Я много читал об арестах 30-х. "От тюрьмы и сумы не зарекайся", — гласит народная мудрость. Сокращённое воспоминание об аресте Мандельштама легло в основу стихотворного экспромта. Стихотворение было написано на одном дыхании. Не претерпело ни малейшего авторского редактирования. Тема — обыск с последующим арестом. Идея — показать миг страшного поворота в человеческой судьбе в тот момент, когда вокруг (как ни в чём не бывало) продолжается жизнь. Образы стихотворения — жизненный контраст по обе сто́роны стены́ одного и того же загородного дома, в одной из комнат которого проходит обыск. О композиции и ритмическом строе читатель поймёт сам. Как и о прочем.
"Ордер на арест О. Мандельштама был подписан самим Ягодой. Обыск продолжался всю ночь... Искали стихи, ходили по выброшенным из сундучка рукописям... Мы все сидели в одной комнате. Было очень тихо. За стеной у Кирсанова играла гавайская гитара...", — вспоминала Анна Ахматова.
В доме обыск. Тихо в доме.
У соседей шумно пьют.
Там и пляшут до истомы
и посуду звонко бьют.
Успокоились. Всё стихло.
Только слышно в тишине
патефон играет хрипло
в недрах комнат, в глубине.
Позже складывали скатерть
за бревенчатой стеной,
памятуя чью-то матерь, –
всё ругаясь меж собой.
Поминая всуе бога
и каких-то там чертей,
разлеталась в ночь с порога
стайка выпивших гостей.
Продолжался в доме обыск.
Тишь была и благодать.
И уселись понятые
на железную кровать.
Лишь скрипели половицы
под кирзо́ю сапога.
Дознаватель круглолицый
теребил в руке наган.
У Кирсанова за дверью
в страшный час ночных расправ
зазвучала укуле́ле,
тишину в тот миг поправ.
Тихо плачет укуле́ле,
как о чьей-нибудь судьбе.
Плачет, слышно в самом деле,
обо мне ли, о тебе?