Так что у нас тут, дорогой?
Опять инверсия Евклида,
и стилистический приём,
и чёрно-белое кино?
И спины выгнуты дугой,
и мы со скоростью болида
несёмся в стену. Мы умрём,
но нам по-прежнему смешно.
Ничто не может помешать
играть предписанные роли,
грим поправляя на ходу,
привычно реплики толкать.
И слов блестящих ерунду
(поскольку главные герои
всегда дудят в одну дуду)
вовек уже не отодрать.
Мы в коконе блестящих слов,
как гусеницы шелкопряда,
но шёлковые путы не
мешают п р е вращению.
И души — в кровь. И губы — в кровь,
а в кадре — красная помада.
Мы приближаемся к стене.
Но попросить прощения
вместо прощания нельзя:
такой финал не стерпит зритель,
ведь гладиаторских боёв
по квоте мало выдают.
И наша боль без берегов
вполне сойдёт за заменитель
( у зрителя диван, айфон,
фейсбук, вконтакте и уют).
Нас снова ждёт неравный бой
в сценарии — без всяких правил.
Бросаю реплику, — лови
и жги, бедняга Прометей.
Мы в стену врежемся с тобой.—
Какой тут бот её поставил!
Все умирают от любви.
От нелюбви — ещё быстрей.
И оттого ещё острей
в киношке разочарованье.
Эй, матрица, нельзя ль пилюль
других каких-нибудь цветов?
Но тлеет на щеке моей
твоё горячее дыханье.
И вновь кончается июль.
И жизнь. И слёзы. И любовь.