Моё вегетарианство

             
               
                Спасибо читателю за терпение.

Вечность целую зверя в себе ублажала, –
Завсегда  сельский стол мясо короновало!
На подворье водилось - двуногих, копытных,
И опасных, порой, и совсем безобидных.

На заре моей жизни – корова водилась,
И она, как обычно, телилась, доилась…
Но её я не помню, – была так мала,
Что меня ещё жизнь, до поры, берегла!

А со школьной поры – помню массу цыплят
И, совсем безобидных, пушистых крольчат…
Это всё вырастало, чтоб нас накормить.
Холодильников не было – мясо хранить.

Был, почти ежедневен, убийства процесс,
Но сокрытый от глаз, – не будил интерес.
А однажды (...а сколько мне было тогда?),
За спиною осталась и эта черта…

На глазах моих курицу папа поймал,
Шею ей завернул, с полки ножницы взял,
Так умело завёл их ей в клюв и - каюк!
Птицефабрики опыт не вызвал испуг.

Ведь - ни крика, ни шума, ни хлопанья крыл…
Он потом кипятком эту тушку облил,
Быстро обтеребил и огнём осмолил,
Да разделывать – маме на стол положил.

Наслаждалось семейство куриной лапшой!
В моём сердце, пока ещё – мир и покой!
Даже больше того: стала я приставать,
Чтоб отец этот опыт смог мне передать.

Ну, а он мне сказал: «Головы не морочь!
Это вовсе не бабское дело-то, дочь…
Ты посуду вон, маме помыть помоги».
А я всё нарезала вкруг папы круги…

Он «искусство» своё так с собой и унёс, –
Приставанья мои не воспринял всерьёз.
Но зато – научилась кролов забивать,-
Рядом с папой крутилась, не стал отгонять.

Может быть, был и рад, что я тут, под рукой.
А я опыт копила кармический, свой.
Может, чуйка меня куда надо толкала?
Сколько раз эти знания я применяла!..

Папа рано ушёл... Алкоголь сделал дело, –
Отлетела душа, коли тело сгорело.
А в семье - лишь девчата… А мясо – живое,
Не забьёшь – не поешь! Вот такое былое!

Коль попросишь кого - так делиться придётся, –
И пол птицы, на нас четверых, остаётся.
Мама молча слабела, а я наливалась …
И уже топором с птицей я расправлялась.

После смерти отца в городок перебрались,
Мясом птицы и мясом кролов мы питались.
И расправа, почти, меня не угнетала,
Только жизнь строго дальше учить продолжала.

Стали  мы в год по хрюшке на мясо растить.
Тут мне опыт забоя пришлось накопить.
У кузины был муж, спец – каких поискать!
Для начала – мне кровь предложили собрать.

А потом, чтоб кровянка была без душка,
Очищалась, до плёночки тонкой, кишка.
Я освоила этот процесс непростой.
От души муж кузины делился со мной.

Показал мне все тонкости грамотно он:
Что с желудком проделывать – на сальтисон,
Как его потрошить, тут же, не отходя…
Как мне это потом пригодилось, друзья!

Девяностые были ещё далеко…
Мне тогда и жилось, и дышалось легко.
Но судьба заставляла свой опыт копить,
Чтобы я лихолетье смогла пережить.

Кто бы знал, что развалится скоро страна!
Что настанут другие совсем времена,
Что стрелять станут, как куропаток, людей!..
А меня тяготит кровь забитых свиней.

Сколько их впереди – даже не сосчитать!
Но хочу по порядку о том рассказать.
Я, пока, молода! Я – невеста пока!
Из Советской я Армии жду жениха…

Замуж вышла, и  стало попроще мне жить,-
Нет подворья – и ни свежевать, ни убить!
Правда, мною попытки  предпринимались,
Но они все смешно и нелепо кончались.

В этом плане, мой муж был совсем не хозяин.
Он, наверно, был Авель, а я была Каин.
Тут пришлось нарабатывать опыт другой,
Этот опыт был легче, он связан с землёй.

А с тех пор, как сыночка в себе понесла,
Я на мясо без дрожи смотреть не могла!
Воротил меня мяса и запах, и цвет…
Посылала мне карма, наверно, привет!

Мясо, старший мой сын никогда не любил,
Фарш, вообще, стороной он всегда обходил.
Рацион изменил после службы своей,
Чем, конечно, и нас удивил, и друзей.

В девяностых вновь карма меня доставала, –
Ведь подворье квохтало, визжало, мычало…
Только этим и жили в колхозах тогда…
И, казалось, не кончится  эта беда.

У меня второй брак, ещё двое детей…
Перестройка погнала по свету людей…
Нас прибило в Сибирь этой страшной волной.
И опять я в деревню попала с семьёй.

А деревня была – эталон, загляденье!
И колхоз ещё крепок был, на удивленье.
Но сорвало и немцев с насиженных мест, –
Почти массовым стал, постепенно, отъезд.

Предложили нам ферму, кирпичный завод,
Ведь страну оставлял работящий народ,
А чиновники в креслах тянули резину,
Кресло передавали то брату, то сыну.

Мы пахали, пока был колхоз на ногах,
Разводили хозяйство в сибирских хлевах.
А потом и колхоз приказал долго жить!
Мне мой опыт пришлось торопливо будить.

В этом плане, я горя по жизни не знала:
Сколько мяса на кухне моей побывало?!
Колбасу, высшей пробы, мы сами коптили,
Если на зиму тёлку и хрюшек забили.

Взгляд дразнили в сарае нам окорока,
И топило  слюной  мышцу всю  языка!
А в кладовке на противнях рёбра лежали.
Это лакомство мы всей семьёй обожали.

Сантиметров по десять, конечно с мяском,
Что на стол подавалось холодным куском,
Но под солью, под перчиком – смак, объеденье!
Да такое, что помню ещё впечатленье.

В день забоя с зари дотемна мы пахали, –
Мясо портится быстро, и мы успевали
И кровянку, и ливерку впрок отварить,
Мясом чистый желудок набить и зашить,

А потом отварить сальтисон и запечь…
Было некогда нам ни присесть, ни прилечь!
Сало на мясорубке большущей крутили,
В казане жир на улице шустро топили,

В этот жир опускали и рёбра томиться,
И следили, чтоб им в самый раз отвариться.
Недодержишь – и лакомство будет сырым,
Передержишь – и будет кусочек сухим.

Те, что были готовы, на противень клали,
Солью, перчиком клёвый им вкус придавали,
А в казан – опускали в кипящий жирок,
Чашку рёбер нарубленных – лакомство впрок.

Холодец с головы непременно варился…
Туда курицы тушку и – праздник продлился!
Аппетит дальше вам не берусь разжигать,
Студень был – объеденье, могу уверять!

В девяностых задача моя изменилась, –
Я на месте забоя уже не крутилась.
Там уже колдовали спецы удалые!
И масштабы забоя там были другие.

Очень редко сдавали мы скот живым весом.
Приходилось столкнуться с забоя процессом.
Был забой по весне, и по осени – был…
Ведь колхоз ничего уже нам не платил.

Дети же, подрастали – обуть и одеть,
Про запас надо было деньжата иметь.
Мясо оптом сдавали, а что выручали –
То полгода тянули и вновь забивали.

Забивали по несколько сразу голов,
Тут уже у забойщиков был свой улов.
Я уже от забоя была в стороне,-
Мой кармический долг понижался в цене.

Я должна была тканью прицеп застелить,
Чтобы туши свиные в него загрузить,
Где-то двери открыть, где-то тряпку подать,
Где-то с туши и лишнюю кровь обтирать.

Эти функции было уже не сравнить
С тем, что нужно самой животину убить.
Так легчала нагрузка на душу мою,
Хоть кормила, конечно, и дальше семью.

Но уже чаще птицей – цыплак молодой,
Или бройлер, с его скоротечной судьбой.
А зимой - чаще гусь на жаровне томился…
Но мой путь к светлой радости всё ещё длился.

Как-то был старший сын на деревне в гостях.
Стол, конечно, обильный был, на радостя‘х!
Сын уже, к той поре, игнорировал мясо,
Это было в новинку, но всё было классно.

Для него мы отдельно готовили блюдо,
За столом было весело и многолюдно, –
Все родные пришли, чтобы с ним повидаться,
А он, как-то затравленно, стал озираться.

Показалось мне, что неуютно душе
С нами, неандертальцами, быть в шалаше,
И делить с нами стол, где глодаются кости,
Дискомфорт,  зажимая отчаянно в горсти.

И тогда во мне мысль промелькнула впервые…
Может, карма подбросила мне позывные?
Года три я искала ответ, пост держала:
Все посты календарные я соблюдала.

А потом отказалась от мяса совсем,
Больше четверти века и рыбу не ем.
Может быть, просто сына в миру поддержала,
А быть может, меня карма в шею толкала?

Надо было платить за пролитую кровь,
За себя, и, к тому же, ещё за отцов…
Час расплаты настал, карма взвесила груз,
И подкинула мне козырной, в руки, туз.

Я любила покушать и переедала…
Иногда, откровенно – обжорством страдала!
Если были карпята с Ключёвских прудов,-
Кто от них отказаться был быстро готов?

Их, на этих прудах, комбикормом кормили,
Они жирными были, аж сладкими были!
И сегодня покушать я тоже  люблю,
Но меню изменилось – себя не гублю.

Я за это безмерно судьбе благодарна, –
Вся энергия в пище моей лучезарна!
Кровяной колбасы  я и вкус позабыла!
А ведь как я её, было дело, любила!

А ещё, пирожки я частенько лепила,
Потому, что сама их безумно любила:
Рис варёный в начинке и печень свинячья…
Называют в народе их – «радость собачья».

Дочка мне говорит, что любила я гадость,
Но на уровне том - просто было за радость
Съесть кусочек кровянки и ливерку съесть…
А на уровне этом – пора знать и честь!

Хоть порой непонятки бывают в народе, –
Недалёкость присуща и нашей природе:
Кто решает, что ты непременно больна,
Кто – капризна, а может быть, обречена?

Но ведёт нас по жизни незримой рукою,
Тот, кто денно и нощно в тебе, и с тобою,
Кто потребности наши, до капельки, знает,
И возможности тоже, как книгу, читает.

Он спасёт и поддержит, когда это надо,
Образумит своё неразумное чадо!
У Него к месту всё и, конечно же, к сроку,
Ведь учитель, как водится, входит к уроку.

Вот – сижу на уроке, душою внимаю
И земные ошибки порой совершаю.
Да и как же без них, ведь душа ещё в теле, –
В нём - и трон ей подставят, и пост на панели.

Но душе моей – толика только до взлёта!
Включена уже кнопочка автопилота.
Пусть ей будет легко от земли отрываться…
Ради этого стоит и мне постараться.

Я стараюсь! По-моему, это так зримо, –
Всё, что раньше манило, проносится мимо.
И всё легче душе в чистом крове живётся,
И всё чаще небесное в ней отзовётся!

Переход будет лёгок, она почти дома,
Без животных белков и душа невесома.
Ради лёгкости этой проделан мой путь.
Мне осталось дойти, мне уже не свернуть!

     20.06 – 05.07.2021                В.Тен