И жил-был кот
/его любили люди/,
имел свой угол и обед на блюд/ц/е.
Судьбой обласканный, в хороших жил руках;
в конце девятой обносился и зачах.
Обрюзг, сошёл с лица, на лапы не встаёт, –
рыдают люди, им кусок не лезет в рот.
Седой ветврач, вздыхая, моет руки:
- Укольчик и прервём кошачьи муки.
Случаются, конечно, чудеса,
но…
Тут отец:
- Пускай отходит сам!
А Петька-сын – малец /но горе от ума /
глаза отводит и глаголет:
- Мам,
а почему, когда наш дедушка болел –
с постели не вставал, не пил, не ел,
его не усыпили как кота?
Он тоже мучился – ну почему так, ма?
- Сынок, пойми, тут вот какая штука,
ведь у кота ни внучки нет, ни внука –
он божья тварь… хотя… и люди тварны!
Но усыпить кота, наверное, гуманно.
- Ну если и кота, и деда создал Бог?!
- Кота – без образа-подобия, сынок.