* * *
Твой голос слуха моего
Коснулся, как ожог:
“Ты не поправишь ничего,
Тебе конец, дружок!
Я не забыла тех обид,
Что ты мне встарь нанес,
И ныне будешь ты убит,
Убит, как жалкий пес”.
Скосивши глаз, я различил
Топор в руке твоей
И над диваном подскочил
На добрых шесть локтей.
Я вспомнил, на руке твоей
Повиснув, словно клещ,
Что распивать с тобой портвейн –
Рискованная вещь.
Зачем я пил, безмозглый пень,
С тобой наедине?
Ведь для тебя вино – ступень
К расправе и резне.
Как мог я позабыть, кретин,
Про дедовский наказ –
Что женщины страшней мужчин
Во много тысяч раз
И что должны мы потому
Без меры не кирять,
Вполглаза спать и никому
Из них не доверять.
О Боже, до каких же пор
Весь этот ужас длить:
Вставать, и отнимать топор,
И на ковер валить,
И сапогами вновь топтать,
Чтоб ты узнала страх, –
Поскольку, стоит мне поддать,
Ложусь я в сапогах.
И я кладу конец борьбе,
Лягнув тебя в живот,
Но страсть забытая к тебе
Вдруг в сердце оживет.
Я слышу твой призывный стон
И, зиппер теребя,
Как оползень в сто тысяч тонн,
Свергаюсь на тебя.
И ты внезапно, как в тисках,
Сжимаешь мой костяк –
Так сдавливает батискаф
Огромный донный рак.
И страсть, рыча, бушует в нас,
Как пьяный с топором,
И вдруг приподнимает нас
Над вытертым ковром,
И нас отсель уносит прочь
Безумный наш интим,
И в ад, в мучительную ночь
С тобою мы летим.
И захохочет Вельзевул
В лицо своим гостям,
И разнесется грозный гул
По адским пропастям,
И лапы множества чертей
Тебя облепят сплошь:
Ты грязной руганью своей
Чертей не отпугнешь.