***

Владимир Нарбут
1.
 
Но в праве ль я Офелией, невинно утонувшей, называться?
Мои уста молчат, рука несмело держит венец цветов,
Не полевых, не тех, что сорваны в саду Эдема —
Я их серпом срывала на осколках Греции прекрасной.
Мне имя не Офелия, но принц мой, Гамлет,
И он же мой король, как призрак давних лет,
Далёких лет — ушедших вместе в крушении России:
Не Достоевского, но Блока.
 
Мне имя — пустота, мной выпит весь мышьяк,
Но разве он мой разум отравил?
Я рассуждаю речами принца моего,
Бродившего в лесах — торжество безумия его!
Опала яблоня в его саду, и белою тропой
Ему начертан ныне путь, который он
Желал, наверное, в кошмаре позабыть.
И слышу где-то неустанно:
Быть или не быть?
 
Я знаю этот глас — и он зовёт меня к пруду,
Заросшему травою, высокою и дикою.
К нему, надев цветочный свой венец, бреду
На звон его стоячих вод.
 
Я поднимаюсь по холмам, мой шаг не слышен.
— Невестой будешь мне! Прекраснейшей из муз!
Но братьев сорока и их любовь ему вовеки не затмить:
Я добровольно отвергаю королевств,
Сердец нелюбящих союз.
 
Мне люб сей дикий край — в нём душа моя покой свой обретала,
Покой покойника, надгробие чьё невольной дерзостью
Прекрасной древности и временем отныне стёрто.
И птица счастья, птица гордости над головей моею,
Крылом прекрасный небосвод сей очертив,
Свободно от приближающихся бед летала.
 
Я забралась на ветвь плакучей ивы,
Склонила лик свой к водам.
Я словно с временем играла в шутку,
Как будто с призраком говорила,
И страх, и беспокойство
Своими речами нагоняла.
Замолкло всё: и ветер,
 
Что песню древнюю на руках своих мне нёс,
И клёкот птиц, предчувствовавших смерть,
И смолк какой-то незнакомый говор ветвей берёз,
И дух, что охранял разрушенную твердь,
В это мгновение смолк.
 
— Война! Огонь!
Но мне цветов не выпустить,
И не разжать ладонь.
 
2.
 
Но ветвь крепка, а значит сорваться
Пришёл мой час. Готова я, моя душа,
Я смело в руки смерти отдаюсь.
Венок цветов прекрасных по реке пустив,
От страха задыхаясь и вовсе не дыша,
Я в воды хладные срываюсь.
И воды хладные, меня сей толщью поглотив,

Пустили вдоль неслышного течения.