Заканчивался 1979 год, через полгода светил дембель. Никто не распространялся и не обсуждал Афган, но это и так висело в воздухе: офицеры писали заявления, нас тоже прогнали через механизм добровольного участия в боевых действиях. А отказался, прибежал Начштаба, кричит: «Не подпишешь?» Я говорю: Какой смысл, если отправят, так и без заявления отправят, а если нет – так нет. Убежал, грязно выругавшись матом. Все это было в Коммунарске Ворошиловградской области (ныне Алчевск, не знаю только ЛНР или Луганская область Украины). Все-таки, ощущение было такое, что суетятся - на всякий случай, может быть, и не будет ничего, а если и будет, то через сто лет.
Насколько я понял, нас должны были присоединить к одной из резервных армий, но для чего нужен был ракетный дивизион в борьбе с моджахедами, загадка. Дошло это для начальников лет через десять.
В начале января Начштаба объявил мне, что от офицерских курсов мне не отвертеться, что на меня пришли документы, и я отправляюсь, как только придет вызов. Кроме того, дело шло к тому, что дивизион отправят на ежегодные учения в Капустный Яр. Дальше пошли похороны, у нас все-таки форма была поприличней, чем у краснопогонников, поэтому мы и ездили последнюю честь отдавать. Самый трудный был первый раз. А дальше дошло до автоматизма. Все гробы были закрытые. Ездили мы вокруг Коммунарска, по-моему, в городе не разу не стреляли.
Тогда мы ничего не знали, ни про штурм дворца Амина, ни про ввод советских войск, но ясно было, что мы здорово влипли. Весь январь дивизион штормило: проверяли технику, которая была не в лучшем состоянии по случаю воровства. Была явная вероятность, что отправят в Афган. Последний раз до отъезда дивизиона мы ездили на кладбище в открытом грузовике, и это был ЗИС. К тому же заблудились из-за метели и всеобщего мрака. Варежек не было, замерзли все как собаки, отстрелялись и поехали назад. Сидели в кузове молча, ледяной воротник шанели давал знать, что это еще далеко не гражданка.
В феврале дивизион уехал в Капустин Яр, и я остался в казарме один, еще был один прапор, вредное и гнусное существо по хозяйственной части, но он жил в городе. Я начал спокойно заниматься, все-таки у меня образовался разрыв в аспирантуре на полтора года. По городу я ходил спокойно, бегунок я сам и сделал, поскольку у меня был ключ от канцелярии. Первую часть дня я проводил в библиотеке филиала Металлургического института (наверное, Ворошиловградского), классная библиотека, всегда без читателей, а теперь прикиньте уровень: они получали Physical Review и Physics Letters (начало 1980 года, на минуточку!), а сейчас даже Ленинка эти журналы не выписывает. Во второй половине дня я читал и переводил с английского, в частности, Сэлинджера The Catcher in the Rye. Ночью часто печатал перевод, в канцелярии была пишущая машинка.
Но лафа это продолжалась недолго: патрули от пехоты и танкистов даже и не останавливали, у них была параллельная реальность, но раз я попал на прапора. Конечно, ору было – до небес, он отвел меня на губу и сказал, что буду сидеть до дивизиона. Жизнь на губе была вполне сносная: вечером как дедушке положено три рыбки и т.д. После отбоя караул снял двери с петель отвертками и сидящие в камерах таджики и узбеки уселись на пороги или на пол с караулом, который тоже был из таджиков и узбеков. Все курили «Приму». Этакие дружеские посиделки. Ночью был собачий холод, гад прапор ничего не разрешил с собой взять.
Утром был развод, пришел начальник губы, такой рыжеватый майор-химик, он был командиром химбата, только в батальоне у него было человек десять, части были кадрированные (кроме дивизиона). Ну и в качестве нагрузки был он начальником губы и мучил нарушителей показательно. Перед разводом он пошел проверять камеры, и нашел в моей окурок. Сильно нервничал, я ему сказал, что я не курю, и даже в жизни не курил. Вот тут он мог просто взорваться: увеличил на день срок за окурок, и на три – за вранье (что не курил никогда). Что поделать, мама его видно больно уронила в детстве. А через пару часов приплелся мой любимый прапор меня забирать: из Донецка пришел приказ о призыве меня на офицерские сборы. Надо же, тов. Прапорщик, говорю, какая точность. Аж скривился весь, и как бы передернуло его. Тем не менее, спокойно до казармы дошли, я ему предложил чайку с конфетами попить, но отказался. Выдал сухой поек и документы. Я переоделся, собрался, да и уехал в Донецк. Сборы – это отдельная история, формально: я как сержантом потупил, так в Москву сержантом и уехал.
На сборах, если не ошибаюсь, на кладбище мы попали только раз, и то в самом начале, когда еще дисциплинка была хоть какая-то.
Такие дела. 41 год афганцы воюют.
Не получилось у американцев, как не получилось и у Советского Союза, но все таки есть разница. Американцы вложили триллион долларов (говорят – два) и обучили и вооружили 300 тыс чел, развалилось все это за неделю. Наджибулла продержался больше трёх лет после вывода советских войск. После взятия Кабула моджахедами он получил убежище в миссии ООН. В 1996 году пришли талибы и добрались до Наджибуллы, на ООН им было плевать с высокой горки. Его и его брата выволокли из миссии и пытали несколько часов. Затем возили по городу на автомобиле, привязав к бамперу за ногу. Дальше талибы повесили тела братьев на площади, где они провисели несколько дней.
Сегодня увидел текст, где Степашин утверждает, будто Наджибуллу пытались спасти, но не успели. Что-то слабо верится
Возвращаясь к сегодняшним событиям, я бы поостерегся от комплиментов и заигрываний с организацией, запрещённой в России.
Дальше стихи, они немного наивные, да и пробовал я их изменить, но зато вот так это все воспринималось в 1980 году (Олимпиада и Высоцкий).
Всё было погано, мы ждали Афгана
В Донецке, тогда еще общесоветском
Мы дембеля ждали, газеты читали
И в город гоняли за водкой Стрелецкой
Мы грузы возили по кладбищам в ЗИЛе
Ребят хоронили в холодных могилах
Мы в воздух стреляли и честь отдавали,
А кровь застывала комком в наших жилах
В задрипанной части мы ждали несчастий
В стране, тогда еще непобедимой
А символы власти разинули пасти
И нас подставляли под пули салимов
А где-то «гражданка» с константою Планка
Лепила себе коммунизма наколки
Тянула загранка как злая поганка,
На Сталкера бегали мы в самоволку
Потом разъезжались, навеки прощались
Кто ехал в Москву, кто в Ташкент, а кто в Сумы,
Нас тихо встречали, все больше молчали
Нас ждали эпохи, надежды и думы
19.8.2021
Переполненный борт (640 чел) беглецов из Афгана.