Волга
О Волга, колыбель моя
Н.А. Некрасов
Эти лица, эти взгляды!
Глаз небесных глубина.
Ничего еще не надо –
Моя Родина до дна!
За рекою, на пригорке,
Средь опушек и лесов,
Слышен колокола звонкий
Русский звон на сто веков.
Величавая стремнина
Вдаль несет саму себя.
Проплывают мимо, мимо
Сёла, степи и поля.
Там вдали за косогором
Поворот и длинный плес.
Завороженным узором – лес,
Что к зареву прирос.
Запах трав, речных покосов.
Скрип уключин вдоль реки.
Нет о жизни здесь вопросов
Как вода ты в ней теки!
09.08.2008
Русский я
Русский я. Русский! Я сеян в земле,
В розовой глине на дальнем холме,
Где раскорчёвано поле для ржи –
В двести вершков от межи до межи.
Полит я грязью увязших дорог,
В той глухомани, где лес, лес и Бог,
Где от вестей до вестей ползимы,
Где по весне озимь-зелень и мы.
Русый я. Русый. Я дёрганый лён.
Тёплою пылью дорог опылён,
Ельником спрятан от зноя и гроз,
В скирды соломы укрывшись в мороз.
Русский я! Мы в городах и веках!
В странах заморских и в материках!
В космосе дальнем и в ближнем бою,
Впившись корнями в Россию свою.
Выше холмов, выше гор, их вершин,
Мы, как деревья! Нам мера – аршин!
Нам наша вера, и храмы, и Бог!
Новые трудности наших дорог!
Русский лес
Я плАчу, плАчу - русский лес,
Моё застенчивое горе.
Не исчезай! Смотри, с небес
Ты словно вспаханное поле.
Корнями сосен вековых
Зияют в глине твои раны.
Болотным гноем лягут в них
Следы наживы и обмана.
Тот дальний бор давал к зиме
Грибов, черники и морошки.
Зверью приплод в своей норе,
Крестьянам брёвна понемножку.
Он был живой. Дышал, шептал,
И песни пел весной зеленой.
Весь строй лежит, никто не встал,
Железной лапой унесенный.
Тот штабель тел, стволов культи
В спине костлявой лесовоза.
А где был бор, теперь расти
Крестам из молодой берёзы.
Бабушка, русская печь
Ах, бабушка, русская печь,
Не ты ли хранила всё в доме?
По утренней сладкой истоме
Текла материнская речь.
На гладких твоих кирпичах,
Теплом согревающих пятки,
С братишкой играли мы в прятки,
А образ мерцал при свечах.
Признаемся, русская печь,
Твой под, застеленный соломой,
Мыл чище любой ванны новой,
И ты не могла нас обжечь.
Лежанка, прижавшись к тебе,
Служила столетнему деду,
Когда он не мог слезть к обеду
Для щей ароматных в избе.
В печурках лежали как клад
Носки, рукавицы, клубочки.
А мать улыбалась – нет дочек,
Зато сорванцов сыплет град.
О, русская печь! В те года,
Сжигавших домА в наших сёлах,
Обугленною, невесёлой
Ты место хранила всегда.
И строился вкруг тебя дом,
Собравшейся снова роднёю.
И дом возрождался тобою,
И дети рождались вновь в нём.
Ушло все, и хлеб не вкусить
С парным молоком. Домотканый
Не ткут половик утром рано,
С дресвою полы не помыть.
Осыпался тес со стропил,
Нет дров, нет тепла из тех вьюшек,
И нет уж тех старых старушек,
Кто печь на рассвете топил.
Мы север!
Не запад мы и не восток.
Не путайте нас с «раскосыми».
Мы север! Здесь «наш шесток» -
В снегах и во льдах торосами!
И нет после нас следов.
(Деревья сгорают быстро).
Мы здесь, средь болот и льдов,
Берегись подходить на выстрел.
Нас много! Мы, как грибы,
Встаем на проталинах в рост.
И мы упрямы – упрямые лбы.
Упрямство нам дал мороз.
Не путайте нас с южанами,
там много тепла и вина.
Воспитаны мы пожарами -
В снегу сгорающие дома.
Мы мрем от подлостей сволочи.
Но, все же вперед и вперед
Мы прём сквозь сугробы и полночи.
Русские мы! Великий народ!
10.04.2018
Скоморошья песенка
Как у нашего боярина
Терема добром завалены.
Острый ножик вжик-вжик
Точит русский мужик.
Как у нашего у мытаря,
Серебро в карман умытое.
Острый ножик вжик-вжик
Точит русский мужик.
Как у нашего купечества,
За деньгу идет отечество.
Острый ножик вжик-вжик
Точит русский мужик.
Как у нашего опричника,
Мздой блестит тугое личико.
Острый ножик вжик-вжик
Точит русский мужик.
Как у нашего крестьянина,
Всё долги лихому барину.
Острый ножик вжик-вжик
Точит русский мужик.
Как пустая своморошина
Пела песни нехорошие.
Острый ножик вжик-вжик
Точит русский мужик.
доктор Лифшиц
Мне говорят – евреи! Меня всё долбят – враги!
А я больницу помню и доктора без ноги.
Меня этот доктор Лифшиц тащил, как с передовой,
В задрипанном, полунищем бараке на свет живой.
Мне всё твердят – евреи! А он… блокадных боёв
Засыпанные траншеи. Ранение. Петергоф.
И половину века - пользовал многих тут,
Войно-Ясенецкого, надев на себя хомут.
http://pki.botik.ru/articles/p-lifsic2005niki.pdf