Цирцея

Александр Бунаков
ЦИРЦЕЯ
1.
Давным – давно в глуби веков
В Адриатическом просторе
На острове среди лесов
Всем проплывающим на горе,
Цветком тумана розовея,
Жила волшебница Цирцея.
Довольно милою была:
Нежна, румяна, солнцелика.
Улыбка на устах цвела,
Их цвет – цвет спелой земляники,
Кровь с молоком ее цвет тела –
Все при себе она имела.

Да…тело было у нее -
Не мощи нашей бабки Ежки,
А ножки стройные ее -
Отнюдь не костяные ножки.
Как жемчуг в золотом окладе,
И вид – что спереди, что сзади.

Отображение зарниц
В копне волос ее бездонно,
Две пары бархатных ресниц –
Как два огромных махаона.
И только мрак густой во взгляде
Напоминал о страшном аде.

И как пословица гласит:
Не все то золото, что блещет;
Она красавица на вид,
В глазах же тлел огонь зловещий.
Под белоснежной распашонкой
Скрывалась черная душонка.

Медведи, волки, кабаны
За нею толпами ходили,
Они ей были не страшны,
Они ей преданно служили:
Ведь перед тем, как стать зверями,
Все они были моряками,
А дело было таковым:
Корабль Цирцея поджидала
И сладким пением своим
К себе на остров завлекала.
Хоть это было и зловредство,
Но цель оправдывала средство…

Цирцея, видимо, была
Любвеобильное созданье,
Но все сердечные дела
Ей приносили лишь страданья.
Она поэтому, наверно,
Была натурой очень скверной…

И как услышат моряки
Цирцеи голосок прелестный,
Так сразу взвоют от тоски -
Тоски душевной и телесной.
И от любви нежданной млея,
Они спешат на зов Цирцеи.

Она всегда встречала их
С улыбкой ласковой и томной,
Сама была – любовный стих,
Взгляд вниз опущенный и скромный.
Она роль мастерски играла
И жертву на ночь выбирала.

 Простой матрос иль командор –
Ей было вовсе безразлично,
Цирцея (это не укор)
Была весьма демократична:
Ей важно лишь, что под рубашкой
И симпатичная мордашка.
 
Вот, наконец, она нашла,
Кого упорно так искала,
К нему спокойно подошла
И что – то страстно прошептала.
Еще раз на него взглянула
И молча руку протянула.

И вот они в ее шатре
Средь мягких шелковых подушек,
Кувшин вина со льдом в ведре,
Цирцея ведь не из простушек:
Меж ведьм была сия шалунья
Незаурядная колдунья.

Итак, они внутри шатра,
А над шатром луна нависла,
И занималась до утра
Тем, что описывать нет смысла.
И чтоб команда не мешала
Цирцея сон на всех наслала.

То, что потом произошло,
Вам и в кошмарном сне не снилось:
Красавца – юноши чело
Вдруг в волчью морду превратилось.
Гром прогремел, запахло гарью
И стал моряк лесною тварью.

Исчезновение юнца
В тревогу ввергло всю команду;
Посовещавшись с полчаса,
Решив, что что – то здесь неладно,
От подозрений свирепея,
Они пошли искать Цирцею.
 
Когда они нашли ее,
Она на берегу лежала
И тело нежное свое
Под волн наплывы подставляла,
И восхитительное тело
Цветами радуги горело.

Из ножен вытащив мечи,
Они к ней быстро подступали,
Но две горящие свечи
За ними молча наблюдали.
И словно дьявольская кара,
Навстречу вышел им волчара.

Ощерив страшные клыки,
На них взглянул он желтым взглядом,
И тут узнали моряки
Того, кто был им прежде братом.
Они от ужаса сгрудились
И разом все остановились.

И тут Цирцея поднялась,
Как золотое изваянье,
Задорным смехом залилась,
Пробормотала заклинанье
И те, кто смерти ей хотели,
В буквальном смысле озверели…

Из года в год, из века в век
Она всегда так поступала;
Чем досадил ей человек?
Ведь месть ее границ не знала:
Сперва любила и ласкала,
Затем в зверюгу превращала.

 
Как можно все это назвать?
Ведь все при ней: мордашка, попка.
Кто мог заставить ее стать
Неисправимой мизантропкой?
Да, кем – то нрав ее испорчен,
Но мой рассказ еще не кончен.

2.
Года летели. Моряки
Цирцее явно надоели,
Все эти дурни – мужики
Одно лишь от нее хотели.
А раз хотели – получали,
За то и шерстью обрастали.

Цирцее, надобно признать,
Чего – то очень не хватало,
Ей надоело колдовать -
Зверья вокруг и так навалом.
Все дни она у скал сидела
И в даль лазурную глядела.

Но вот однажды в ранний час
Цирцея, пробудившись, встала
И как обычно поплелась
К отвесистым прибрежным скалам.
И…затаила вдруг дыханье,
Заслышав смех и бултыханье.

Она ускорила свой шаг,
Неслышно на скалу забралась,
Взглянула вниз, а там в волнах
С восторгом нимфочка плескалась.
Прелестное созданье было
Очаровательною Сциллой.
Есть в этом мире красота,
Что описать нам не под силу;
И доброта, и чистота
В ней будто изнутри светила.
И красота прекрасной Сциллы
Цирцею полностью затмила.

За эти несколько минут
Цирцея Сциллу полюбила
Так, как собака любит кнут,
Как младость старость, слабость силу.
Она за Сциллой наблюдала
И все чего – то ожидала.

И этот «что – то», наконец,
Из чащи леса появился:
Очаровательный юнец
В объятьях Сциллы очутился.
Да, сей предмет по всем приметам
Одушевленным был предметом.

Откуда взялся сей предмет,
Никто не ведает, не знает,
И я не в силах дать ответ,
Моих фантазий не хватает.
Вполне возможно, это чудо
Возникло просто ниоткуда.

Известно, что он пастушок
И что на острове – недавно,
Довольно храбрый паренек,
Раз жил в таком лесу коварном.
Цирцея, жившая здесь с детства,
Не знала о таком соседстве.
Цирцее было невдомек,
Невероятно без сомненья,
Как только он проникнуть смог
В ее волшебные владенья.
Как не попасть сумел он в лапы
Волков, зверей и косолапых?

 
Голубоглаз и белокур,
Высокий, стройный, длинноногий -
Таким строением фигур
Не обладали даже боги.
Тунику сбросил он картинно…
Да ! Хоть и юный, но – мужчина.

Цирцея ахнула и вдруг
Ее сознанье помутилось,
Сомкнулся чувств волшебный круг
И ведьма по уши влюбилась.
И дрожь ее всю так и била,
Когда он млел в объятьях Сциллы.

Но через миг, хоть и в слезах,
Она была уже спокойна,
В своих магических делах
Всегда вела себя достойно.
«Он будет мой!» - она решила
И в лес, в шатер свой поспешила.

У входа самого в шатер
Сидели верные ей стражи:
Железный клык, горящий взор –
На свете нет надежней стражи.
Они хвостами ей вильнули
И руку преданно лизнули.
Цирцее было не до них.
Она в шатре своем засела
И в изысканиях своих
Над чем – то целый день корпела.
Шептала что – то. ворожила,
При этом поминая Сциллу.
 
Свой странный опыт завершив,
Цирцея звонко рассмеялась,
Вновь все проверив, изучив,
Собой довольною осталась.
Пред ней стоял сосуд хрустальный
С зеленой жидкостью кристальной.
 
Набросив на себя хитон
Из перьев птиц и шкур звериных,
Придав себе зловещий тон –
Оттенок волчье – ястребиный,
К лагуне, где купалась Сцилла,
Сквозь лес сосновый поспешила.
 
Цирцея на скалу взошла,
Вся лунным светом освещенна,
Перед собою подняла
Сосуд с собою принесенный.
И изумрудной лентой тонкой
Струилась в море жидкость звонко.
 
Колдунья несколько минут
Смотрела вниз и любовалась,
Как жидкость, словно изумруд,
На водной глади растворялась.
Затем, любуясь лунным светом,
Цирцея стала ждать рассвета.
 
Когда зарделись небеса
Осколком солнечного нимба,
С пурпурной розой в волосах
Пришла на пляж песчаный нимфа,
Худого не подозревая,
Негромко песню напевая.
 
Находит медленно волна,
Тепло лаская ее кожу,
И вот любуется она
Жемчужным блеском своих ножек.
Не сходит с уст ее улыбка,
А ветер море морщит зыбко.
 
 
Все было тихо. Лишь вода,
Ласкаясь с берегом шумела.
Вдруг Сцилла вскрикнула, когда
Вода вокруг позеленела
И из глубин водоворота
Навстречу ей змеилось что – то.
 
И это что – то, как змея,
До тошнотворного противно,
И зелень мерзкая сия,
Скорей всего являясь тиной,
За бедра Сциллу обхватило
И вниз с собою утащило.
 
И Сцилла скрылась под водой.
Когда же вновь она вернулась,
То нимфа с девственной красой
Гигантским монстром обернулась.
Стал цвет ее болотной тины,
А пасть – бездонная трясина.
 
Шеренга плотная зубов
Из пасти кольями торчали,
А голос – словно стая львов
Одновременно зарычали.
Бедняжку нарекли недаром
Адриатическим кошмаром.
 
Цирцея смехом молодым
Задорно, звонко рассмеялась,
Она творением своим
Вполне довольною осталась.
Да! Ревность женская ужасна,
Но ведьмина вдвойне опасна…
 
И вот из леса вышел о н;
Цирцея вновь преобразилась
И, сбросив мрачный свой хитон,
Она вдруг в Сциллу превратилась.
Ее божественное тело
Как жемчуг розовый блестело.
 
Цирцея бросилась к нему.
В объятья сильные упала,
Отдавшись чувству своему,
Она едва не зарыдала.
Колдунья своего добилась,
Любовью юной насладилась.
 
И сей бессовестный обман
Так никогда и не раскрылся:
Пастух, вдохнув ее дурман,
К ней навсегда приворожился.
Хоть это явное зловредство,
Но цель все ж оправдала средство…
 
А в море поселился страх:
Ведь то, что прежде было Сциллой,
У многих прямо на глазах
Флотилий сотни поглотило.
А в волосах морской стервозы
Кроваво пламенеет роза…
 
Что до Цирцеи, то она
В обличии несчастной Сциллы,
Сама собой поражена,
Творить злодейства прекратила.
Ей, может, с самого начала
Любви душевной не хватало?
 
Иль совершая зло свое,
Она ошибку допустила:
Приняв обличие ее,
В себя вдохнула душу Сциллы.
А в монстре, что всего скорее.
Заключена сама Цирцея?
 
Ну, коли так, то это все
Невероятно очень мило,
Ведь пакость мелкая ее
Самой ей пакость сотворила.
Тогда б Цирцея точно знала,
Что средство цель не оправдала.
 
Все это было так давно!
Века летели, гасли звезды.
С ней стало то, что стать должно,
А что – теперь гадать уж поздно.
Что до меня – я сна лишился:
В Цирцею по уши влюбился.
 
Ну вот и кончен мой рассказ.
Коль что не так, прошу прощенья.
Я скоро напишу для вас
Другую сказку с увлеченьем.
Когда? Как только, так и сразу,
Прощайте до другого раза.
                         26. 11. 96.