Железная дверь в низком проеме бухнула, протяжно скрипнула и открылась. Отец Сергий, склонив голову до уровня локтя вышел из храма, запер дверь на большой навесной замок, разогнулся, перекрестился на золотую маковку и веселыми ногами пошел домой. Старый черный шерстяной подрясник звонко отбивал полами , - Свят Господь Бо-ог наш!
Прогноз не обманул: к вечеру похолодало.
- Спасибо, матушка!, - шепнул отец Сергий, застегивая желтую ватную куртку, когда-то купленную мамой в магазине «Богатырь». Мама покупала ее немного на вырост, когда Сережа добрался до метра восемьдесят и не собирался останавливаться. Куртка оказалась настолько велика, что даже теперь, при метре девяносто пять, все еще оставалась «немного на вырост». Любил отец Сергий эту куртку. Столько в ней всего пережито. Семинарские годы, первый приход. Сколько же ей лет? Семь? Восемь?
Густой ноябрьский вечер накинул на город темно синюю мантию. Застрекотали и зажглись светлячками редкие фонари. Под ногами заерзали первые снежинки. К утру засыпет. Отец Сергий уткнулся носом в пропахший ладаном воротник куртки и прибавил шаг.
- Дын! – нет. – Дын! – нет. – Дын! – нет. - Яко кара со де джви! – Дын! – Хвала Тоби Боже! Трехметровая дубовая дверь закрылась с восьмого толчка. Отец Станислав потер натруженное плечо и снял с пояса старинный ключ, размером с портняжьи ножницы. Ключ легко провернулся в щеколде. Что-то хрустнуло сверху, скрипнуло снизу и ударило в левую створку. Отец Станислав повесил ключ на пояс и застегнул стеганный жилет, от которого еще пахло трамваями родного Гданьска. Белый доминиканский хабит гулко зашуршал по каменным ступеням костела, - А--ллэлуйа--! АллэЭ-луйа-!
До дома минут двадцать пешком. Отец Станислав нащупал в кармане шапку, которую пару лет назад на вокзале Гданьска впихнула в этот карман мама,
- Абы твойи уши не замарзлы! Натянул шапку на уши, спрятал руки в карманы и набрав привычную польскую скорость, полетел по бульвару. Хабит отплясывал Аллэлуйя, редкие снежинки белой мошкарой залетали в глаза, но идти медленнее не то чтобы не хотелось: просто не моглось.
- Польска борза, - улыбнулся про себя отец Сергий, заметив впереди разлетающиеся от быстрого шага полы белого хабита.
- Коломеньская версти, - улыбнулся про себя отец Станислав, - заметив закрывшую горизонт высокую фигуру.
Поздоровались, как обычно, по священнически, целуя друг другу руки.
Друзьями они не были, но и врагами тоже. Уважали друг друга по братски. Оба молодые священники, обоих закинули в маленький провинциальный город восстанавливать разрушенные храмы. При встрече всегда находилось о чем поговорить, не касаясь конфессиональных разногласий. Все больше о том, как жизнь живется, да как ремонт продвигается.
И как обычно случается при таких встречах, одновременно друг у друга спросили,
- Ну, как ты? Как жизнь?
- Замерзнуть и сдохнуть! – громко и резко прохрипело откуда-то снизу, будто сама преисподняя решила поддержать диалог.
Отцы повернули головы на звук, но не смогли ничего разглядеть: фонарь издевательски подмигнул и погас.
- Кто это сказал? – по спине отца Станислава пробежали мурашки жути.
- Не знаю, - шепотом ответил отец Сергий, - и не видно ничего.
Он взял Станислава за руку и громогласно возгласил,
- Ну как ты? Как жизнь?
Фонарь застрекотал, подмигнул, кинул слабый желтый свет.
- Замерзнуть и сдохнуть! – прохрипело из преисподней.
В трех метрах от них, на крупных будьварных плитах, под тонким слоем первого снега лежал рослый мужик в клетчатой байковой рубашке и домашних тапочках. Он спал, положив голову на две опорожненные бутылки водки.
- Отец, давай его хоть на скамейку переложим? Ты за ноги бери, а я под мышки, предложил отец Сергий.
Пока тащили до ближайшей скамейки согрелись и раскраснелись. Мужик не сопротивлялся и признаков жизни не подавал. Почувствовав под собой скамейку, он свернулся младенцем, подложил руки под голову и мирно захрапел.
- Замерзнет!- с грустью констатировал отец Сергий.
- Замерзнет и сдохнет! – подтвердил отец Станислав.
Отец Сергий кинул взгляд на жилетку отца Станислава.
Отец Станислав кинул взгляд на куртку отца Сергия.
Пришедшая внезапно одна на двоих мысль согрела, объединила и заставила пожать друг другу руки.
Жилетку пропихнули между мужиком и скамейкой, куртку накинули сверху. Отец Сергий подоткнул края куртки под спину и под ноги, как мама в детстве подпихивала одеяло.
- Замерзнуть и сдохнуть, - философски прошептал мужик.
- Не брат, на это ты не рассчитывай! – сказал отец Станислав, натягивая на взлохмаченную рыжую голову свою шапку.
- Не замерзнет!
- Не должен!
- Ну как ты, отец? Как жизнь? – спросил отец Сергий
- Да все Слава Богу! Только уши мерзнут, - улыбнулся отец Станислав.
Город потеплел, смягчился и затих.
–А--лэлуйа--! АлэЭ-луйа-! - звонко зашелестел белый хабит.
- Свят Господь Бо-ог наш! – гулко отозвался черный подрясник.