надеялись, смогут под ключик,
в забвенье и вечный схорон,
но берег песчаный сыпучий,
что вешним разливом снесён,
но треск неумолчной сороки,
глубоких колодцев межи…
а думали, канули сроки,
и, может, удастся дожить.
ведь чистильщик тоже работа,
зачем же плывёт по реке
с триумфом из вечности кто-то
в истлевшем своём сюртуке,
зачем же их руки и ноги
из вымоин гордо торчат,
лежат черепа у дороги,
уставясь в глаза палача.
когда сургуча не жалели,
свинца и верёвок, и сил,
светло улыбались апрели,
и ветер, шутя, уносил
любые сомненья и страхи,
и пуля летела легко
в упрямое сердце на плахе
под ношеным тем сюртуком…
теперь даже ночью таблетки
и рюмка портвейна (для сна)
уже не берут, поддых метко
и зло бьёт ви(но ли, вес)на…
и мысли — а что, если гости
приедут, как скрыть от внучат,
что то не капели, а кости,
за окнами громко стучат?