Мороз
Днилось. Водорослей поросли увили
Скручивали в локоны водовороты сна.
Она лилией тела говорила «Милый!»
А он, еще теплый и сонный, уходил стрелять
Их ночи были жаркими, и не было надежды.
Пламень устами переливали, пожаром бухнула ночь
Потом, в гаснущем жаре, в волнах опора неверная,
Мрак, черный, как рана, опаленные ветви рук.
«Милый» - все повторяла. А он глаза свои белые,
Поблекшие от сновидений, отводил: «А знаешь ли ты,
Я ночью ходил по лесу, где ели окаменелые
Были орга’ном серебряным, из них крови потоки лились».
Потом он руки заламывал у окон, узоры морозные
Превращая в мертвое море, по нему не плавал никто.
И не было надежды. Шагал холодным порогом,
Шел, как будто вступая в замыленное стекло.
И не было надежды. И стыло светлое тело
В комнате, что над нею слепило небо в цветок,
Когда он вместе с метелью пронесся лугами белыми
И прерванным сновиденьем руками в реку полег.
Mroz
Dnialo. Mleczne wodorosty wily
skrety coraz to wyzsze loki snu.
Ona lilie ciala unoszac, jeszcze mowila:"Mily",
gdy on, od snu zlego cieply, juz szedl na low.
A mieli noce upalne, nie bylo w nich nadziei.
Plomyk z ust przelewany pozar ogarnial noc,
a potem juz dogasalo, byl poklad, co si; chwieje,
mrok podobny do rany i pnie spalonych rak.
"Mily" - mowila jeszcze. A on oczy biale,
co tak od snow wyblakle, odwraca: "Czy ty wiesz,
tej nocy bylem w lesie, gdzie jodly skamieniale
byly jak srebrne organy, z ktorych tryskala krew"
A potem rece lamal u okien, ktore mroz
przemienil w morza martwe, gdzie nie zeglowal nikt,
i nie bylo nadziei. Wiec szedl przez zimny prog,
jakby wstepujac nagle w nieprzejrzystosc szyb.
I nie bylo nadziei. Styglo jasnym cialem
w pokoju, ktory nad nia sklepial niebo w kwiat,
gdy on szedl wzdluz zawiei jak przez laki biale
i snem niedokonczonym rece w rzeke kladl.