Под сводами палаты черепного улья
гнездится столько птиц, что хватит до рассвета
их пёстрых песен языка воздушных улиц
из города, где дни имперские нередки.
В сухом сплетеньи их гнездовий зреет галька,
размятая текучими руками моря, —
добытое из скорлупы скульптурных арок
бесформное звучанье: гул, биенье, шорох.
Сокрытая в бессонных, тяжких, летних кронах,
от легионной поступи живая помесь глин
мерцает. Тёплая. Ждёт линии ладони.
Ждёт случая, чтобы забыть холодный мир глубин.