Подкованный восход гранатовых деревьев
помят и раздражён от сбившейся подушки.
Не отдохнувший за ночь, путь огневен,
и в воздухе висит взвесь молотых ракушек.
Расплавленная медь уже стоит у горла,
перед глазами — мак на шали у цыганки,
и чёрный человек затачивает свёрла,
чтоб вынуть из груди свет синих искр у Данко.
Причудливый чертог неправильных жемчужин
на пиках колких трав кормился до рассвета.
Под эшафотный залп всех авалонских ружей
сбегает из петли разбойничее лето.