И, словно в бане, есть меж ними сходство,
И кажется, что в целом все равны –
Распятое обожествляют солнце
И плавность Посейдоновой волны.
Вот отдохнувший докрасна, прохожий,
Как сталевар, «Нуар» с прибрежных нар;
Наверно, толерантен к цвету кожи,
Красуясь, демонстрирует загар.
Давидом этим с идеалом тела
Чужая сражена была жена.
Бранила мужа крепче, все зудела
За штоф вчерашний лишнего «Додна».
Вот нахаленок, в папу рыжеватый,
Что только два пломбира умолол,
Съев сахарное облако из ваты,
Утер свой рот о маменькин подол.
Поймать на яхте счастье всем пророчит
Джек-зазывала, он же Воробей,
И бард поет про очи и про ночи,
О родниках и росах в серебре.
Здесь бытие сжимает амплитуду,
И впрок простора можно зачерпнуть
В свою извечно жаждущую грудь,
Забыв на время, кто ты и откуда.