Только не называй это языком.
Не называй языком виноградное
врастание слов в окружающую тишину.
Не называй языком звериный крик
любовных объяснений,
скандирование извинений перед теми, кого предали,
ветхозаветный плач политиков
над городами,
которые после они сожгут.
Это что угодно, но не язык.
Это может быть укором камней,
лежащих на речном берегу
и ничего не знающих
о глубине русла.
Это может быть пеньем домов,
из которых выселили целые семьи.
Это может быть шрифтом
сообщений в газетах,
которыми протапливают бараки.
Но говорить на таком языке –
будто говорить с железом,
будто бы спорить с липами.
Это не тот язык, после которого
выдыхается колдовство покоя.
Не язык, после которого поднимашься
в воздух, заполненный дымом и буквами.
Долгое молчание, словно нить,
выводит нас из сожжённых улиц.
Тишина – тёплая, как ягнёнок на руках.
Мы выстоим на этом ветру,
не потеряем друг друга
в сумерках.
Стоят мужчины и женщины,
держат в руках словари,
а в словарях всё понятно,
как в учебниках по математике
или в детских евангелиях.
(Перевёл с украинского Станислав Бельский)