На перекошенность дорог,
На перекрестки шаткой веры
Шагнул несмело за порог —
Пустой, уставший и опрелый.
Шагнул один. Точнее — сам.
Вдохнув весеннего акрила,
Метнул улыбку крепким псам —
А я живой!
Судьба простила...
Вот тут и грохнул приговор.
Откуда судьи поналезли?
Святые все, как на подбор —
Ни дум, ни пятен, ни болезней.
Печать «сидел».
Знать, прокажен.
Не интересны подоплеки
Уж лучше грызть соседских жен,
Ваять привычно экивоки.
А он терпел в углах двора...
И не бежал к чертям собачьим,
И не доказывал —
Не крал,
А лишь давал ублюдкам сдачи.
Его сажали на заказ.
Святой дурак.
Он много видел.
Был правдолюбец всякий раз
Быку подобен на корриде...
Двенадцать лет коту под хвост.
Жена ушла.
Друзья? Да бросьте!
Мужская честь давно — погост.
Да и мужчины — на погосте.
Он был когда-то человек.
Любил. Рыбачил. Пел с гитарой.
Носил на шее оберег,
И мать его была не старой...
Двенадцать лет. Казалось — сто.
И мир давно мог измениться.
Какой наивный и простой...
Все на местах.
И те же лица.
Сейчас сидит в углу двора.
И смотрит в небо по-собачьи,
Решает, может быть, пора —
Опять давать ублюдкам сдачи.