Не исчезай любви мгновенье!
Улыбкой радостной мелькни!
Развей в груди моей волненье,
и рифмой звонкой вдохнови.
Звучаньем нежного сопрано
октавой творческой воспой,
герою этого романа
сыграй мелодией одной.
Своею песней многозвучной
сердца людские оживи,
и этим голосом певучим
вновь начинания верши.
Ты прозвучишь мне серенадой,
иль вальсом медленным мелькнёшь,
с игрою звонкою гитарой
слезу нечаянно прольёшь.
Иль скрипкою смычком умело
по тонким струнам пробежишь,
свершив своё святое дело
воспоминанье оживишь.
Оно всегда живёт в сознанье
порой наш разум тяготит,
и как в молитве покоянье
не отпускает и томит.
Тех слов, тобой произнесённых
в мерцанье свеч у алтаря,
и лиц пред Богом преклонённых
где плачет русская душа.
Она звучит далёким эхом
над крышей дома твоего,
и детским безмятежным смехом
струится в отчее окно.
Где ставни белые открыты
в покое любящих сердец,
там,где взирал порой сердито
на нас разгневанный отец.
Той, спетой песней колыбельной
над люлькой матерью родной,
где пробуждался самый первый
с июльской раннею зарёй.
В полях,где озимы весною
вновь восстают из под земли,
и где над быстрою рекою
восходят алые огни.
Там,где науки просвященье
познав за школьною скамьёй,
мы вышли в жизнь без промедленья
с чуть умудрённой головой;
иные ныне поколенья
грызут учения гранит,
и юный ум в своём стремленье
за нашей партою сидит.
Но нет приятнее звучанья,
поверьте-милые друзья;
когда лилось очарованье
как родниковый звук ручья,
из уст пленительных и страстных
в час упоительных забав,
в словах признаний громогласных
излившись рифмами в стихах.
В тех незабвенных всем куплетах
венцом возвышенным своим,
гремел фанфарами при этом
марш Мендельсона лишь двоим.
Пусть та мелодия союза
звучит рапсодией любви,
и крепнут творческие узы
под марш литавров и трубы!