СМЕРТЬ СТАЛИНА
*. * *
Парень высказался открыто
На исходе второго дня:
Сколько было Им перебито —
Ни покрышки Ему, ни дна...
Класс взорвался, а после — стало,
Стало видно, когда затих,
Что учительница — рыдала,
Горло пальцами перехватив.
Так по-бабьи, без всякой позы,
Перед мальчиками — врасплох.
Безголосые эти слезы
Им вколачивало под вздох,
Перехватывало дыхание...
Что он делает — этот псих?! —
Невозможное свое знание
Перекладывает на них,
На их плечи, еще некрепкие,
Плечи мальчиков — не мужей.
В классе школы-десятилетки
Их швырнуло на вираже.
Им решать еще предстояло,
Но сегодня, в конце концов,
Перед ними ее стояло
Перевернутое лицо...
Класс молчал — и смотрел тоскливо
Каждый прямо перед собой...
Их учительница уходила,
Мелко вздрагивая спиной.
А потом, когда распустили
Нас — до времени — по домам,
Одноклассники его били
По мошонке и по зубам.
Чтобы не наводил осуда,
Чтобы помнил, кто он и где,
Чтоб не радовался, иуда,
Всенародной нашей беде...
*. * *
Люди плыли, плыли, плыли
По бульварам и площадям,
Были зной и пыль — и стыли
В этой очереди по ночам.
Ее гнали и закольцовывали,
Возвращали ее назад.
Сколько раз по Кольцу Садовому
Мы прошли по четыре в ряд.
Люди плыли и плыли, и плыли...
По инерции — головных
У летучих кордонов давили
Напиравшие сзади ряды.
Люди шли — их святое право
Было в том, чтобы так идти:
Опрокидывая заставы,
Возникавшие на пути,
Пробивая себе дорогу,
Убивая — не по вражде...
Люди шли — поклониться Богу
На последнем Его рубеже.
Так к истокам идет белуга
Нереститься, сбиваясь в кровь.
Люди — лавой, давя друг друга,
Шли, чтоб выразить скорбь и любовь.
Шли вторые и третьи сутки —
Это как кому повезет —
Сапоги и ботинки, и куртки,
Бумазея и шевиот.
Вот и стал Он — общедоступным -
Бог — наш Дух, и Бог — наш Отец...
Люди шли, разбивая ступни,
И входили к Нему, наконец.
И тогда, в белоствольном Зале,
Среди крепа и мраморных стен,
Эти люди — навзрыд рыдали,
И над ними рыдал Шопен.
Чье сознанье тогда примирилось? —
Эта смерть нас застала врасплох.
В мире что-то переменилось, —
В мире умер последний Бог...
* * *
Мальчишку вспомните опасливо
И тех друзей его — ребят...
Портреты снятые — в запасниках,
Я знаю — до сих пор стоят.
К стене лицом они до времени,
И выжидают только час,
Когда взрастет довольно семени,
Так щедро сеянного в нас.
На тех портретах Он не хмурится,
Но улыбается в усы:
Ему готовят путь на улицы,
Поскольку .улицы — пусты.
И ничего не станет странного,
Когда — привычен нам и прост —
Он в главных залах встанет заново
В полувоенном — в полный рост.
В Нем символ власти, взятой прочно,
Побед блистательных — не счесть.
И по всему выходит — в прошлом
Свои резоны, точно, есть.
Их объяснят подробно вестники,
И что-то затаят в душе...
Того мальчишку били сверстники,
Но после — били их уже.
Сорокалетние мужчины
Все меж собой не разберут,
Все разно судят, в чем причины,
Зачем их опыт был так крут.
И был ли нужен этот опыт —
Чтоб по мальчишеским плечам
Вот так: то выносили оптом,
То вновь вносили — по частям.
Чтоб нынешним двадцатилетним
И вовсе стало — не понять:
Почто в парадных залах — этим,
А тем — в запасниках стоять.
Цвета размешаны — и меркнут:
Что было черно, то — серо.
И каждый ищет — кинуть в мерку
Рациональное зерно.
И только ходит неприкаянно —
Кто все страшится: позабыть
И осознать себя за Каина,
Готовым Авеля убить...