Небо дремлет на макушке, синевой облапив плечи, нежные головки маков жадно ластятся к рукам. По пуховой лёгкой стружке облаков крадётся вечер, тащит солнце на загривке вдаль холодная река. По извилистой дороге, в никуда из ниоткуда, обменяв на грошик лапти, шапку - на простой пятак, промочив босые ноги, ругани собрав три пуда, с светлой лёгкой головою выходил Иван-дурак. Шёл пружинистой походкой, собирая птичьи трели, золотые капли солнца расползались по груди.
Слушай-слушай, мой хороший, было всё на самом деле, очень скоро ты узнаешь, что таилось впереди.
Через мир вела дорога, выплетаясь узелками, расступались мрак и стужа, пропуская наглеца. Шёл Иван-дурак лесами, позабытый и ненужный, и улыбка не сходила с неумытого лица. Наступали ночи, утра, и ложились на ладони, теплота корней шершавых не жалела голых ног. В тридевятом дальнем царстве (путь туда давно не помнят) повстречался дуралею в сети пойманный вьюрок. Рук замёрзших не жалея, эту сеть дурак распутал, был заклёван смелой птицей, хлеб последний ей отдав. Люди вслед кривили лица и вытягивали шеи. Шёл Иван и улыбался - бос, оборван, величав. Небо падало на плечи и по лужам растекалось. Ветер щекотал затылок, обещая осень в срок. И когда в домах приличных на ночь зажигают свечи, повстречался дуралею тощий брошенный щенок. И Иван - босой, голодный - снял последнюю рубаху, из трухлявых старых брёвен конуру щенку сложил.
- Я - такой же беспородный. Погляди-ка, бедолага, я тебе построил хату и подстилку постелил.
Отцвела хмельная осень - седина зимы явилась. Но дурак, хранимый солнцем, холодам не по зубам.
А теперь меня ты спросишь, что с ним дальше приключилось? У чудес конец хороший, я недорого отдам.
Шёл Иван-пятак-в-кармане через зимнюю опушку. Шёл Иван-последний-грошик по сияющему льду. И на снежной белой длани повстречал дурак старушку.
- Ты подай-ка мне, милочек, а не то я пропаду.
Положил дурак монеты ей в мозолистую руку, да до крошечной избушки через чащу проводил.
Каждой твари несогретой был Иван отцом и другом, но в конце тяжёлых странствий в лапы к ведьме угодил.
А избушка-то, избушка на ногах стоит куриных! А старуха - не старуха. Он глядит - не узнаёт. Вместо волоса седого - водопад червонный длинный, видят голубые очи то, что будет, наперёд. Смотрит ведьма через время зыбью омутов бездонных. Говорит певуче ведьма: - Слушайся меня, Иван. Доброта - такое бремя, что оставит обделённым. Я за сердце золотое пуд ума тебе отдам. Но добро своё оставишь ты сейчас в лесу дремучем, без него уйдешь обратно. Слушайся меня, дурак! Станешь умным, хитрым станешь, Ваня, будешь всемогущим! И не будешь нажитое отдавать за просто так.
Думал Ваня. Долго думал. Вспоминал и боль, и холод, и свои босые ноги, лопоухого щенка. Трель вьюрка, головки маков, небо на своих ладонях. И ответил ведьме Ваня: - Нет уж, погоди пока.
Вот такая эта сказка - колдовства ей не хватило. Вот такая это сказка - про святого дурака. Так и шёл он голый, босый, по безжалостному миру. Ослепительное солнце улыбалось свысока.
Так и шёл дурак по миру - сердцем чистым нараспашку, беззаветно помогая всем, кто в горе и нужде.
А умён ли он, детина - так ли это, право, важно?
Этот ум - такое дело... Каждый судит по себе.