Черная поэма

Стр.1-321
Андрей Орлис
«Черная поэма»

Черная поэма - эпопея в стихах о судьбе русского парня,
которому в череде суровых испытаний довелось обрести
друзей , Веру и чувство истинного патриотизма.
Через призму сознания главного героя отражается весь
непростой исторический путь России в 20 веке, и становление
 ее новой государственности в начале 21-го. Герои этого
 произведения воплощают в жизнь известный девиз -
"Судьба и Родина - едины!"

Черными на  Руси назывались свободные крестьяне на государственной земле.
Брокгауз и Ефрон
«Целый мир не стоит одной слезы ребенка»
Ф.М. Достоевский
«Мне не важно, что судьба сделала с вами, мне важно, что вы сделали со своей судьбой!»
М.О.
Sanctorum 1423

Часть первая
 « В Российской глубинке живет сирота.»
Разбитая в асфальте колея петляла в клочьях рваного тумана,
Вокруг была не паханной земля, и заросла полынью и бурьяном.
Я шел и надышаться все не мог,
Ногой сшибая синие люпины,
За пять часов так отлежал всю спину,
Под равномерный гул мотора, валяясь в спальнике вонючем,
Но знал, что уж приедем скоро, и думал – «Вот что значит случай!»
Последний перекур у колеса
И порулит Камаз через леса,
Въезжая в край дремучий, диковатый, поверить даже трудновато,
Что недалек он от столицы! Другая жизнь, другие лица,
А верст пятьсот всего прошли,
Но будто воды подошли,
И смыли невысокий старый мост в мое былое, на погост,
Где сдуру враз похоронил все то, чем в жизни дорожил!

Как много жизнь мне обещала, и как нелеп был мой ответ!
Мне не начать уже сначала, и оправданья - жалкий бред!
Моя пульсирует вина,
Сжимая в горле пересохшем
Комок, давно без слез прогоркший.
О сколько передумал я, зверея в тесной съемной хате
На штуке старого белья, на списанной в утиль кровати!
Как рад я вырваться оттуда!
Друзья, да это просто чудо,
Идти куда глаза глядят! Прощай Москва, прощай Арбат!
Как говорят, не ждал, не ведал, но вот вчерашняя беседа,
Теченьем якорь сорвала.
Судьба моя меня звала,
Пусть это понял я не сразу, но ясно помню до сих пор,
Как начался щемящей фразой, нежданный пьяный разговор.

-«В Российской глубинке живет сирота! Ты пьешь, мне б хотелось узнать?!
Тогда наливаю тебе я полста… Послушай, я знал его мать!»
Был мой собеседник и пьян и угрюм,
Но тут ,погляди. оживился,
И к грязной стене прислонился.
-«Ну ладно, валяй, расскажи про нее!» - я рад был хоть как-то развлечься,
Послушать хотелось любое вранье и спать потихоньку улечься.
- «Лет десять назад я на рынке стоял,
Мотался в Китай и шмотье продавал.
Она была нашей соседкой, владела соседнею клеткой.
Я жил тогда дома, да в городе Н,  ну а в Москву не совался совсем!
Такую соседку иметь благодать,
Другие торговки – ни дать и ни взять,
А эта всегда помогала! Да что там, с товаром стояла!
Свое все закроет, а наш продает, - «Чудная ты Томка!» -судачил народ.

«Послушай, сеструха, найди мужика»- я ей сотню раз повторял,
Она поглядит на меня свысока и скажет – «Меня ты достал!»
Тянула сынишку с грехом пополам,
Ну где ей деньгами разжиться,
Жена моя стала коситься,
Но с Томкой ни-ни, ничего у меня, лишь так посидим за бутылкой,
Полгода спустя вдруг заметил я шрам, у лба, поперек, синей жилкой.
Ну, как всегда, языком своим бряк.
Давай расскажи, отчего мол и как…
Она тут со стула вскочила и даже стакан недопила!
«Прощай!» - говорит, ухожу по делам, долги я тебе в понедельник отдам!
Я так и сел, -«Да не к спеху пока,
Прости если что, вот моя те рука!»
Она усмехнулась и зыркнула строго, в проеме двери постояла немного,
Потом попрощалась и быстро ушла, я двинул бутылку от края стола.

«Чего ты подлез к ней как кур на насест? Она не своя, из других она мест!»-
Сноха мне морали читала, но толком про Томку не знала.
«Она заявилась сюда с северов,
И в тесной квартире бытует.
Народ, он по свету кочует,
Да хуже цыган! Наказанье!» - беззлобно, но едко  сказала сноха,
И села опять за вязанье. Я плюнул и вышел во двор от греха.
С расспросами больше к Тамаре не лез,
Прошло две недели и вроде исчез,
Комок недоверья меж нами, растаял живыми ручьями.
Мы снова смеялись, шутили, на рынке деньгу колотили.
Эх, развеселое было житье,
Народ налетал на любое шмотье!
А нынче пошли привереды – давай им французские кеды!
Под вечер в субботу, устав торговать, уселись с устатку стаканчик принять.

« -Ты знаешь, Колян, я не верю в любовь»,- Тамара тогда прошептала.
Вина я подлил, приподнял свою бровь, и вот что она рассказала:
«Эх, Коля, дружок, я живу однова,
А муж мой во адовом круге!
Вот жизнь! А бывало подруги
От зависти стопчут на туфле каблук, когда нас увидят на стрелке,
Букет я возьму из накаченных рук и море покажется мелким!
Такой распрекрасный он был кавалер,
И где нахватался столичных манер!
Под вечер послушаем в парке оркестр, а столик в «Лазурном» заказан,
Сидим у танцпола, на лучшем из мест и нету ни в чем мне отказа!
Напиток игристый хлебну из бокала,
И в караоке блистаю вокалом!
Ансамбль заиграет бразильскую румбу и шеи свернут мужики,
Так ловко мы с Ваней пойдем по паркету, пьяны, молоды и легки!

Была я на облаке счастья тогда, ну прям не жила, а летала,
И даже до свадьбы когда понесла, и в том добрый знак увидала,
Ивану решила о всем рассказать,
И, знаешь, он тоже был рад,
Под ручку мы шли, был в цвету тогда сад,
И воздух струился весельем, да так, что казался мне зельем,
Как будто его не вдыхаешь, а пьешь, как птичка,  того и гляди, запоешь
От щедрости утренней мая,
Заботы и горя не зная!
Сыграли мы свадьбу, и нас поздравляли, друзья и знакомые, все как один!
Мое положенье мы не скрывали и Ваня надеялся -« Только бы сын!»
И Костик родился в морозную ночь,
Когда же узнал он, что сын, а не дочь,
Примчался в родильню с цветами – букет – не обхватишь руками!
Шептали мне в ухо – «Счастливая ты!» О господи Боже! Прости их, прости!

Прости их за глупую зависть! Одна лишь брезгливость и жалость,
К подругам моим у меня за душой… Под самую ночь приходил он домой,
Мотался весь день по работе,
Так в детскую и не заглянет поди
А я то дурей и с ребенком сиди!
И только займешься пеленки стирать – подруга придет и давай распалять:
В «Лазурном» французское в баре вино и фильм про «Титаник»мол смотрят в кино.
И в душу мне лезла обида,
Щекой прижималась небритой.
Ну стала я мягко ему намекать, а он как поест, так завалится спать,
И ни гостей, ни гулянок, по дому шуршу спозаранок!
Так вот, мой настал день рожденья,
Ждала я на праздник веселья!
Пришел он пораньше, цветов не принес, в подарок тебе, говорит, пылесос!
И в рюмки накапал нам белой, вся кровь у меня закипела!

«А где же шипучее с маркой вино? А где же цветы, где походы в кино?
Я что тебе «бедная Зина», от дома и до магазина?!»
А он говорит, -«Что хотела – семья!
И на меня не пеняй,
Гулянки закончились, так мол и знай,
Негоже семейным болтаться, по ресторанам шататься!»
-«Что ж ты пропадаешь до ночи? Аль ты семейный не очень?»
Ну он мне в ответ –« Извини, я мужик!
Ругаться сегодня душа не лежит,
Но так я скажу тебе Томка, видать у тебя просто ломка!
Ты бабью то долю возьми себе в толк, и свой роток на замочек так «щелк»!
Коль любишь ты мужа, так дома сиди,
Стирай, убирайся, обед мне вари,
А наше мужицкое дело пахать, добро наживать и амбар набивать,
Такая вот наша забота, и неча просить тут отчета!»

- «А что ты мне рот затыкаешь подлец, заделался тут мужиком,
Да мы городские! Не месишь навоз, не водишь коров ты рядком!»
Ну, он психанул, опрокинул стакан,
И только видала его,
Ну, думала я, приползешь, ничего…
Но с этой вот самой размолвки вся жисть наша стала неловкой.
Когда через сутки вернулся домой, он мне показался какой-то чужой.
С ребенком уехала к маме в село.
Вот месяц прошел и уже замело.
И я воротилась обратно, а в доме все было неладно,
Он грязью зарос, закоптил потолок и штангу с блинами к себе приволок,
Весь месяц бухал и качался,
Осунулся и заманался.
В любви каждый сам по себе эгоист. Теперь только я понимаю,
Он думал, что я не люблю и навис над сердцем как черная стая.

Картошки мешок и свинины кусман брезгливо забросит домой,
-«Обед не вари… Я в гостях буду пьян, покормят меня у другой!»
-Такую хреновину боком ввернет,
 И физию скорчит мне злую,
Он думал, что я заревную,
И буду его ублажать, уступать, ошибся малек он, ети его мать!
Ох, не на ту он нарвался, на горе себе расстарался!
Сижу взаперти, а все валит народ!
То Люська, подружка, пузырь принесет.
И долго сидит и воркует, про счастие бабье толкует.
И не было, знаешь, такого вот дня, чтобы не шли, не жалели меня.
И вызревала как гроздью
Обида моя горькой злостью.
От этой от ихней пустой болтовни, бежали как мыши безликие дни,
И кровь моя в жилах застыла, ребенка и дом запустила.

В таком вот разладе прошло пару лет. Да, иногда мы мирились,
И ездили в Крым отдыхать, в Новый Свет, и там мне однажды приснилась
Покойная бабка, сказала она,
«Живи, где у деда была слобода,
Пока не случилася злая беда,
И бесноватых орава у Волги его расстреляла!
Когда задыхалась бессильно под красной пятою Россия!»
Вот стала я Ваню тогда умолять
Квартиру и домик в деревне продать,
И переехать в другие места, начать все по новой, с пустого листа!
А он говорит неохота, иди говорит и работай,
Мол от безделия вся эта блажь!
Скажу тебе так, как ты маслом не мажь,
Засохшую хлеба горбушку не станет от этого лучше.
Вернулись домой и опять на ножах, орем и ругаемся, прямо аж страх!

С друзьями он в барах сидел допоздна, а я по квартирам винишко пила,
И мыли мы кости друг другу, носились по адскому кругу!
Мне сплетню за сплетней шептали на ухо,
Я стала таблетки от психики пить
И как-то чудно начала говорить-
Тянулись слова будто зэки в метель, а к горлу поставили словно упор…
Его не пускала я больше в постель, и вместе не спали с тех пор.
Раз пьяный пришел – «Я тебе еще муж,
Давайка ложися, себя поднатужь!»
«Что мол ты там хочешь, супружеский долг? А ну подойди распишись!
Полночи потей, а все будет не впрок и мне не приятно ни в жисть!»
Так  отвечала ему и легла,
За окнами висла белесая мгла,
А он чертыхаясь сбежал, неделю считай черте-где пропадал.
Ну а когда появился, то даже сосед наш крестился…

В дубленке оборванной, в пятнах каких-то, он пьяную лярву домой приволок,
Ему говорю –«Ты откель? Да и чьих ты? Вали-ка давай за порог!
Стыда нет совсем?!О ребенке подумай!
Он все понимает уже, погляди!»
«Ты Костика в спальню,», кричит, « отведи!»
«А мы тут устроим по Фрейду сеанс, смотри ка я даже виагру припас!
Мы с Шуней щас сексом займемся, а ты поглядишь и зажжешься!»
«Катись-ка ты к дьяволу с Шуней своей
Зажгитесь там сами под вопли чертей!
Ах пьяный, кричу, ты ублюдок! Тебя ненавижу!! Покуда,
Под крышей одной я с тобою, не будет мне больше покоя!
Хоть сдохни теперь! Не прощу! Не прошу!
На Волге себе мужика отыщу,
И с города с этого съеду, здесь пьют как собаки, до бреду!
Ты мне ненавистен теперь, так и знай! Мы сами уйдем! Все, Ванюша, прощай!»

Я кинулась в спальню шмотье пособрать, иду с чемоданом, а их не видать,
По тихому быстро свалили, я села на пол и завыла…
За что наказуешь меня ты Господь!
Молилась я и причитала,
Но легче на сердце не стало.
И надо бы было мне правда уйти…Стемнело уже… Поезда до шести…
Куда тут с ребенком податься, позорно на люди казаться.
Такая душевная немочь была,
По улице темной пурга  замела,
Все тропки она заносила, не выйти… Оставили силы.
Я вдруг спохватилась, а где же сынок, тот в ванной закрылся на ржавый замок,
Кричу ему Костик, скорей отопри!
А тот все молчит… Закипело внутри…
Схватила топор и щеколду снесла, он в ванной сидел, кругом пена была…
«Да что ж ты молчишь, невозможно! Ответить что ль матери сложно?»

«Ты, мама, иди успокойся, поспи, покушай, попей, а потом говори.
А то голосишь, как из сказки шакал, вон от тебя уже папа сбежал!»
Тут я топор уронила…
Он звякнул зловеще об кафельный пол
Упала в кровать, сон мне долго не шел.
Но все же к восьми отрубилась, спала, ничего мне не снилось…
Поднялась я за полночь, как с будуна, как будто опилась задаром вина,
На кухне водички попИла
И вдруг как стрелою пронзило!
В забрызганной ванне, на белом полу. мой Ваня уселся спиною к углу
Беззвучно он двигал губами с налитыми кровью глазами…
Я подошла и присела к нему,
Все шепчет и шепчет, а что, не пойму!
«Ты любишь меня?» разобрАла.  Ему я тогда отвечала:
«Ну нет, вот такого как щас, не люблю!» - «Ну стерва тебя я сейчас зарублю!»

И с пола схватил он злосчастный топор! А, говорю, « На расправу ты скор!»
«Любви к тебе нет и в помине, ты, пьяная, злая скотина!»
Ну думала так -
Не посмеет убить
Чего унижаться, пред ним лебезить!
А он размахнулся зараза, рубил, но был пьяный и мазал…
За штору я в ванну забилась, ногами отбиться стремилась,
Но напервой разрубил мне плечо,
Мне брызнуло кровью в лицо горячо,
Осела я вниз, занавеской накрылась, и в ужасе сердце  забилось.
Он целился долго, потом рубанул, под  искрами мрак мою душу стянул..
Сознание вмиг потеряла,
Лежала  там, и умирала.
А Ваня, ты только послухай – пошел, удавился на кухне!
Судьбы моей горькой суровая нить! Эх! Если б не Костик, и мне бы не жить…

Сынок мой бедняга привычный, и   шума не слышит обычно,
Проснулся поэтому только потом, почти через час, разбудил его сон,
Приснилось на площади много людей
И кровью измазаны лица
Кричат все и ловят волчицу…
Очнулся со страху и нас давай звать, ну и пошел папу с мамой искать,
Порублена мама лежит на спине, а папа качается в мыльной петле!
Ах бедный, мой бедный ребенок!
Одел сапоги он спросонок,
В пижамке одной побежал за врачом, метался по улице белым лучом,
У сквера гаишники были, там пьяных полночи ловили,
На помощь, на помощь кричит им, скорей!
И папа и маму зарезал злодей!
А старший не видит резону, полно говорит беспризорных,
Ступай говорит, а то шас заберем, и до утра в околотке запрем!

А Костя кричит, умоляет, и что бы там вышло, не знаю,
Но только, на счастие в этот наряд, отправлен как врач был зеленый медбрат.
Он Костю за руку схватил,
Ну, веди!
А старший ему говорит – «Погоди!»
«Мы что, простояли полночи тут зря?! Ну ты  попляшешь, гляди у меня!»
А тот развернулся и молча ушел, по улице темной сынок его вел!
Успели как раз, я почти умерла,
Но сделана мне перевязка была,
В больницу меня положили и вовремя кровь перелили.
Я долгих два месяца в коме была и только лишь летом поднЯлась, пошла…
Как только прибавились силы, квартиру у вас тут купила,
Отсюда родня моя, с Волги,
Оставь нам Господь наши долги!
Прости нас Всевышний, не гневайся так! Мой дед был расстрелян как злостный кулак,
А мать помоталась по свету! Пусть дети не пьют чашу эту!»

Умолк Колян, полез за сигаретой, я хлопнул без закуски полстакана!
Пока я слушал правду эту, слеза в моих глазах стояла,
А грудь теснила детская обида!
За что же в жизни  в меру сытой,
Нещадно топчет так копытом
Уродливая кляча ребятишек! Что, невозможно жить потише?!
Или под перегара вонь совсем унес нас белый конь?!
И сгинут пусть безумцы, черт бы с ними!
За что, за что страдать невинным?!
Под аркой некрашеных домов, тот мальчик шел навстречу ночи
Да из каких ужасных снов, полезли эти злые корчи
Кошмара, ставшего вдруг явью?
Как глубоко, как больно ранит,
Бессилие пред лицом безумья, когда не ясно, кто враги?
Под мертвым светом полнолунья бежит на дальние огни,

Малыш спасать родную маму,  одна ее опора и надежда,
Мелькает белая пижама, вот вся в мороз его одежда!
И он один теперь в ответе,
За их семью, за их судьбу,
Лишь он способен на борьбу!
Да отчего же в детях больше подчас ума и благородства,
Чем в повзрослевших недоумках, живущих сквозь свое притворство,
Страстями, жадностью томимых,
И впавших в горькое уныние!
Лишились люди чистоты, обиды водкой запивая,
О, детские мои мечты, зачем живу, вас предавая!
Зачем хмельной расселся здесь?
Какой ужасный злобный бес,
По краю водит нас с ухмылкой, пока мы ищем  к свету путь,
А бездна рядом – за бутылкой, и смотрит бес, как нас столкнуть!

«А что же дальше было с ними, и как живут они сейчас?»
Спросил я пьяными словами, и стало стыдно мне тотчас!
Сказали же – он сирота!
Но Коля поправлять не стал,
И обо всем мне рассказал.
«Ну, Томка ушла, а я стал сам не свой, когда поздно ночью вернулся домой,
То крепко жена заругала, и гадом меня обзывала!
Я ей – « Не кричи, тут такие дела!»
Она же как села, так встать не могла!
Проплакала, аж до обеда, потом подалась до соседа!
Дружок у него - бобылек отставной. Задумано было моею женой
Посватать за Томку его,
Чудной он мужик, но не пьет ничего,
Сидит все и книжки читает! Живет  на что?  Бог его знает!
Но с Томкой друг другу они подойдут, пускай похромают, но вместе пойдут!

И впрямь, у них случилась странная любовь! Я часто вспоминаю вновь и вновь,
Как он ходил за ней, как за ребенком! Колбаску и сырок нарежет тонко,
И в термос кофе, просто смак!
Она ж пахала, как ишак,
Он говорил, «Не надо так,
Побольше надо отдыхать, в работе надо меру знать!»
Но от нее не отставал, работал сам, и на дом брал!
Хотели денег подсобрать,
Халупы две свои продать,
И дом купить большой у Волги, с землею, чтоб раздольно жить,
Чтобы сердец своих осколки хозяйством накрепко слепить!
Эх, любит помечтать народ,
Что будет лодка, огород,
Под вечер масло – мазать жалко, а утром на реке рыбалка!
И я все чаще замечал, что Костик улыбаться стал!

Оттаял паренек душою, смотрел как будто беззаботно,
Хотя проказничал порою, но помогал во всем охотно!
Я им твердил, да поженитесь!
Что за дела, негоже так,
Вдова и старый холостяк!
Но Томка лишь рукой махнет –«К чему нам с Мишей траты эти!
Ну не расписаны и что? Так проживем на этом свете!»
А через год зимою лютой,
Когда метель завыла круто,
Она на рынке простудилась, и надо же – под Новый Год!
Когда хватает оглашено любой товар хмельной народ!
Ее работать не пускали,
Она из дому убежала,
И простояв у кассы день, упала, бледная как тень,
Ее подняли мы с земли, скорей в больницу отвезли.

А там одни лишь санитары, а врач уехал за гитарой,
Мол в этот вечер должен он на праздник исполнять шансон.
Под причитанье старых бабок
Рванулися скорей за ним,
Застали дома. «Ну бежим!
Кричим ему, давай скорее, там без сознанья пациент!
А он как мышь на батарее, и пьян – подметка от штиблет!
Но подобрался, голосит:
«Ведро воды скорей неси
И окатите на морозе, я протрезвею в этой позе!»
Ну так и сделали мы с ним, и вот уже в авто сидим,
А он ворчит, ругается,
«Ну как же называется,
Тащить больную на мороз! Зачем вас только черт понес!»
А мы сидим глаза потупив, поймал толкач нас в медной ступе!

Полночи делал врач что мог, но в легких начался отек,
В сознанье Томка не пришла, под утро тихо умерла.
Заледенелое крыльцо
И хриплый голос без ответа,
О, как мне позабыть про это!
Как Костик съежился, заплакал, не в силах даже расспросить,
Но не вернешь ее ребята, и ничего мне не забыть!
Через неделю хоронили,
И многие пришли, застыли,
У края вскопанной могилы, как на краю своей судьбы,
Рыдали бабы что есть силы, мужья их терли свои лбы.
А Михаил стоял в сторонке,
В шинели офицерской тонкой,
Стоял он как солдат, по струнке, в морозной дымке, как во  мгле.
А по щекам катились слезы и промерзали в щетине.

Он крепко Костика держал, как будто бы родного сына!
Но он тогда еще не знал, как треснет хмурая осина,
Которую зовут «законом»!
Она от правды в стороне
И нет души в ее бревне.
Решил угрюмый тот закон, что примет Костика детдом!
И как ни разорялся Михаил, но суд  вот так определил.
Когда хотели Костю отдавать,
То не могли их  разорвать,
Так  обнимались крепко на прощанье! Но стихли Костины рыданья,
А Миша следом  побежал, кричал что заберет, чтоб Костик ждал!
Что вырвет он его из лап!
Эх, сколько раз жалел про штамп,
Который в паспорт не успел поставить! Теперь уж поздно, не исправить!
И я вам говорю, поторопитесь, коль любите друг друга, так женитесь!

И Миша побежал по кабинетам, хотел оформить опекунство,
Военным тряс, полковничьим, билетом, но дело это было пусто,
Его там даже обвинили,
Что  за квартиру Костину хлопочет,
Он в морду им… На этом точка!
Испсиховался весь и вдруг – ушел в запой! Как подменили, сам не свой!
Товар, работу побросал, лишь письма Костику  писал…
И начал быстро он сдавать,
А что еще тут ожидать!
Сам весь осунулся, лицо же отекло. А в щелках глаз – две капли боли.
Частенько на сугроб его вело… За ним ходил я… «Делать неча что ли?»
Ругалась на меня жена,
Права наверное она,
У самого детишек двое, где отвлекаться на другое!
Когда же Михаил пропал,  никто неделю не искал!

А он нашелся только в морге! Валялся между скрюченных бомжей!
Как Бог такое допускает только? Но он же Бог, ему видней!
На остановке Мишу подобрали,
Когда уже совсем окоченел,
В больнице врач возиться не хотел,
И прямо в морг отправил сразу, не делал вскрытье,  вот зараза!
А что  милиция?  Да ей не до того! Вот так и не хватилися его…
Но я добился от них факта!
Наш Миша умер от инфаркта!
На остановке он случился, помочь никто не торопился…
Я потерял своих  друзей, эх Миша, Томка сколько дней
Могли мы, радуясь, прожить!
Ну как тут на Луну не выть!
Он умер нищим, как родился, но я его похоронил,
Стоял один я у могилы, убитый горем водку пил!”

Тягучее неловкое молчание как сизый дым повисло над столом,
Деревья тощие качая, гроза шумела  за окном.
Но дождь не отмывал угрюмых улиц,
А словно уплотнил их грустный строй,
Стучали капли по карнизу, и, прохудившись надо мной,
Стекали небеса на жалкую закуску, в убожество квартирного житья,
Со дна бутылки водки русской мне в душу темень поползла!
И жалость показалась гнусным чувством,
Пустую пачку разминая с хрустом
Я закурил последний Беломор. Несчастных судеб тягостный укор
Рождал во мне протест, и даже ярость, еще как будто оставалась
Возможность все исправить, изменить!
Мы что, уже не можем победить!?
Но победить кого? Вот в чем вопрос! Могильный холм давно зарос!
Но я поверьте не таков! Смиряться и страдать?! Нет не готов!!

«Да, я сильнее, я другой!» - так прошептал и зубы сжал от злости.
И вдруг пронзило как иглой – «А если мне поехать к Косте?»
Там под навесом бед чужих,
Я  пережду судьбы ненастье.
Сбегу на время от напастей!
«А Костя как сейчас живет, уж он то хоть, скажи, в порядке?»
В ответ мне Коля -  «Ничего, хорош как огурец на грядке!
Как с армии пришел, уехал жить на хутор,
Напрягся и отстроился там круто,
Продал квартиру и купил земли, И знаешь, поселились журавли,
Недалеко от рубленой избы… И от дороги сам вкопал столбы,
Чтоб провести на хутор свет,
Детдомовский, один ответ!
Привык так – полагаться на себя!  Бывало скажет «Жизнь – борьба!»
И за топор – рубить дрова! Над ним смеялись мы сперва…

«Ну поборись еще с поленом!»- Сидели на вязанке ржали,
С Потапычем, усатым хреном,  Ну а потом зауважали,
Как рубанув что было сил,
Он пень дубовый развалил,
Потапыч как заголосил
«Ну чудо, чудо, не иначе!» И взял полпня себе на дачу!»
Бытописав сей случай странный, бутылку выжал  по стаканам.
Мой собутыльник деловито.
Неровной пьяной строчкой шито
Было теченье моей мысли, я слишком жаждал перемен,
И видел в том немало смысла – прервать свой добровольный плен!
На хуторе – да кто меня найдет?
А морячок назавтра в плаванье уйдет,
Который Колю ночевать пристроил! Все случай за меня устроил!
Скрою шакалам козью морду, как говорится, концы в воду!

«Ну Коль скажи, наврал ты ведь! Вот бы поехать посмотреть,
Как бросив в городе квартиру, пацан пошел бродить по миру!
Забрел на хутор и осел!
Ну вот не верится совсем!»
« Чего вам объяснять то всем!»-
Вспылил Колян и распрямился – «Сидите на гнилушках как грибы!
Пока под вами пол не проломился, по жизни тащите трухлявые горбы!
А ткни чуток рассыплетесь на прах,
Таким уже не выжить в деревнях!»
«Ну знаешь Коль тебя обидно слушать!» - я радостно и хитро возразил,
«Ну пусть я гриб- и не хочу быть лучше, а все ж сильнее записных верзил!
Ужель не знаешь ты со школы,
Что гриб любой асфальт проломит,
Свернет преграду на пути, коль надо к свету прорасти!»
И от такого аргумента Колян осел, задумался моментом.

«Трепаться все тут мастера – коль не болтун, езжай да посмотри!»-
Сварливо Коля отвечал, а у меня от радости внутри
Случился взрыв адреналина
Из банки ложку я достал
И молча в узел завязал.
«Ты Родион серьезный парень, коль хочешь, отвезу тебя,
Не закрывал ты ночью ставен, не знаешь чем живет земля!
Ну погости у нас, побудь,
Глядишь поймешь в чем жизни суть!»-
Уже гораздо добродушней ответил Коля мне тогда
А я сказал – «Ну вот послушай, а вдруг никто не будет рад,
Что я приехал на побывку?»
-«Ну я ж не яблоню червивку,
Везу гостить, а молодца! Тебя представлю я мальца,
Скажу – ты парень просто клад! А Костя точно будет рад!

Привык к народу он в детдоме, друзья – вот вся его семья!
Гостей немало в его доме, всех принимает у себя!
А ты московский парень, городской,
А может и сгодишься ты такой,
Поступишь к Косте на постой,
Ему о том, о сем расскажешь, и он еще спасибо скажет!»
Беседа наша завершилась, и вскоре спать расположились.
Мы встали рано, в пять утра,
Трещала дико голова,
Блуждал я, собирал  манатки, ну и забыл в столе перчатки,
Оставил там же бритву и дневник, а как хватился так поник…
Потом решил что так и надо,
Что с бородою за оградой,
Смотреться буду я покруче! Без дневника ж мне только лучше,
Не нужно прятать, сторожить… Я еду новой жизнью жить!

Часть вторая
«Мой силуэт в толпе народной.»
Туман рассеялся, почти что рассвело, с дороги мы свернули на проселок,
Камаз на ямах так трясло, что шмотки послетали с полок,
Меня с похмелья укачало,
Я выскочил из спальника наружу,
И долго за кустом рычал на лужу.
Шофер с Коляном ухмылялись – что за попутчики достались!
Но вот, в лучах приветных солнца, купался хутор за оконцем.
Вразвалочку дошли мы ворот,
Так возвращается из плаванья народ!
Колян рванул калитку деловито, прошли во двор,
Там под навесом крытым стоял и в столб бросал топор
Какой странный персонаж,
Скрывал армейский камуфляж
Трапецию покатых мощных плеч. Как будто уголь в печь,
Летел топор врезаясь в цель… Очей раскосых злая щель,

По нам скользнула ненароком, забрав топор, он вышел боком,
Моталась по спине бандана хаки, ушел на поле. Там где маки
Алели редко, но светло…
Как будто шею мне свело,
Пока не скрылась за углом,
Персона эта  - я смотрел, и с удивленьем разглядел,
Что левая рука в перчатке черной! На лбу пот выступил холодный…
Эх, что-то я не в меру нервный стал!
Но вскоре Костя в дом позвал.
Согнувшись, мы вошли в пустые сени, в них резко пахло рыбой и доской,
Грязи понатащив в передней, разулись мы перед людской.
Спиной к углу, за тесаным столом,
Чернела, будто бы пролом
Хозяина могучая фигура  в лучах искрящегося света.
Под старою армейской курткой была тельняшка под одета.


Взгляд был уверенным,  не гордым и отливал металлом в глубине,
Лежали на столе большие руки, герань стояла на окне…
Расселись мы на жесткой лавке,
Тут  Костя встал и чаю нам подал,
Как мхатовец он паузу держал!
А Коля, отхлебнув из чашки,  немного нервно начал разговор,
Сидел я с  видом Чебурашки, смущенно слушал его вздор,
О том, что стало популярно в деревне год другой пожить,
Чтоб в городе с ума не посходить!
И что я друг и паренек надежный, и погощу у Кости, если можно.
А Костя взгляд на дверь скосил, и выйти Колю пригласил.
Минуток пять они поговорили,
Потом вернулся, принес вилы,
«Ну Родион, хорош гостить, пошли-ка сено ворошить!»
Я улыбнулся, мне в охоту была на воздухе работа!

К обеду я изрядно запыхался,  два стога закидав на сеновал,
Но молодцом видать держался, обедать Костя в дом позвал.
Рассевшись чинно за столом,
Смотрел как режет хлеб хозяин
Ножом к себе, как христианин.
И вдруг вошел в бандане человек, порывисто и ловко сел на лавку
Не поднимая хмуро век, он молча отстегнул булавку,
И головной свой снял убор,
С короткой стрижкой на пробор,
Смотрелся неестественно изящно, был непонятный диссонанс
Между фигурой мускулистой и быстрым взглядом карих глаз…
И вдруг я понял – это же ОНА!
Мурашками покрылась вся спина!
Я ложку взял, склонился над тарелкой и не смотреть старался на соседку.
Как пообедали, пошли гулять на стрелку, а после взялись поправлять беседку.

Отужинав сидели у печи, не для тепла, а словно у камина,
Я слушал как огонь трещин, ломило с непривычки спину.
Но то была приятная усталость,
Усталость занятых трудом,
Кто хлеб растит и строит дом.
Я знал уже, что звать ее Диана, в детдоме с Костиком росла,
Самостоятельной как стала, так жить сама к нему пришла.
Спортсменка, самбо занималась,
Но в большом спорте не осталась.
Склонившись пришивать заплатку,  так и не сняв с руки перчатку,
Она работала иглой. Перчатка была странною такой,
Обрезаны три пальца были
А два как будто бы застыли…
В таких же ходят снайпер или гонщик, а ей зачем? Спроси чего попроще!
Под вечер снять уже б могла…Похоже, что она в ней и спала…

Нехитрую но жесткую науку – вопросов меньше задавать
Мне преподали не на шутку! Не стал я попусту болтать,
И почивать пошел во флигелек.
В постель забился как сурок,
Проспал всю ночь без задних ног!
Проснулся – в доме никого, а солнце в окна так и брызжет,
Взбодрись, пусть луч его златой, как на шампур тебя нанижет!
И  сразу станешь ты готов,
Румян и свеж без лишних слов!
Хозяева работали давно, с дороги дав мне отоспаться,
Дров нарубил, воды принес – они вернулись столоваться.
Под вечер Костя в погреб слез –
«Давай отметим твой приезд!»-
Сказал он и поставил самогона. Артачиться мне не было резона.
Приехал в гости – надо пить, хоть не любитель я, да что и говорить!

Разлили щедро по стаканам, а на закуску сало и уха,
Назло же всем чертям поганым натерли на горбушку чеснока,
И чокнулись, за жизнь, за нас, за встречу,
С душой открытой, как в России пьют!
Поэтому так щедро водку льют!
Диана тост произнесла, по третьей выпила, ушла,
Мы с Костиком остались тет а тет, и никому на нас управы нет!
Налив, я посмотрел ему глаза
Как будто не решался он сказать
Чего-то мне… «Давай без церемоний!» - я заявил!
Листву пусть ветер гонит, а ствол на месте, где и был!
«Ну пей давай коли налил!»
И Костя стопку накатил!
«-Ну Родион чудно тебе поди, что мы одни на хуторе сидим,
Живем как в ссылке, от людей вдали, как будто себе места не нашли!»

«Ты прав, мне показалось странным, что ты из города уехал,
Сижу я гостем тут незваным, и рассуждаю на потеху,
Но все же в городе ты можешь
Добиться большего гораздо,
Зачем же так бросать все сразу?»
«Да в городе собачатся за жалкие копейки, за медный грош друг друга рвут,
Жлобы с душой канарейки друг другу ряду не дают!
Противная пустая толкотня,
О деньгах вечная брехня,
Вот все житье сегодня городское, бездарное и суетно пустое!»
Мне Костя важно отвечал, налил стакан и замолчал.
«Понятно, ты не хочешь за гроши!
Но, Костя, погоди, ты не спеши,
Бывает с малого приходится начать, чтобы потом миллионером стать!»

«Да ничего-то ты не понял Родион, у вас в Москве такой закон-
Все измерять длиной рубля, на деньги проще говоря!
Талант ли, ум, иль красота, подводит все одна черта,
Кто сколько с этого нажил!
Такой подсчет душе не мил,
Смотреть на это выше сил!»
«Ну  Константин, не прав ты здесь, не только деньги жизнью рулят
Без них конечно не пролезть, но так  судить зачем огульно?!
Людей немало увлеченных,
И работящих, и влюбленных,
В Москве и городах других! Чего пенять на каждый чих!
Чего так к людям придираться? Работать, в жизни пробиваться,
Чем это плохо, объясни?»
Вот так я Костика спросил.
«Да ты не видишь ни хрена, что в городах то с вами стало,
И радость ваша и беда – все от презренного металла!»

От этого его ответа в моей душе вскипела злость,
-«Я случай расскажу об этом, с твоей теорией он врозь!
Увидишь ты, не только из-за денег,
Приходится нам всякое терпеть,
Что сделано, того уж не стереть!
Был парень из семьи приличной, с образованием, с традицией семьи,
Учился он всегда отлично, и даже если были дни,
Когда шалил , то лишь шутя,
Играл, как малое дитя.
Но неженкою не был, а спортсменом, ходил на бег и каратэ,
На стометровке был он первым , и доски разбивал «матэ»!
Что говорить уже о том!
Он красный получил диплом!
Был гордостью родного ВУЗа а ныне сам себе обуза!
Как тяжело порой понять, куда не надо нос совать!

В один из несчастливых дней собрался он с друзьями в баню.
Ну был видать не из людей, привыкших мыться только в ванной,
Как настоящий парень русский
Влюбился в баню всей душой,
И всякий  раз, когда он шел
Попариться и отдохнуть, охранник, черт, к нему цеплялся,
Бесил его, ну только в путь, давно к нему он привязался!
«Чего ты патлы отрастил?!
Как баба! Кто тебя пустил?!»
- Вещал охранник идиот,  и тупо корчил злую рожу,
Друзья твердили «Да пойдем, на барабан натянешь кожу,
И зазвучит умно и чинно,
Не то, что речи от кретина!»
И вот опять он отвечал – «Вы правы, плюну на придурка!»
Но загорается пожар подчас от склизлого окурка!

В парилку парни поддавали, Вставали под холодный душ,
И в воду с криками сигали ,плескали из бассейна луж,
С душою вообщем зажигали,
А за стеною, вот дела,
Совсем другою жизнь была!
В спорткомплексе немало саун, и вот в соседней зависали,
Сажая печень и сердца три оголтелых молодца!
Пропьянствовав почти полсуток
Они позвали проституток.
Завидев трех медведей в мыле, одна из них сбежать решила.
Парням и двух с лихвой хватало, они ее не задержали.
По территории шатаясь,
Она на выход пробиралась
А мой дружок ушел пораньше, спешил дописывать статью
Да знал бы он, что будет дальше, спешить забыл бы на корню!

Стоял, скучая,  ждал такси, и слышит вдруг «Пусти, пусти!»
Охранник тащит  ту вот телку в свою вонючую каптерку!
Она кричит «Спасите! Мама!»
И ужас плещется в глазах!
Охранник, гад и вертопрах,
Обильно кроет ее матом, ломает руки ей и бьет!
Не залепил он уши ватой, не вылил на ресницы мед!
Да и не знал же кто она!
А хоть и шлюха, в чем вина?!
За что топтать ее ногами, хлестать наотмашь  по лицу?!
«Эй, сдай назад, веселый парень!» -он крикнул громко подлецу!
«Да отпусти ее, ты слышишь?
Она рыдает, еле дышит!»
Тут эта мразь к нему подходит – «А ну в стороночке отлей!»
Дубиночкой  у носа водит и бьет ладошкою по ней!

«Вали, а дрянь пойдет со мной!» - И, вдруг, как пнет его ногой!
Ну как бездомную собаку! И здесь он бросился в атаку!
Дубинку в сторону отвел,
И корпус вправо отклонил,
Ударил в горло и убил!
Сломал кадык одним ударом, и что не делай уж все даром,
Ничем уж не поможешь тут… Тот умер через пять минут.
А девка эта убежала…
Она истошно так визжала,
Что от дороги шел народ, и наш герой решил сбежать.
Чего стоять как идиот, безропотно ареста ждать!
Его искали и нашли,
Следы их быстро привели
Домой к нему  и в институт везде его прихода ждут!

За дело взялись то всерьез! И очень быстро слух донес,
Что он убил племянника бандита, с красивым прозвищем «Сердитый»,
Что с рынков был доволен мздою жирной, владел еще охранной фирмой!
Ловкач, хамло и дубодел!
И ободрать и защитить сумел!
Такой у нас творится беспредел!
И было ясно, как на пальцах до пяти, в тюрьму то лучше не идти!
Из принципа, для вида отомстят! Их уважать не будут, коль простят!»
«Ну, Костя, как тебе сюжет?
В чем здесь корысть? Корысти нет!»
Мне глядя пристально в глаза, до краешка налив стаканы.
Обнял рукою он меня, и паузе, повисшей странной,
Я угадал его ответ,
Что друга никакого нет,
И рассказал я о себе, с обидой и по пьянке рассказал,
Я отвернулся… По стеклу к герани черный жук сползал…

«Ты видел, Родион, что у Дианы в перчатке левая рука?
Так вот, она калекой стала, не от пилы и молотка!
Они с семьею жили на Кавказе,
Как началась позорная война,
И чашу горькую испили там до дна!
В поселок ворвались бандиты, родителей убили без суда,
Ее главарь тогда похитил, такая вот, браток, беда!
И при себе держал неделю,
Пока ему не надоело,
А после крикнул отпустить, живет пускай, ну так и быть!
Ее свели затем к реке, пол пальца отстрелили на руке.
А это говорят тебе на память,
Тебя увечье будет жалить,
Напоминать хозяин кто, а вы дерьмо, вы здесь ничто!
В детдоме год не говорила, да ей всего тринадцать было!»

Мне краска бросилась в лицо, я ощутил себя почти что подлецом,
Что о своем сижу печалюсь горе! Да я ведро в глубоком море
Страданий обездоленных людей!
Растоптанных судьбою без вины,
Как провода, лежат оголены
Пути их средь дорог нечерноземья, и жалят, коль коснешься их рукой!
Эх, не удобрит  нашу землю невзгод российских перегной!
Вскочил я с лавки сам не свой,
Со стоном выгнулся дугой
И кулаком  заехал по столу - «Да что творится в мире, не пойму!
Какие мрачные дела! Какая злая тень легла
На обезумевший народ?!
Полвека строили и вот,
Разгулом дикости ужасной закончился научный коммунизм,
Взывают к разуму напрасно и христианин и атеист!

А я воззвал к граненому стакану, но он не потушил пожар в груди,
И побежали от дурмана по стенам желтые круги,
Я загорланил громко песню,
Пытался даже танцевать,
Ну что с напившегося взять!
«Видели ночь, гуляли всю ночь до утрааа!», сипел уже охрипшим басом,
За ногу зацепилася  нога и об пол гулко рухнул мясом…
Потом не помню ни хрена…
И вспышка из дурного сна –
Зеленый тазик и Диана, и я согнувшись на полу,
Меня мутит и я пытаюсь густую выплюнуть слюну…
Диана, бедная Диана, полночи мыкалась со мной,
Ходила точно за младенцем с пушком поросшей головой,
Когда наутро полегчало, раздела, сунула в кровать,
В обед проснулся, застонал я, с постели было стыдно встать.

Во рту как будто кошки ночевали, а в голове сидел баран
Минуты медленно бежали, меня придавливал мой срам.
И даже встать попить не мог себя заставить,
От жажды мучился, лежал,
Хотелось брюхом на кинжал,
От глупого ненужного позора, которым густо был покрыт!
Его забуду я не скоро, для водки рот теперь зашит!
Коль решено уже не изменить!
Пять лет хмельного мне не пить!
Так накажу себя за слабость , за худшее из мелких зол…
Вдруг в комнату вошла Диана, в стакане принесла рассол…
В глазах ее я прочитал,
Того, что раньше не встречал -
Она меня жалела как чудного, как редкостный и сказочный цветок
И я немного растерялся и как-то внутренне размок…

Попил рассола, голову склонив, ну как нашкодивший школяр,
Умылся, торс водой облил и Костин с бритвой взял футляр.
Побрился и пошел на двор работать,
Меня мутило и вело,
Смотрел как в мутное стекло…
Ну а к обеду отпустило, сильна ты, молодость моя,
А после чая побежала по жилам бодрая струя.
Молчали с Костей мы весь день,
Легла на нас косая тень
Взаимной виноватой недомолвки – мы наболтали чересчур,
Тянули паузы мы кожу на новый дружбы абажур,
Чтобы светильник откровенья
Светил, сжигая все сомненья,
Чтоб под его златым лучом, ты друга чувствовал плечо,
И знал, что можешь положиться, как на себя, коль что случится.

Под вечер он меня позвал, я штангу для него держал.
И Костя брал серьезные веса, блинов стальная колбаса
Скрипела на потертом грифе.
Опасно так работать без страховки,
Едва хватило мне сноровки
Над грудью штангу подхватить, с трудом смогли мы водрузить
Ее в станок над лавкой черной… Да Костя наш мужик упорный!
Еще он сделал два подхода!
Как бык здоровый от природы!
Мы вышли из качалки, прогулялись, светила полная Луна,
Вокруг туманы простирались, в ушах звенела тишина…
И каждый про другого понимал,
Хотя и слова не сказал.
Что можно доверять  друг на другу… И что у нас понятия одни,
Вот так идет отвал от плуга, без разной праздной болтовни.

Наутро я позвал всех на пробежку, и был поддержан мой порыв,
Вдоль сада пронеслись до стрелки, мимо цветущих белых слив,
Летела впереди Диана,
О, Боже, как она сильна,
Не девка прям, а Сатана!
А Костя шел немного грузно, но все ж уверенно бежал.
И только на версте на пятой, не сдюжил, несколько отстал…
До бега был он не любитель,
Сказал  – «Вы как хотите,
А я до речки и обратно, рысачьте дальше, коль приятно!»
Ну мы с Дианой тут как тут, так удлинили свой маршрут,
Что бегали почти по часу,
На кухне нахлебавшись квасу
Работать шли как на войну… А Костя открывал десну,
Косился хмуро на Диану,  и ей казалось это странным…

Мы растрепали все кроссовки, штаны забегали до дыр,
Диана, одурев от штопки, кроила шторы на «мундир»,
Но вдруг приехал дядя Коля,
Как будто с ярмарки папаша,
Проникся он судьбою нашей,
Привез нам новый камуфляж, высокие ботинки, кеды,
Сухой из семечек грильяж, набор посуды для обеда…
Хоть Костя поворчал, но был доволен,
А Коля расбахвалился невольно,
Какой он важный коммерсант, что у него к делам талант!
К обеду водочки набрался, и с другом ночевать остался.
Подарен также был боксерский инвентарь,
Я лапы подержал как встарь,
А Костя бил по цели точно, немного тяжело, но мощно.
В спортзале год я не бывал… И дум нахлынул горький вал.

Я вышел за околицу, на лавку, сидел и молча вспоминал,
Как будто для последней правки я снова жизнь свою листал…
Былого изменить не в нашей власти,
Мы только можем сожалеть,
Душою горестно болеть,
За близких, за отца, за мать, за что им за меня страдать?!
Подсел вдруг рядом кто-то – вздрогнул я, и дыма плотная струя
Растаяла, завесив вид на Волгу -
Потапыч закурил махорку,
Ядреный и вонючий самосад, но я его компании был рад.
Отвлек меня он от кручины, приехав с Колей без причины.
Смотрели щурясь на закат,
Из трубочки вдыхая смрад,
Потапыч явно наслаждался, но кислым был лица овал,
Как будто на зубах лимон рождался, и он тотчас его жевал.

Да, непонятный, странный человек, вот так сидит из века в век,
Как  сфинкс египетский и курит, пока народ друг друга дурит…
«А вы отсюда родом?» - я спросил,
«Отсель,  отсель…» - он тихо процедил
И трубку наконец-то погасил.
«Знавал  еще я Костину прабабку,  она моей подружкою была,
Семья жила с хорошего достатку, и во дворе играла детвора…
Так бабка Костина звалась Наталья
С косою русой, тонкой тальей
Была в игре во всякой заводилой, ей  десять, а мне меньше было…
Отец ее хозяин крепкий был, держал торговлю, батракам платил.
И жили не тужили Бога ради,
Пока не пособралось в Петрограде
Поганое отребие с окраин и скинуло там батюшку царя,
От них, от бесноватых гадин, нам полыхнула красная заря.

Да что там красная! Кровавая до мяса, до самых сахарных костей,
И кашу запивая квасом, дождались страшных мы гостей.
Здесь заправлял прибалт кровавый – Лацас,
А комиссаром – Шнеельсон,
Так это был не страшный сон,
Когда Натальино семейство поутру к Волге отвели и расстреляли принародно
Мол ни к чему нам кулаки, живите батраки свободно!
А батраки тогда роптали,
Они плохого не видали
От этой праведной семьи, а им сказали «Вам мозги поставить надобно на место!
Они по классу вам враги,  трудом таких как вы, нечестно,
Они настроили домов
Их класс мы выжжем до основ,
А коли будете мешать, вас будем пулей затыкать,
Не даром свален царский трон», визжал до пены Шнеельсон!

Ну а детей не расстреляли, а попросту прогнали с двора,
Из дома убиенных все раздали, открыли совнарком с утра…
Наталья, как она кричала,
И билась в поле о жнивье
И исколов лицо свое,
Стремглав умчалась в ту вон рощу, да вот правее погляди!
Рассудок потеряла точно, так выла, страшно подходить!
Через два дня нашли без силы,
Немного мне годочков было,
Но помню все, как наяву…Как молоком ее поили, давали сладкую халву,
Пригрел ее один бобыль и с ссыльными  увел в Сибирь.
А ссыльных была длинная колонна,
Над ней стояло столько стона!
Из раскулаченных хозяев, и из монахов, из дворян текла унылая река
И все народу прибывало, работало без сна ЧК!

А в городе закрыли монастырь и памятник поставили Иуде!
Грозил тот в небо кулаком на радость всем свободным людям!»
«Иуде?! Да не может быть!»-
Я от рассказа чуть не съехал с лавки!
«Да правду говорю! Туда сбегались шавки,
Кормил их Шнеельсон отходом с кухни, пока не расстреляли самого…»
«А можно посмотреть на эту рухлядь, стоит еще, или снесли его?»
«Стоять стоит, а посмотреть нельзя,
Видать такая русская стезя,
Тот город затопили при Хрущеве, когда построили плотину,
Так что Иуда этот снова, как говорится, скрылся в тину!»
Я обомлел и даже задрожал,
И  мысли двадцать первый вал
Разбил меня о страшную вершину! Среди затопленных распятых деревень
Стоит подводный памятник Иуде, на радость всем свободным людям!

Чтобы не верили попам! И проплывают рыбы там,
Как духи диктатуры работяг, на них сомы глядят из-за коряг!
Какая страшная картина!
Я обалдело онемел,
Как тот удав, что кролика поел…
«Прозвали рощу ту «Натальин бор»» - Потапыч продолжал наш разговор,
И я немного растерялся, о чем же он , не сразу догадался.
«Ну Рощу где Наталья ночевала,
Когда от комиссаров убежала,
Так вырос на том месте целый лес, и говорят, в нем поселился бес!
Детей туда пускать боялись, и правда же, не зря старались,
Случился как-то страшный ураган,
И посрывал он крыши по домам
А бор Натальин выломал дотла! Другой же лес стоит и ни черта!
Подчас терялась в буреломе том скотина и разрослась еще шикарная малина!»

«Ну что расселись тут, идите кушать» - с порога крикнула Диана,
А мне хотелось еще слушать, я был во власти странного дурмана,
Рассказ  нежданный оглушил меня,
И аппетит пропал, и стало душно,
И вот рукою непослушной,
Скрутил я из газеты козью ножку, и покурил  уже один …
Так повело меня немножко, и страшных прошлого картин
Не видел с ясностью такой.
Поплелся боком я домой,
Сидел, смотрел в тоске неясной, как трескает Потапыч ужин,
А сам попил чайку с колбаской, и больше ничего не нужно…
Диана стала приставать,-
«Давай-ка в дурака играть!»
Я обыграл ее раз десять, и красную отправил спать.
«Везло , не лопайся от спеси!» - съязвила, падая в кровать.

«Ну если ты не помнишь  карты, так надо просто сосчитать!
Игра-то это непростая» – я начал нудно объяснять,
 Вдруг в голову попало чем-то мягким…
«Ну нечего подушками швырять
Давайка лучше отдыхать!»-
И лег с улыбочкой дурацкой, немного ведь пересолил!
Ох и достанется мне завтра, и все ж Диану я любил,
Любил, но как сестру, а честно, то как брата,
И под ее стальным прихватом,
Я об часто вспоминал – мы занимались с нею самбо!
Контакт малейший – и бросок, и болевой, и все, и амба!
А Костя верил в силу и удар,
Здоровье бычье – божий дар,
Ему досталось по наследству, в нем знал надежное он средство
И наблюдал с насмешкой легкой за нашей в поле тренировкой.

Все вышло так как я и думал, намяв изрядно мне бока,
Она ушла обед готовить , а я решил пройтись слегка
И завернул подальше вправо
Чтоб посмотреть на бурелом.
Да, так не выпишешь пером,
Как повалились друг на друга вокруг огромные стволы,
Под ними нагло пер подлесок под щебетание листвы,
Местами полностью скрывая,
А где-то и не доставая,
До черной отмершей коры.. И по примеру детворы,
Запрыгнул я на бурелом, и поскакал вперед щеглом,
Кора гнилая соскочила,
Нога налево заскользила,
Я поперек на миг повис, и рухнул головою вниз…
Как будто выключили свет, но не ушибся, совсем нет…

Застрял в кустарнике пахучем, и еле выбрался наверх…
Как отряхнулся стало лучше, душил меня дурацкий смех
Пошел назад уж осторожней,
Слез с бурелома на опушку,
Сейчас бы выпить кваса кружку…
«Эй Родя, погоди сынок, а ну отведайка малинки!»
Навстречу семенил Потапыч как будто старичок с картинки.
Присели отдохнуть немножко,
Подвинул он ко мне лукошко…
«Потапыч, расскажи будь добр, а то сегодня спать не буду,
Что делалось в краю с тех пор как водрузили тут Иуду?»
-«А что же хочешь ты узнать?»
-«По правде я хочу понять,
Как утвердилась эта власть, и как терпел ее народ!
И почему пришельцам этим не дали вовсе отворот!»

-«Да комиссарики тут долго заправляли, кошмарили людей в быту,
Но и на них нашелся Сталин, погнал работать в лагерном клифту
Чтобы в башку покрепче затесали, хлебая жидкую бурду,
Что строить - это не ломать,
Для этого не хватит знать
Куплета три кретинских «Варшавянки», и на станке точа болванки
Если их будешь распевать, недолго руку потерять!
А Лацаса так тоже расстреляли,
Ах как же долго этого мы ждали!
И говорят  от страха стоя криво, кричал он - это мол не справедливо!
Что революции он верный сын и раб, а как по мне, то он палач, сатрап!
Он русских люто ненавидел,
И если хоть немного видел,
Что можно зацепить и осудить, то брал и осуждал немедля!
Был без корысти душегуб, казнил так просто, за идею!

«Так значит Лацас виноват?!» - спросил его я очумело.
«Эх Родя, рад бы так сказать , да только не могу, не смею…
Они конечно палачи,
И притесняли нас ужасно
Да вот беда, до боли ясно,
Что делали все наши же Ваньки, под их командою шустря как дураки…
Откуда же в народе столько злости? Зачем друг другу мы ломали кости?
От зависти? От страсти бунтовать?
Эх, нашего Ванька не разгадать!
Прыщавой мордою сопя, стреляли тупо в нашу совесть,
Потом на митингах гундя, из Петрограда ждали новость,
Что скоро мировой пожар назло буржуям всем раздуют,
Когда же бури отбушуют,
Тогда всех ждет цветущий сад… Такой дурак народ наш, брат!
Ну только Сталин дал им жару! Под зад поддал он им пожару!»

«Выходит Сталин молодец?! Учил  иначе мой отец...»
«Ну Родя, как тебе сказать, страну то он сумел поднять…
Да вот деревню заморил…
Сгоняли всех силком в колхозы, давали трудно паспорта,
Бежали люди из деревни, везде царила нищета,
И городская продразверстка работала по зверски жестко!
Да Родя, тут такое было! Мешок зерна бабенка скрыла!
Ее с дитями на мороз,
Под утро сын ее замерз,
Ну а она ума лишилась… Вот так тут продразверстка потрудилась!
И все зерно гребли, и даже посевное, бывали мужики, вставали за родное,
Но председателей таких из партии гоняли в шею
И присылали нам других, которые уже умели
Без жалости людей крошить в капусту, такое знаешь было чувство,
Что жрет Россия собственных детей, как древнегреческий злодей!

И вот под руководством палачей, скотину доморив на пастбищах колхозных
Толковых разогнав людей, допрыгались уже серьезно!
Такой в 30-х голод был
По Дону, Украине и Кубани,
Что наверху перепугались сами!
Мильоны, ведь мильоны заморили крестьянских трудовых семей!
Эх, уничтожили крестьянскую Россию, а вождь сказал « И черт бы с ней!
Людей как хлеба, народится!»
- Э, нет, так думать не годится,
Людей таких уж больше нет! Пожрал кровавый сельсовет!
А я успел сбежать отсюда, не сдох от голода покуда,
Поехал на Урал, на стройку
И получил в общаге койку
Там жили дружно как семья, работать с самого ранья
Спешили вместе, как на праздник! Ребят там много было разных,
Но к делу относились все с душой, и над Магниткою большой
Как флаг зареял дым мартенов, и мы идем, за сменой смена!

Да это были славные дела,
На станах извивались рельсы
Рекою жаркой сталь текла!
Прославили тогда простого человека, для подражанья дали образец
И на устах у всех Стаханов, какой он бравый молодец!
И было сказано нам смело,
Что могут наши инженеры
Не хуже западных работать и лучше технику рождать!
Народ собрался вдохновенно весь мир догнать и перегнать!
И мы отстроили страну!
Работали не за казну,
За счастье видеть гордый флаг, его несли чеканя шаг,
Мы по московским площадям, на радость нам, на зло врагам!

Все к лучшему у нас пошло, и мы довольные глядели,
Как в городах поехало метро, как хлеба досыта все ели…
Какие создавали корабли и самолеты!
Летали, плавали до края аж земли!
Отважные и умные пилоты  вперед их точно в бой вели!
Челюскин, Чкалов – вот народные герои, как мы за них болели, Боже мой!
Когда ж в 37 поперли на партийных, то стал народ за Сталина горой!
Сажали много, и стреляли!
Но власть за жесткость уважали,
Держали строгою рукой, хоть ты партийный, хоть какой!
Россия, подобравшись, шла вперед, и стал силен ее народ!»
Придавленный его рассказом,
Не разделив  энтузиазма,
Его последних звонких слов, вздохнул я, сидя на траве,-
«Да, наломали предки дров! Такая каша в голове!»

А ночью  мне приснился сон, Потапыч шел вперед там бодро,
Под шум станков и стали звон лукошко поднимал он гордо
Вдруг пятерню совал в него,
Вокруг разбрасывал малину,
И… Не забуду ту картину,
Как эта ягода лесная, немедля превращалась в гайки,
Не долетев и до земли, и воробьев пугливых стайки
Клевать ее уж не могли…
По улице коня вели…
А я нащупал болт в кармане, и гайку накрутить решил
Но ни одна не подходила, и я ходил, искал, спешил…
Вдруг, в ярких солнечных кругах,
Во френче белом, в сапогах,
Какой-то человек усатый, заговорить решил со мной:
«Ви правый болт сэйчас достали, а гайки с лЭвою рЭзьбой!»

Страда в селе к июлю спала, не нужно было так пахать,
И не сбавляя тренировок, мы стали больше отдыхать.
Частенько я ходил на бурелом,
Непросто удержать там равновесье
Срывался в мелкое подлесье,
Влезал обратно и сидел  на бревнах сломанных  деревьев,
На полосу реки смотрел сквозь сетку отмерших кореньев.
И думал о своей семье…
Под вечер, в солнечном огне
Тонули праздно облака и злая сумерек рука,
Тянулась к ним за горизонтом , ведомая багровым фронтом.
Волшебно тени удлинялись,
Так, словно бы достать старались
Укромных уголков дущи… Там все узнать и суд  вершить,
Уже в ночи, под лунный свет! О тени, вам покоя нет!!

И я не знал, увы, покоя! И жилистой своей рукою,
Все тер и тер в смятении лоб…Откуда взялся этот горб,
На нашей жизни молодой?
Зачем уродует он нас,
«Или храним мы там запас,
Как будто бы в песках верблюды, с собою нося его повсюду?…
Запас, он ведь карман не тянет, и в горле поперек не встанет…
Но я пошел бы налегке,
С любимою, рука в руке,
Искать тот край, где лик икОн приветствует вечерний звон,
Где мир – не время без войны, где безмятежны будут сны,
Где долог созиданья путь,
Где постигая жизни суть,
Нам сострадают мудрецы, где чтут семью свою отцы,
И где постелит мне кровать под образом родная мать!

Тот край и близок и далек, я буду, дайте только срок,
Вдыхать его блаженный воздух, там ждут меня покой и отдых!
- Так думал я, спеша домой,
Уже стремительно темнело,
И вдруг машина загудела,
Свет фар метнулся по забору, мечты мои вдруг стали вздором,
Ну что я правда как ребенок, на куклу намотал пеленок!
Мне не утешиться мечтой,
Я выбрал путь себе другой!
Машина встала у ворот, я побежал их открывать,
Кто к нам приехал в час такой, хотелось поскорей узнать
Из джипа деловито вылез Коля
Затем представил дядю Толю.
Тот был сухим и крепким стариком и протянул мне руку – «Карпов.»
-«Меня зовите Родион.», -  «Коль, ты останешься до завтра?»

«Поеду, вы давайте без меня, сходите на охоту с дядей Толей,
И вот корзиночку возьми из багажа, поешьте хоть малинки вволю,
Ее Потапыч передал,
Сам, заболел, не может на охоту»,
-И подавив свою зевоту,
Поехал Коля восвояси, мы  дворе стоять остались...
Ворота на засов закрыл и гостя к дому проводил.
Чехол с ружьем в сенях поставив,
Одежду на себе оправив,
Вошел старик неспешно в дом, сидел как будто стержень в нем,
И крепкую держал осанку, как держит бриллиант огранку.
Он щурился и зубы скалил,
Которые дантист оставил,
А на лице его застыло как будто выраженье горькой злости,
С такою миною унылой – подумал я – не ходят в гости!

Его увидев, Костя улыбнулся – «А что Потапыч, занемог?»
«Да, надысь в речку окунулся и не выходит за порог!
Не те уже у нас года,
Что взять, теперь мы старичье,
И место знать пора свое!
«Ну что вы право дядя Толя, садитесь во главе стола,
В печи чугун поспеет скоро, и ужинать уже пора!»
Эх, кто не ел  томленой каши,
Не знает русской кухни нашей,
Не ведает как повар рад, хватая чугунок в ухват,
Достать его из русской печки! А это братцы просто гречка,
Но в ней и вкус и дух чудесный,
Со шкваркой, с корочкой непресной,
Она затмит любой изыск, и прочий кулинарный писк!
Святая есть в ней простота, и тайны вкуса чистота!

Поднявшись утром по команде, мы дружно вышли на охоту,
Шли с Костиком немного сзади, как раздобревшая пехота,
Он шел со старенькой двустволкой,
А я так просто налегке,
Да, тормозок крутил в руке…
Не верил что-то я в успех, охота эта просто смех,
День прогуляем просто зря, нужны собаки, егеря,
Чтоб кабана на номер гнать,
Мы ж вышли просто пошагать!
На поле вдруг взлетела куропатка, и Карпов вскинул карабин…
«Давай сходи ка на полянку, ну что ребята, плюс один?»
Мы восхищенно онемели,
И даже ахнуть не успели,
Как враз подбил еще одну! – « Он был разведчиком в войну!,»-
Шепнул мне Костя в ухо зычно, я сбегал и принес добычу!

Навылет обе простой пулей, вот это умереть - не встать!
«Я Вас прошу, ну дядя Толя, нас научите так стрелять!»
Пристала к Карпову Диана,
Тот отошел и заворчал,
«Да, мы Вас просим,»- я сказал.
В тот день у нас был барский ужин, готовили его мы дружно,
На чапельник поддев жарЕнку, я попросил, а ну в сторонку,
И дичь подал на крепкий стол
Поставил Костик самогон,
Но я стакан накрыл рукой,  «Не пью, налей воды простой!»
Да, дядя Толя удивился, но промолчал, лишь покосился,
В его глазах мелькнуло любопытство,
Но вспыхнув и потухло быстро,
Казалось, что ничто не может до сердца волновать его,
Волна утес так в море гложет, но он недвижим все равно…

Наутро на опушке леса мы обустроили наш тир,
Под руководством дяди Толи, пыхтя, палили в Божий мир.
Когда же сверили мишени
Диана лучше всех была,
«Пойду на двор рубить дрова»
Сказал и чертыхнулся Костик, а я зашелся аж от злости,
Ну как же так, да прямо стыд, под корень женщиной разбит!
И взялся я за снайперское дело,
И вот уже весьма умело,
Я разряжаю карабин и уже лучше  результаты
Но за Дианой не угнаться, и ходим мы с лицом помятым,
Терпя несносные насмешки,
Что мажем от мужицкой спешки.
Когда собрался Карпов в город, улыбочка скользила по губам,
«Ну без  меня побудь недолго, Потапычу привет я передам!»


Неделя все тянулась, шла, вот так отца я в детстве ждал,
Уверен был, приедет точно, а вот когда, увы не знал…
Вдруг захожу, явился Карпов!
И закипела кровь во мне!
А на столе, на простыне
Лежит разобранной винтовка, а рядом снайперский прицел
«А ну кА покажи сноровку!» - А я от счастья обалдел,
Никак не мог затвор поставить,
«Все хватит Родион, отставить!
Учись, сынок, пока я жив!»- И Капров показал нам класс!
«Давненько, в схроне за ракитой, винтовку Мосина припас,
Теперь пускай послужит вам…
Но насовсем, так не отдам!
Потренируйтесь, постреляйте, потом купите себе ствол,
Тогда вернете мне старушку, как шхуну, снова на прикол!»

-Нам объяснял за чаем Карпов, а мы скорее рвались в бой!
Диана в приступе азарта над лавкой выгнулась дугой…
А он за пазуху полез,
И усмехнувшись как-то странно,
Бумажку вынул из кармана…
«Чтоб через оптику стрелять, таблицы надо изучать!
Теперь влияет расстоянье, погода, влажность и патрона состоянье,
Учитесь делать вы расчет!
Ну а потом стрельба пойдет!»
Расчеты делал я в уме, поняв нехитрую систему,
Диана на листке писала, но часто все равно не в тему…
Через прицел, в масштабной сетке
Предмет замерив по отметке,
Определял я расстоянье, и Карпов только удивлялся
-«Да у тебя видать призванье!» - я еще лучше быть старался!

По верности и скорости расчетов я обошел Диану далеко,
Но при отлаженном прицеле тягаться с нею нелегко,
Стреляет точно, как машина,
А у меня за сбоем сбой!
«Ты Родя дергаешь рукой!
Да не тужи, вопрос сноровки, о выборе позиций, маскировке,
Подумай лучше на досуге, гуляя завтра по округе…»
Еще ловить учились ветер,
Что знает обо всем на свете
И пулей властвует в полете и в милости его изволить
Ее дыханьем отклонить , достойному позволив жить!
Я тонко чувствовал его,
И был наверно заодно,
С его натурою беспечной, не знающей покоя вечно,
Так в ветер хорошо стрелял, что даже Карпов уважал!


Уже сентябрь и скоро осень затянет долгие дожди,
И облаков стальная проседь повиснет над чертой межи.
На сапоге земля налипнет,
Довольно чвякая утробой,
И полетят своей дорогой
Под небом низким журавли, врезая непокорный клин,
В холодный тонкий горизонт. Прорвав его непрочный фронт,
Вперед торопятся циклоны,
Порывами шатая кроны,
Срывать убор с густых лесов, и орошать водой остов,
Средь неприглядной наготы, деревьев черных без листвы…
Как будто бы лишен иллюзий
Осядет лес на землю грузно,
И жизнь его уйдет к корням, в них остается место снам,
О красоте святого лета, когда живым довольно света!

Ну а пока тепло и сухо, и чудная стоит пора, винтовкой занялся с утра…
От грязи, копоти и меди я аккуратно чистил ствол и пыж зеленый шел и шел…
Уж битый час толкал я шомпол,
Но сделать все хотел верней…
«Иди кА выгружать свиней,
Давай, давай  стрелок за дело!» - в сенях вдруг Костя протрубил,
Рука моя флакон задела, и растворитель весь пролил,
Собрал винтовку чертыхаясь,
А во дворе уже старалась,
Крича, пыхтя и суетясь, вся наша славная дружина,
Три здоровенных порося метались в кузове машины,
И Костя думал сгоряча
Нести их к хлеву на плечах!
Но мы наладили мостки, и на веревке их свели.
Держали крепко, в две руки, они брыкались, но пошли.

Мы пили чай за самоваром, дыша нам в лица перегаром,
Уперши блюдце в подбородок, вещал нам Коля про породу,
Чудесных, сказочных свиней,
Дающих сто кило прироста
Ежеквартально как по ГОСТу
Мясной породы Блеваншир! Глаза мои все перли вширь…
Прирост пока мы не видали, зато дерьмо полдня кидали,
И Костя со своим размахом,
Крутой отстойник забабахал.
А я решил построить транспортер, чтобы навоз в отстойник пер.
Недостает тебе забот – толкай свинью тогда вперед!
Да, Колю часто поминал,
И комбикорм кидал, кидал…
Деньгой последнею звеня, купил Костян себе коня…
Хозяйство наше прирастало, от флюгера и до подвала…

А вскоре прихватил мороз разбитую в грязи дорогу,
И первую поземку нес неспешный ветер понемногу,
Упало небо, но пространство
Как будто бы расперло вширь,
И красный как фитиль снегирь
Горел торжественно на ветке, в ветвей застывшей черной сетке
Висела белая Луна, вокруг звенела тишина…
И взгляд не вяз вперед стремясь,
Природа вдруг подобралась,
Освободив свои пути для тех, кто сохранил в груди
Огонь и кровь сердец горячих и мог бежать тропою зрячей
За птицей синею удачи!
Небесной волею назначен,
Свершений круг казался четче, хотя и плана не закончил,
Творец о нашей смутной доле, даруя нам свободу воли!

-«Живешь полгода как монах,  так для тебя поди не слабо!
А ну такую жизнь к чертям, давай пойдем-ка мы по бабам!»
- Мне Костя заявил с утра -
«Живет тут вдовушка одна,
Ей тоже часто не до сна,
Она подругу позовет, истопит баню и … вперед!»
Меня изрядно возбудила под вечер эта перспектива,
Я стригся, брился, наряжался,
И Костика уже заждался
А Костя бегал весь в делах, с утра с Дианой на ножах,
Когда Диана поняла, что мы уходим с Костей вместе
То залепив рукою в тесте,
Так, что подпрыгнули на месте
Кастрюли на столе дубовом, она сказала – «Ну здорово!
Там можете и есть, и пить, не буду ужин вам варить!»

Да просто в ярости была, но Костя скорчил  мину деловую,
Спешили влево, но душа, косилась в сторону другую.
Мы шли гуськом, как на разведку,
Петляла по лесу тропа,
И путь виднелся нам едва.
Но вот вдали за строем черным открылась сонная лощина,
И на окраине далекой в окне светила нам лучина.
Вперед резвее зашагали,
А звезды в небесах мигали,
Будто хотели рассказать, что пышная стоит кровать,
Пред ней подсвечник со свечами, но это после, сперва баня…
Просторная, с ольховой полкой,
И жаркой каменкою звонкой,
В кадушке теплой свежий веник, холодный квас отставлен в сени,
И кран с холодною водой, чтоб окатиться  с головой!

Вошли во двор! Под тяжестью закрывшись, калитка нам дала пинка,
Изба стояла покосившись и пахла плесенью слегка,
В сенях, с рождения зеленых,
Стряхнули с ног мы сапоги,
В четыре топая ноги,
Прошли в проем за занавеской… От абажура свет отвесно
Взрывал из тьмы богатый стол, от сала вкусный запах шел.
За ним же, сидя на диване,
Как в паланкине иль рыдване,
Глядели бабы на меня, была брюнеткою одна,
Вторая вроде бы блондинка, и миловидна, как картинка.
Тут я на Костю глаз скосил,
А он к брюнетке подкатил,
Она тотчас заулыбалась, и зуб открыла золотой,
А я, к блондинке пробираясь, доволен был блин с икрой!

Была блондинка миловидна, но вот толста была, аж жуть!
Сначала было мне не видно, и я осел на стул чуть-чуть…
Но после первого стакана
Беседа веселей пошла,
И робость первая прошла.
Решили с Нюрой идти в баню, чтоб Косте с Кларой не мешать,
Потом пройти во флигель задний и там уже ложиться спать.
В углу двора стоял сарайчик,
Уныл и сер как летом зайчик,
И до каморки папы Карло ему размером далеко, даже поверить нелегко,
Что это братцы наша баня! Туда не влезет даже ванна!
Согнувшись я пролез в парилку,
Как лезет пятачок в копилку,
Чадила печка и нещадно от пола дуло по ногам!
«Тут бы подруга, не замерзнуть! Ну что за баня! Стыд и срам!»

«Ложись на полок, не замерзнешь, сейчас тебе парку поддам!
Как веничком тебя продерну, от жара ломанешься сам!»
- Так меня Нюра подбодрила,
И как взялась пары гонять,
Что стало нечем мне дышать!
Но я лежал и зубоскалил, как настоящий пан – кремень,
А Нюра веником махала и содрогалась ее тень…
Вдруг застучало мне в висок,
Сползти с полОка еле смог
Крюком в предбанник еле выполз, во что-то мягкое попал,
И по двору метался дико, дышать не мог, и все икал…
Потом немного отпустило,
Забыв про квас, забыв про мыло,
Я завернулся в простыню, пошел шатаясь к флигелЮ.
Как свет зажег так испугался, и даже как-то растерялся!

Была вся черная рука, а ноги в чем-то липком белом,
Кружилась голова слегка,  и не совсем владел я телом!
«Ты в сажу влез, разбил сметану!
Ну просто шелудивый кот!
Дай положу тебя вот черт!»
-Ругалась Нюра, но без злобы, и сажу стала оттирать,
Потом схватила как пушинку и положила на кровать!
«Ну ты силачка, твою мать!»
Я отдышавшись смог сказать,
Но Нюра мне не отвечала, и я, в перины погружен,
Смотрел без страха и печали как надвигался теплый слон!
Ее дыханье было чистым,
В оклад дробясь огнем лучистым,
Лампада тлела у иконы, сурово слушал ее стоны,
Святой угодник из угла, куда от свечки тень легла.

Припух я от такого Дон-Жуансва, глаза едва продрав с утра,
А Нюра суетилась в хате и деловита и бодра!
Она топить решила печь
Бумагу под дрова пихая,
Из книг страницы вырывая!
«А вот получше меловая» - сказала Нюра закрыв двери
Но спас я том с названьем «Ад» поэта Данте Алигьери
Забрал из рук в момент последний!
Был порван в клочья Горький бедный,
А Маяковский догорал… «Ты что рехнулась?» - я сказал!
«Топить очаг таким изданьем» - продолжил глухо, со страданьем.
А Нюра принялась моргать -
«Ну просто не могу понять,
Когда успел с утра напиться? Или припрятал самогон?»
Ну как мне с нею объясниться? И я издал протяжный стон.

Посереди холодной хаты стоял я в чем родила мать
И требовал скорей все части «Божественной комедии» отдать!
«Ну не упрямься, прошу Нюра!
Ну где Чистилище и Рай?
А ну быстрее доставай!»
«Давай кА  ты, дружок, оденься, культуры нету никакой!
Добьются инвалидных пенсий, и пьяны ходят день -деньской!»
«Да трезвый, трезвый я, пойми!
Ну ты хотя бы в толк возьми,
Что книги эти стоят денег!» - продолжил я уже за чаем!
«Ты рассуждаешь как бездельник!» - сказала головой качая,
Мне Нюра строго и всерьез
«Сходил бы и воды принес!
Ты  на неделе приходи, дверь почини, дров наруби,
И посидим мы как вчера, томА отдам тебе с утра!»

Я обещал вернуться вскоре, взяв слово книги впредь не жечь,
Кричала галка на заборе, в кармане «Ад» давил на желчь,
Дождался Костю и пошли,
Обратной нудною дорогой,
Диана рявкнула с порога
«Ну как сходили кобели?!» Я рассказал как мне попало…
Сгибаясь с визгом до земли, Диана дико хохотала…
Да вот, ребята , так уж вышло,
Что я тогда впервые слышал,
Подруги беззаботный смех… Глазами как большой орех,
Смотрел Костян на эту сцену, но скрыл в лице своем измену
И только густо покраснел…
«Попариться он захотел!»
Шутила надо мной Диана. Я томик вынул из кармана
- «На почитай-ка дурачина, а то смеешься без причины!»

У Нюры был. Чистилище забрал, а вот за Раем не спешил.
Тогда я искренне считал, по простоте своей души,
Что публика в Аду поинтересней,
Характерней мол,  ярче там народ,
Погибший и порочный сброд,
Я принимал за сильных духом, но заблудившихся людей,
Но слышит, кто имеет ухо, и стал с годами  поумней…
Да, уходя обидел Нюру,
От злости, или просто сдуру,
Сказал, ей надо похудеть, что страшно на нее смотреть!
-«Ты извини за прямоту! Свою ты губишь красоту!»
-«А! Похудей, легко сказать!»
-«А надо просто меньше жрать!»
Ответил так, и грохнул дверью, но стало стыдно мне тотчас
Но вскоре сам себя уверил, что будет лучше так для нас.

Зима обрушилась внезапно, в сугробах утопая ладно
И сказку древнюю храня, хрустальный лес застыл, звеня.
В убранстве белом, как невеста
Природа обрела покой
И под короной золотой
Светло сияющего  солнца,  лучистой радостью искрилась!
Покуда не промерз до донца, журчал ручей о том что сбылось…
А черный, черный человек
Тянул на санках долгий век
И паче снега убелиться мечтал тревожною душой!
Стоял пред алтарем, молился и пар струился небольшой,
Колеблясь над его устами
Когда замерзшими перстами
Творил знаменье у престола, Того, кто обречен к страданью,
Непостижимой, высшей волей, унес на небо свое знанье…

Зимой работа наша встала, свинарник только нас и ждал,
Возили мы дерьмо навалом, а транспортер мороз сломал.
Читая Данте вечерами,
По ссылкам лазил морща нос,
Как современников разнес
Поэт своим не кислым слогом! Он мне казался просто Богом!
Хотелось тоже заблудиться, и от зверей в сугроб зарыться,
Чтоб откопал меня пиит
И путь мой не был так избит!
Да, зимний лес к себе манил! когда мне Карпов предложил
Пойти в субботу на охоту, я встал как по тревоге рота!
Винтовку чистил, подшивался,
Как на войну засобирался!
И снегоступы смастерил, как дядя Толя научил.
Пошли вдвоем как рассвело и было на душе светло.

Так было ясно и красиво, что нехотя смотрел на дичь!
Творец! Твой замысел счастливый вовек живущим не постичь!
Я жизнь косого оборвал
Удачным выстрелом с колена.
«Пока не стал он как полено,
Пойдем в избушку, приготовим, и там же будем ночевать.
А завтра снова настреляем, зачем с собой весь день таскать!»
Сказал мне Карпов, улыбнувшись.
Под снегом, будто бы согнувшись,
Изба стояла у ручья, винтовку сбросил я с плеча,
И затопил скорее печь, прогреть непросто, чтобы лечь.
Потом косого ободрали,
В котел с картошкой покидали,
Поели и уже стемнело, тогда пошла и фляга в дело.
Сидели будто в сердце зверя, Зима нам выла из под двери…

Огарок тлел, сучок трещал, плясал багровый блик по стенам,
И выпив Карпов мне сказал, шубейку подтащив к коленям -
«За что я Костика люблю,
За русское красивое здоровье!
Полили густо нашей кровью
Вплоть аж до северных широт, и вывели российский крепкий род,
Кустами наплодили набродь! Так можа будет здесь хоть заводь
Здоровых крепких мужиков,
А то лишилася основ
Земля, попав под власть разврата, и грязная забила вата
И слух и зрение народа, и золотая правит рота!»
-«Как вы сказали это точно!
И правда все вокруг непрочно,
Доверья нет среди людей и мелкая творится гадость,
И Костя прав, что до корней из сердца вырвать надо жадность!

Но есть еще один вопрос, который сильно меня мучит
Как часто то, что людям нес, жестоко расплескает случай!
Поступок все перечеркнет,
И ближнему наделает обид,
А ты поруган, и избит,
И знаешь – делать так нельзя, но по-другому совесть не велит!»
Подбросил Карпов в печь огня, я слушал как он  говорит.
«Задел ты Родя мою душу
Своим вопросом, значит слушай,
Служил на фронте я в разведке, мы ночью шли за языком,
Во взводе парни были крепки, я был салагой и щенком!
Под утро у избы ползли,
Два Фрица бабу повели
Насильничать в сарай у дома, ее малыш зашелся ревом,
Ребенка взял фашист за ноги и вышиб мОзги у порога!

Я застрелил его и выдал группу, как стаю, обложили нас
Сшибали мины с кленов купы и рядом землю рыл фугас,
Мы отходить к своим пытались ,
Не выполнив в бою приказ,
Осталось только трое нас!
Я вызвался прикрыть отход, но командир сказал «Отставить!»
«Вы молодые ваш черед в бою страну свою прославить.
Придет потом, идите с Богом,
А я у этого порога,
Приму сейчас последний бой, ступайте, нет Земли за мной!»
С большим трудом прорвались к фронту, там трибунал, потом штрафрота.
Я кровью искупил, опять в разведку,
Врага в бою сражая метко,
Лез на рожон, под пули, под обстрел, но смерть мою похоже взводный съел,
Из пекла выходил живой , Был ранен , возвращался в строй…

Но до сих пор живу взаймы, как будто недостоин жить!
Так довелось до огненной каймы мне чашу горькую испить!»
Я встал и вышел, сбило мне дыханье
Сверкали звезды, лес чернел
И выдохнув, вдыхать я не хотел
Беззвучный крик застыл в безбрежной дали, в висках мучительно звеня,
Лишь ниспадало тихое мерцанье холодного искристого огня,
С небес, меня судящих строго,
И осознал я понемногу,
Что я ничто пред этим человеком, и долг мой больше в сотни раз!
Рожденный развращенным веком, мой лик предстал мне без прикрас!
Но сквозь раскаянье, презренье,
Тогда мелькнуло откровенье,
Что мне дарована за что-то возможность выплатить сполна
Мои долги, и есть суббота, когда отступит Сатана!

Когда смогу расправить плечи, пройти свободно, беззаботно,
И в храме зажигая свечи, забуду о тоске народной
По лучшей жизни и по правде,
Которой уж и выше нет…
Как завершивший свой обет,
Способен стану к новой жизни, в которой красота и труд
Послужат для родной отчизны и радость людям принесут!
Но труден путь в обитель эту,
И помотаюсь я по свету!
Увижу голый лик судьбы, сорвавшей маску вместе с кожей,
Меч, обнаженный для борьбы не уберу я долго в ножны…
Прорвало тучи, осветив поляну белым лунным светом,
И словно в черный плащ одетый,
Ко мне оскал придвинул лес, вершины сдвинулись вплотную,
Я свистнул лихо, и Луна мне протянула перевязь стальную!

Прошла Зима как будто сон и рухнула на нас Весна!
Частенько поминают всуе, что мол она лишает сна…
А вот и нет, я спал отлично,
И бодро поутру вставал,
Снег на пригорках начинал
Нам открывать сырую землю, которую теперь пахать,
Работу завершая с темью, нам долго отдыха не знать!
Но силы брались будто сами,
Так, словно колдовал над нами
Росток природы возрожденный для жизни и ее чудес!
Налившись соками, свободный, в листву оделся черный лес,
Озимые зазеленели, нам обещая урожай,
Уже Апрель и скоро Май.
И скоро сеять яровые, бросая в пахоту зерно,
Оно умрет, но лишь на время, и семь возьмешь, вложив одно!

И наконец-то потеплело, и можно было не топить,
И на пробежке сердце пело, что хорошо на свете жить!
А свиньи наши раздобрели,
Грозили развалить сарай…
« Ну Коля, ты не начинай!»
Гремел Костян своим баском - «Да не рожден я торгашом!
Зарежем сами будем есть, на кой нам их на рынок несть!»
«А стоит денег комбикорм!»
Так Коля возражал рядком,
«Да и не съешь ты столько мяса, и морозилки нет сейчас.
Ты знаешь, Кость, попей-ка кваса, свинья не лошадь ведь у нас!
Чего ее кормить впустую,
И деньги тратить вхолостую,
Зарезал – надо продавать, и нечего тут рассуждать!»
Не зная, что тут возразить, пошел Костян кинжал точить.

И закололи, посмолили, и кровь поджарилась шипя,
И ею рюмку закусили, свинина наша хороша!
Отдельно вырезка и сало,
И колбаса, и требуха
«Да это вам не чепуха,
Свинью разделать и продать, всему тут надо ряду дать!»
Учил нас Коля деловито, взяв на буксир прицеп забитый.
Мы ехали на рынок, к людям…
С волненьем думал «Что же будет?
Ведь города не видел год! Раз загляну за поворот!»
Диана тоже волновалась и как на праздник собиралась,
А Костя хмурился, ворчал…
«Ты нелюдимый и амбал!»
Ему отрезала  Диана и вышли мы в дверной проем.
Поехали как надо, рано! Да, жаль без Кости, но втроем!

На рынке я засуетился, получше расставлял лотки,
На калькулятор разорился, как продавец большой руки!
Стоял и яростно горланил,
Что сало – настоящая свинья!
«Все думают ты пьян с ранья!»
Мне Коля усмехаясь молвил, «давай кА Родя отдыхать!»
«Я продавщицу подготовил, а с вами мы пойдем гулять!»
Вокруг шумела шустрая толпа,
В расстегнутой рубахе до пупа
Я шел по улице цветущей, как будто с флагом в первомай!
К нам с детскою мечтою жгучей катился солнца каравай!
И вдруг – знакомые глаза!
А по другому как сказать?
Стояла Нюра предо мною в приталенном и алом сарафане!
Пуд веса сбросила, не скрою, легка как зайчик на стакане!

Уставился я глупо, изумленно, она же гордо отвернулась,
Была красивой, вдохновленной, как будто птица встрепенулась,
И зашагала от меня!
А я стоял как  в столбняке,
Листочек разминал в руке,
Но на лице моем блуждала довольная и глупая улыбка!
Как  нам для счастья нужно мало, какая все-таки ошибка,
На горло жизни лечь углом,
Творя себе и ближним зло,
Не ведать радости нежданной доступной только покаянной,
Лишенной алчности душе! И только верный путь нашед,
Вперед мы зашагаем смело!
О, как вокруг природа пела,
Июньским теплым светлым днем, жизнелюбиво, беззаботно,
Но выжжен черным был огнем мой силуэт в толпе народной!


 
Часть третья. «Пусть Новый век откроет двери!»
Удачно распродав свинину, купили Косте новое  седло,
Он раскраснелся как малина, его до сердца проняло,
Был счастлив как большой ребенок,
И побежал коня седлать!
Эх! Казака не удержать
Когда помчится он полю, с собою взяв ружье и волю!
Под вечер сели мы за ужин, всей нашею общиной дружной,
Мне, под ворчанье стариков,
Налили рюмку до краев,
Я злился, но потом решил, что это от большой души,
И что из правил исключенья их подтверждают без сомненья!
Что дальше я могу не пить,
А здесь уж надо, так и быть!
Пусть горло дернет самогонка, как будто чистая слеза,
Потом польется песня звонко и отведет беда глаза!

Прошло три дня, я к Нюре на поклон, и кто бы вот, скажи, поверил,
Отдавши  быстро «Рай» в окно, она мне не открыла двери!
Я шел домой помят, обескуражен,
Но почему-то счастлив все равно!
Видать как лучшее вино
Меня выдерживать взялись! Ну что ж, браток, ведь это жизнь!
Поправив  занавески на окне, я удивился тишине,
Которая царила в нашем доме,
Вошел в людскую… Точно в коме
Застыл на стуле молча Карпов и взгляд его остекленел,
Лежали нашатырь и вата, кружками валидол белел.
Мы с Костей встретились глазами,
«Так Родион, садись кА с нами,
Тут у Потапыча беда! Внучок его подвел, балда!
А с виду был хороший парень, проблем наделал как татарин!

Считай последний внук остался, другие кто в тюрьме а кто в могиле,
Так хоть Ванюша расстарался, ради него поди и жили!
Учился на один пятерки,
На конкурс ездил, побеждал,
И ВУЗ его Московский взял!
Как получил бы аттестат, в Москву, учись, и черт не брат!
Так нет же! С наркоманами связался, у них в притоне оказался!
Забрать не могут уже сутки,
Отец ходил – ему по будке!
Менты не могут ничего, мол ездили и нет его!
Нам  надо парня выручать!» «Послушай, Костя, дай сказать,
Прошу не лезьте на рожон,
Себе не сделайте урон!»
Так Карпов тихо пробурчал. «За вас боюсь и парня жалко,
Чтоб эту нечисть черт побрал! Сломать хребет им надо палкой!»



Добавил и, кряхтя, привстал, и снова сел, за лоб схватившись…
«Доставим парня , я сказал! Чего стоять облокотившись!
Собрались быстро и вперед!»-
Ответил Костя и наш «взвод»
Отправил эхо в низкий свод,
Когда затопали подошвы и захрустели кулаки,
Звенит струна, забыв о прошлом, когда натянуты колки!
Дошли до трассы, там попутка,
Доехали в молчанье жутком,
До клуба под названьем «Штольня» и через кухню внутрь вошли -
«Ну, где у вас тут Ваня Смольный? Покуда жив, давай веди!
Халдей доводит нас до двери,
И наутек, как будто звери
Ему привиделись в ночи… «Эй, Ваня, здесь ты? Не молчи!»
«Вы кто такие? Кто прислал?» - нам голос наглый отвечал.

В ответ Костян в замок заехал, собачку выбил со щепой!
«Ты не борзей тут ради смеха, а сам-то кто скажи такой?»
«Я кто такой!? – сейчас узнаешь,
Ты лох, камаринский мужик,
Сейчас охрана прибежит,
И как макнет тебя в навоз! Бегом, чтоб ноги враз унес!»
- Стоял и нагло пузырился, как будто только народился,
Какой-то разодетый хлыщ,
Был у него под глазом прыщ,
Который я разглядывал зачем–то, валялись шприц, резиновая лента,
И паренек сидел в углу, озябший, будто на снегу.
«Щас вас порвут, щас вас опустят,
Сейчас порежут вас в капусту!!!!»
Один удар и  горлопан враз превратился в кучу тряпок -
Я «Пьер Карден» сказал карман,  я «Nike» добавил скромно тапок…

Вдруг,  в коридоре топот ног! Но их не пустим за порог,
Мы в комнату ввалились, вход закрыв, плечом надежно привалив,
Держали дверь под их напором,
Они давили все сильней…
«А ну бросай и черт бы с ней!»
Такой нам Костя дал приказ, мы отскочили тот же час,
А  дураки в дверях застряли, и перли, ну а мы их ждали!
Двоих срубили у порога,
Давайте, скатертью дорога,
Другие лезли, спотыкались и на удары нарывались,
Друг друга потоптали, выли, а мы потели, молча били,
Чтобы хлебнули всей науки,
Диана двум сломала руки.
Дверной проем кровавыми соплями забрызган был до потолка,
«Мы двадцать человек избили из-за какого-то щенка!

А ну вставай, собрался быстро, расселся, будто сын министра!»
Орал на Ваню Костя громко, тот подобрал свою котомку,
Но рот закрыть никак не мог,
И, не мигая, глупо зыркал,
Его мы вынесли за шкирку.
Под вечер притащили в хату, будто пристукнутый лопатой
Замкнулся паренек в себе, просился только по нужде,
А так сидел в углу, качался
И никому не откликался.
Его ругали Костя, Карпов, Диана долго распекала,
А я пошел прилечь до завтра, почувствовал себя усталым…
Нет не физически, морально,
Ведь, выражаясь фигурально,
Мы были с ним похожи чем-то, и я родителей расстроил,
Ложилась ровно жизни лента, но зацепилась за пустое…

Наутро, после бойни наркоманов, нас начали искать менты,
Примчался Коля с вестью рано, что надо нам до темноты,
Уйти куда-то от греха,
Что мол искать не будут долго,
Побегают чуток и только.
Однако Коля опоздал, машина их уже пылила,
Я вещи толком не собрал, а два наряда заходило
На хутор наш, стоящий одиноко,
Забытый всеми, но до срока…
Пока Ванюшу выводили, я вызвался отвлечь гостей
«Милиция, чего  забыли? Кобылы корм, дерьмо свиней?»
«Стоять, поймаем, так и знай!»
- Я вокруг дома, за сарай,
И над отстойником, по планке… А те летят будто на танке!
Под ними треснула доска, и… до свидания, тоска!

Менты в дерьмо по пояс провалились, и разорались, раззвонились!
-«Стоять, а то щас застрелю, тебя, кобыла, завалю»
-«Сам лучше застрелись,
Убьешь барана!
Оружье дали тебе рано!
Да не маши, в навоз утопишь, свой вороненый пистолет!
Нырять заставят, а не сможешь, в дерьмо нырять, ведь хуже нет!»
Так я служивого драконил,
Но меня Костя урезонил.
А я был зол - милиции вина, что закрутилась кутерьма,
Они же знали про притон! Где платят мзду, там спит закон!
Мы скрылись в лес под страшный мат
Ментов из золотых палат…
Уйдя подальше – хохотали, да так, что животы устали,
Один лишь Ваня не смеялся, сидел, как маятник качался.

Ему отвесил Костя оплеуху – «Мешок с картошкою неси!»
Тащил, стонал и плакал глухо, и уколоть его просил.
Решили мы уйти в сторожку
И отсидеться там неделю.
Обед нехитрый разогрели,
В гнетущей тишине поели. За чаем Карпов сокрушался-
«Поднял я вас на это дело, ведь знал же, чувствовал, боялся,
Что натворите вы беды,
От вашей дерзкой простоты!»
«Что вы ей Богу, дядя Толя, нам это дело не беда,
Покуда сила есть и воля – проблемы эти ерунда!
Пошастают менты за нами,
Как надоест, так плюнут сами,
Чего с нас взять? Пустой кулак? А те заплатят им и так!
Притон другую даст проблему и поневоле сменят тему!»

«Ну, успокоил старика… Пойду вокруг пройдусь слегка…
Эй мужики! А где же Ваня?!! Етить, нелегкая маманя!!»
Как будто пробка из бутылки
Мы ломанулись за порог.
«Ну, далеко он не убег,
Давайте веером по лесу, за шкирку притащите беса!»
В уме я быстро посчитал, поскольку Ваня наш хромал,
То будет он бродить по кругу
Как бык на привязи по лугу,
Диаметром в версту, не боле, и я его поймаю вскоре.
И через час заметил след, темнело, беглеца все нет…
Нашел его в березняке,
Идущим с палочкой в руке.
«Ну что, дедок, почем грибочки?»  Споткнувшись по пути о кочку,
Со страха Ваня растянулся, и на земле в комок свернулся.

Привел  в сторожку это «горе», решили Ваню привязать,
Чтоб не излечится доколе, не мог он снова убежать.
С устатку Ваня прикорнул,
Мы вышли, дать ему поспать,
«Вот детки блин, ети их мать!»
В сердцах сказал и плюнул Карпов. «Послушайте, нам нужно завтра,
Его прокапать, пролечить,  инфарт у Вани может быть!»
Сказала важно нам Диана,
«Так, завтра собирайтесь рано,
И закупите все по списку, до города теперь не близко!»
«Диана, ты теперь нарколог?» спросил я, сузив взгляд до щелок.
«Таких в детдоме привозили,
Ты видел бы как они выли!
Провозишься с беднягой с месяц, а он опять бурду замесит!
Немногие с иглы сходили, но ради них мы всех лечили!»

С утра проснулся я в угаре, и слушал пять минут с тоской
Как жалко бедный парень русский от ломок стонет за стеной…
Давно умчался в город Карпов,
А мы сидели и скучали,
Ни карт, ни шахмат ведь не взяли…
После разминки и пробежки, с Дианой занялись борьбой,
А Константин сухой валежник рубил с поникшей головой.
Вот дядя Толя появился,
Прокапали и отрубился
Наш Ваня на дубовой полке… «Сидеть-то здесь скажи нам сколько?
Спросил я у Дианы нервно. «Недели три то уж наверно!»
Тянулось время как резина,
Но пациент расправил спину,
Довольно связно отвечал, краснел и головой качал.
Учебник Карпов притащил, я Ваню алгебре учил.

И дельный был, способный паренек! Не зря мы здесь мотали «срок»!
Старик вот только заболел, устал от этих глупых дел.
Больной, в поту, уехал в город,
Переживали за него,
Пять дней прошло, все нет его…
У нас закончились продукты, лишь  соль осталась и мука,
Пусть не найдешь в лесу ты фрукты, но держит карабин рука!
Собрались в постную субботу
Пройтись подальше на охоту,
И Ваня напросился с нами, отправились вперед гурьбой,
Летел он быстрыми шагами, совсем мальчишка стал другой!

Лазурь небес среди берез
В глаза веселый луч занес
И широта души российской плескала доброю волной
В лугов колодец голосистый под леса гулкой вышиной!

Легка походка и беспечна, идем в молчании блаженном,
О как же время быстротечно под нескончаемым напевом
Картин, зовущих за собою
Идти куда глаза глядят,
За красотой стремится взгляд!
И тишь лесов и  ширь полей,  воспой нам звонкий соловей,
И расскажи как даль туманна, и как заманчиво желанна,
Свобода скрытая за ней!
Лишь только блеск ночных огней
В нас притупляет жажду бега за новый синий горизонт,
Замри, пусть альфа и омега ведут волхвов в волшебный грот!
Но сердца зов неумолим,
Дорогой новою спешим
Познать несметное пространство, и лишь суровое убранство
Заслуженных в пути седин нас остановит посреди…

Поднялись мы вдоль косогора, на Волгу открывался вид
До края водного простора наш взор восторженно летит!
О Русская Великая река!
Течешь ты ровно, словно песня,
Достойно, но без всякой спеси,
Как будто русская душа, ты широтою хороша!
Направо был овраг и роща, в ней камни ручеек полощет,
А дальше виделось село,
«Чего-то скулы мне свело,
Хочу попить я молочка!» - сказал нам Костя с кондачка.
И  мы пошли до крайней хаты, авось нас угостят без платы!
Спускались сверху и с угла,
Вдруг видим – странные дела!
Во двор тычками и пинками амбал толкает мужика,
В глаза им солнце, что за нами, и ветер их несет слова:

«Ты быдло, мразь, ищи лопату, коль тут же не увижу плату,
Могилу выкопаешь здесь и голый будешь в нее лезть!»
Орал амбал луженой глоткой
И бил ногами мужика,
Но тот очухался слегка-
«Неделю только подождите, что было, я уже отдал,
Ну хоть корову заберите, а козы нет, уже продал!»
«Дебил, накой твоя корова!
Ты дурака валяешь снова!
Сам раньше мог ее продать! Щас пожалеешь, твою мать!!
Я знаю как тебе помочь! Эй выводи кА его дочь!»
И вдруг из темного проема,
Будто плотву из водоема,
Девчонку вытащил другой, у горла нож свергал дугой,
Лицо ее не шевелилось, лишь только тело мелко билось…

«Ну что? Давай плати терпила, А то пущу ее на мыло!»
И пасть раскрыл еще орать, но грянул выстрел,  твою мать!
Диана, вскинув карабин,
Всадила пулю ему в лоб!
Девчонку дальше бил озноб,
Валялись рядом труп и нож,  бандит застыл, на пень похож,
Ну а мужик упал на кости и, траву загребая горстью,
Бодая  землю головой,
Кричал - «Пропал я, Боже мой!
Теперь убьют иль изувечат, будь проклят високосный год!»
А дочь его, поднявши плечи, беззвучно раскрывала рот…
Была, скажу, картина эта
Так омерзительно нелепа,
Что я к стыду и даже страху рассмеялся! Тогда еще я не справлялся,
С волною яростных эмоций, не зная правильных пропорций.

Но первый шок сбежал как вор, вошли мы хозяйский двор.
«Заткнись, чтоб больше не орал!» Вдруг Костя громко приказал.
«Уйдете вы они вернутся!
Убьют, убьют меня теперь!!!»
Орал и выл мужик как зверь!
Ну а бандит, набычась, молча, застыл, сжимая кулаки,
На шее вздулись вены, корчась, и билась жилка у щеки...
Готовился он встретить смерть,
Вперед подавшись, будто жердь
Ему давила на затылок, в глазах налившихся застыли
Отчаянье и к гибели презренье, к себе внушал он уваженье…
Но черный ствол опять поднялся
И с его грудью поравнялся.
Взметнулся в небо крик души – «Ребята, что же делать мне?»
Вернулось эхо из глуши и растворилось в тишине…

«Мужик! Ты больше им не платишь!» - вдруг Костя паузу разбил.
«Отныне будет все иначе, Давно их век себя изжил!»
Потом к бандиту обратился -
«А ты, глухарь, вали отсюда!
Хватай в охапку тело друга.
И передай всей вашей кодле, всей вашей грядке воровской
Отсюда вниз и до притока земля под нашею рукой!»
«Под чьей под вашей, поясни!?»
- Бандит насуплено спросил.
-«Под «Хуторскими» с Красной горки! Вали! Сверкали чтоб подметки!»
Поднял тот тело друга как пушинку, потом отнес к своей машине,
В багажник бросил деловито,
Буксуя газовал сердито,
И скрылся в вони выхлопной… Мы к мужику зашли домой.
Уют ухоженного дома нам показался странным вдруг… Диана села на сундук…

Из глаз ручьями слезы покатились, застыли плечи, как скала..
Беззвучно губы шевелились,  хотела молвить , не могла…
А девочка прильнула к ней, обнЯла,
Заныла тонким голоском…
«Одни, без матери, живем»-
Хозяин нараспев сказал, да и  позвал за стол садиться.
«Уж извините,  что не ждал, чем Бог послал, извольте поживиться!
Дык вы скажите, что я задолжал?!
И как платить вам, чтоб заране знал!»
«Мужик отныне ты не платишь! Ни нам и никому нигде и никогда!
Ты жизнь  отныне сам наладишь, лишаясь навсегда  ярма!
Коли придут, так отправляй всех к нам!
Я за их жизнь гроша не дам!»
«Ты говоришь и прям не верю что-то!» - мужик ответил, обалдев слегка,
«Чтоб больше не платил! И вся забота! А нам налей ка молочка!»

Обратно шли понурясь, молча. Диана отдала мне карабин…
Смотрел я в оба и, не морщась, в подлеске зайца подстрелил.
Темнело, мы свернули в хутор,
Могли в избушку не успеть
Чего в лесу всю ночь сидеть!
Домой вернувшись, закопались, понять бы, где тут что лежит,
Менты со злости расстарались, и все вверх дном теперь стоит…
Прибрались, сели на диван…
И тут хватились «Где Иван?»
Опять сбежал, чертяка, что ли? Хватить такого розгой в соли!
«Да вон, на лавочке сидит!» «Ну что, теперь и ты бандит?!
Вот так, отличник, доширялся?»
Спросил Костян и улыбался…
А Ваня спал совсем с лица и ждал недолгого конца…
«Да не тужи, пошли уж в дом, по чарке выпьем перед сном!»

Чужим казался дом наш тесный, мы как-то не вмещались в нем,
Из печки красный блик отвесно играл безудержным огнем,
Его дыханье ощущалось,
Среди кромешной тьмы ночи,
В дрожании маленькой свечи
И лица скупо озаряя, она манила нас к себе, и головою к голове
Мы наклонились над столом… «За святость нашей дружбы пьем!
За верность честную до смерти!
За Веру в адской круговерти!
Коль не порвется ее нить, душою вечно будем жить!»
И самогон как мед пошел, мы разом стукнули об стол,
Стаканами, до дна пустыми…
«Здесь не стреляют холостыми!»-
Сострил я и Костян заулыбался… «Ментам наш погреб не достался!
Диана, принеси ка штоф, раз заяц с кашею готов!»

С утра примчался нервный Коля - в лесу нас Карпов не нашел,
«Переживает дядя Толя – с сердечным приступом пришел!
Записку не могли оставить?!
Подумать трудно о другом?»
Ворчал Колян у входа в дом…
«Вот и давай займемся этим,» - его прервал сурово Костя
«Тут паренек живет на свете, и засиделся у нас гостем!
Добудь ему ты аттестат,
И от души я буду рад
Когда его в Москву отправим, ну и к учебе там приладим.
Вопрос со школой порешай, скорее Ваню забирай!»
«А что скажите мне за спешка?!»
Мелькнула горькая усмешка,
На мрачноватой моей мине… «Послушай Коля, нет в помине,
Усталой мыши в сапоге – теперь живет здесь ОПГ!»

Костян сказал и усмехнулся… «Дорогой я не промахнулся?»
- Не унимался Николай – « Шутить довольно, так и знай!»
«Да ладно, Коль, какие шутки!
Присядь на лавку, Бог с тобой,
От города и до притока земля под нашею рукой!
Отныне мзда и местовые, и прочий на людей оброк,
Не будет браться и впервые пойдет на благо, людям впрок!
Крюка пусть пакостная банда
Засунет жадность свою в гланды,
И обирать людей за страх пытается в других местах!
А здесь кладем мы им предел! И кто хоть каплю духом смел,
Пусть посылает их на хутор!
Пусть сунутся к нам рожей дутой!
Отправим с грузом их обратно, как из деревни одной ладной.
Где тянет работяга дочку, и где уже поставил точку
На лбу у одного баклана прицельный выстрел из бурьяна.

«Здесь если ступит их нога, им жизнь видать недорога!»
-Закончил Костя свою речь
И Коля сел, разинув рот…
«Ну как же это … Надож… Черт!»
- Замямлил что-то невпопад… «Ну Коля, если ты нам брат,
Езжай на рынок, объяви, все как сказал я, повтори!»
-Отрезал Костя и ушел.
«Ванюшу собирать пошел.»
Предположил я вслух с ленцой… Весенний воздух пах пыльцой,
Кричали в небе журавли, склонялись ветлы до земли
И вишня во дворе цвела,
Так ослепительно бела,
Так невесомо безмятежна, как воплощение надежды,
Как символ чистоты и Веры, с Любовью распахнувших двери

В мир полных счастья светлых дней, в мир трудовых свободных будней
Среди возделанных полей, под радугой горящей чудно!
И пусть волшебное перо
Дерзнет на белизну бумаги,
И мысль, исполнена отваги,
Неудержимо полетит, штурмуя тайны бытия…
О, отчего живем не так, зачем болит душа моя!
И я побрел на бурелом,
Стволов могучих рваный слом
Смотрел беззвучно на меня, с упреком, будто бы виня,
Присел, в кустарник свесив ноги, катились странные пороги
Деревьев ломаных до Волги…
Прости Господь ты наши дОлги!
Достал в смятении томик Данте и вместе с ним спускался в ад…
По воле мощного таланта, предстал мне мертвых душ парад!


Но две запомнились навечно в ужасной адской круговерти –
Как, верою своей увечный, из жара склепа встал Уберти,
И говорил, что правды нет,
Что нашей совести ответ
Засыпан грудою монет,
И как один поэт известный нес голову свою в руке,
За то, что сплел коварной песней вражду и лесть в одном клубке!
И брань посеял меж родными,   
За то в аду гниет поныне,         
Таская как постыдный груз главы отсеченной арбуз,
Как зазвучал военный горн, так проклят стал Бертран де Борн…
Гордыни мрачная тщета,
Искусства злая пустота,
Смутили мой тревожных дух, пошел я рассуждая вслух
О сущности судеб излома, тропинкой узкою до дома…

А ночью мне приснился сон, в лесу я был, и тяжкий стон
Носился эхом меж стволами, крутили совы головами,
Я оступился и упал,
В овраг сквозь ветви провалившись,
И в грязной луже очутившись.
Там гадкая змея скользнула, мне шею ласково обвив,
Холодной кожею прильнула и зашипела как мотив
«Эй, колченогая двуколка,
Иди, пока не встретишь волка!»
Я в ужасе сорвал ее с себя, на склон осклизлый ринулся взбираться,
Змея со мною рядом  поползла и  я от страха стал ругаться!
Так выбрался на край оврага
Вдруг вижу -   филин, как коряга…
«Ищи же волка» - ухнул филин  мне, горели в черной глубине.
Его безумные глаза, в которых не живет слеза…

Гонимый страшным этим взглядом, я вдоль оврага побежал
И выскочил на ровную поляну, над ней горящий шар летал
Но замер над землею, заискрился
И изнутри его прорвал
Вдруг волчий яростный оскал!
Вперед рванулся как ракета, взлетел как светлая комета,
За горизонт и там пропал! Оцепенел я и молчал…
«Ищи же волка!» крикнул филин
По небу тучи мрачно плыли
И где-то зазвучал набат… Вдруг я проснулся как солдат,
Встающей утром по тревоге и в сапоги сующий ноги…
Светало только, спали все,
Босой прошелся по росе,
Обдал себя водой холодной, вернулся в дом слегка голодный
И заварил покрепче чай, попил с остатком кулича.

Был этот чай границей мирной жизни с упорной изнурительной войной!
Годами нам в своей отчизне придется спать готовым в бой!
Оружье ставить в пирамиду,
Класть под подушку , под матрас,
И просыпаться в нужный час
Сменить дежурных в охранении, ведущих зорко наблюдение,
А то срываться прямо в схватку, как прозвучит приказ «В атаку!»
Все это станет для меня
Отныне просто  делом дня!
Достал и смазал я винтовку, все магазины зарядил,
И думалось - ну как неловко, что дальномера не купил.
Придется по масштабу вычислять,
Ошибок тут не избежать!
Проснулся Костя, похвалил, Диана завтрак собрала,
И день явился как актер из сцены мрачного угла!

Продумали мы нашу оборону, пересчитали, все патроны
Потом договорились строго, какой у нас сигнал тревоги.
Я сел со снайперской винтовкой
У поворота на большак,
Уперши щеку на кулак
Проверил расстоянье до дороги и лег в бревно уперши ноги…
Диана с карабином наготове, сидела дальше, сдвинув брови,
А Костя зарядил ружье картечью
У дома был готов ко встрече
С незваным гостем, если он рванет к нам как Наполеон
Тянулись медленно минуты, мешали мысли точно путы.
Кусали комары, потел
И квасу так, скажу, хотел,
Что теплою водой давился, и на бандитов страшно злился!
Ну только суньтесь господа, все отольется вам тогда!

Гостей мы ждали не напрасно, мне это сразу стало ясно,
Когда раздался  свист негромкий, мне сообщая нотой тонкой,
Что с большака машина едет!
Тут взял проселок я в прицел,
«Ну, получи чего хотел!»
И прострелил им колесо! Зарылся мордой джип в песок,
Скакнули трое «корешей» и ну, палить из калашей,
С копейкой перепутав белый свет,
Словно патронам счета нет!
Когда по магазину расстреляли, у одного я пулей выбил автомат,
Пока возились, перезаряжали, прицельно выстрелил в приклад!
Отвисли рожи у братков
Длиннее стреляных «рожков»!
И вдруг навстречу им явился Костя, из леса вышел с голыми руками!
«Щеглы, вы это дело бросьте! На мушке вы как под часами!»

Попробуй дернись кто из вас, всех продырявят в тот же час!
Ствол в землю и домой валите, и на носах так зарубите –
Закону вашему конец!
Коли узнаем от кого,
Что вы ограбили его,
То не видать вам белый свет, дадите строгий тут ответ!
Так что теперь держитесь вы подальше от людской молвы!»
Так он сказал им усмехнувшись!
Они растерянно, согнувшись,
И с пятнами на красных рожах, полезли потихоньку в джип.
А я отнял щеку от ложа, но палец на крючке залип
Не просто убивать людей,
Пусть пред тобой стоит злодей!
Но думалось мне не об этом, под солнечным слепящим светом,
Спокойно, без красивости манер был явлен мужества пример!

Он послужил уроком, наставленьем, что духа смелое горенье
Залогом будет для побед и избавлением от бед!
И тяжкий груз с души упал,
Я понял, что за нами правда,
А за нее стоять – отрада!
Когда заехал джип на трассу на нем мы отстрелили зеркала,
И в бамперах, как будто  в мясе еще наделали дырья!
Что Так вернулись те от нас,
Про них прознали тот же час,
И в городе все были рады, что двинули Крюка бригаду,
Но в то, что больше нет поборов, не верили как будто вздору.
К нам Коля привозил людей
И Костя им в глаза глядел,
И подтверждал, что им дано позорное сложить ярмо,
Крестился кто-то как в грозу, а кто-то смахивал слезу…

 Но думали – недолга наша слава, смотрели с болью, уходя,
И будет новая облава, и что нам выстоять нельзя…
А мы с тревогой обсуждали,
Как оборону нам держать.
Вдруг Коля прилетел опять!
Я вился он со странным парнем, небритым, но с горящими глазами,
Тот двинул к Косте как ошпарен, и резок был как под парами
«Дай посмотрю я на тебя,» -
Сказал он, ворот теребя, -
«Не верю я, что есть такие, в года распутные, глухие!
Ужель земля наших отцов, еще нам дарит молодцов?
Неужто бескорыстье есть?
Еще не все разъела лесть,
Лаская наглое мздоимство и воровство и беспредел?
Ужели есть ты, русский парень? Как я обнять тебя хотел!»

И бросился на шею Косте, припал к нему, как ко святыне…
Тот с удивлением и злостью руками разводил все шире!
«Прошу, к себе меня возьмите,
Я вам, ребята, послужу!
Дайте чего тут покажу,
Я не явился как босяк, со мною в бой идти нештяк!»
И притащил он черный ящик, а в нем красавицею спящей
Лежала в масле СВД
И было там еще два «Д»
Ночного видения прибор с названием правильным «Дозор»
И лазерный отличный дальномер. - “Приятно удивили, Сэр» -
Я руку сжал ему до хруста,
Он по плечу похлопал с чувством –
«Да ты отличный паренек, стрельбы я дам тебе урок!»
-«Ну что ж пойдем мишень повесим, в нее засадим пуль по десять!»

Наш стенд Василий оценил, стрелял и больше не шутил.
И выбил преотличный результат, да не ударил в грязь солдат!
Взяв с тайным трепетом винтовку
Я бил неплохо, не спеша…
Но хуже был на полгроша.
Василий чмокнул языком – «Кладешь уверенно, рядком!»
И подмигнул Диане бойко – «Неси подруга нам настойку!»
-«Ну не спеши так Василек!
Тут есть еще один стрелок!»
Прицел Диана покрутила «для порядку» и уложила все в «десятку!»
Наш друг немного обалдел, как будто лук репей поел…
И рот раскрыв, глазами хлопал –
«Ну вы запутали мне стропы!
У вас ребята есть талант! Держите пять, сказал десант!»
И руки в воздухе сплелись! И зацепилась жизнь за жизнь!

В военном русле оказался распорядок и был расписан каждый час
Дежурить, обеспечивать порядок, обязан каждый был из нас.
Несли исправно охраненье
И укрепили оборону
Надежней наблюдать из схрона
Чем во дворе как кол маячить, без толку искушать удачу.
Гадали мы – «Как атакуют нас?» И Костя дал такой приказ:
«Сдается мне, налет случится ночью,
Давайте братцы, между прочим,
Продумайте как их в ловушку заманить и темноте всех перебить!»
Я размышлял об этом перед сном …–Пусть Нам поможет бурелом!
И протоптал к нему широкую тропу
Приладил лампу – видно за версту!
Я знал на буреломе каждый ствол, глаза закрыл бы да и шел!
Сюда я заманю врагов, капкан хороший им готов!

Напали ночью, как и ждали, сначала свет на трассе увидали,
Ну а потом в прибор ночной бойцов бандитских рваный строй.
Мы шуганули их ракетой
И типа стали к лесу отступать,
А те давай во тьму стрелять!
За мной рванули к бурелому - мелькнул под лампой я знакомой,
Вперед попрыгал по стволам, ну а за мной стрельба и гам!
И тут Диана прострелила лампу
И рухнул свет во тьму, под рампу!
И в полной темноте на сцене спектакль дурацкий дал по вене!
Братки бежавшие за мной, с стволов срывались в шум лесной,
И лазили в подлеске и орали!
« Ну что паскуды! Вы пропали!
Вас там гадюки загрызут! Такой вот будет страшный суд!»
Я закричал им что есть мочи, и дикий вой раздался ночью!

Одни как две кикиморы визжали, а третий ухал будто леший,
Вонзаясь в небо как кинжалом из черной глубины нездешней,
Метались крики в буреломе!
И верилось уже всерьез,
Что нечисть адскую занес
В Натальин бор ревущий ветер, ломая все что есть на свете,
Стволы и судьбы, и страну… В кровавую попав волну,
Летят смешавшись наши души,
И мира строй уже разрушен,
И праведник стал грешнику под стать, лицом к лицу  не увидать!
И ангелы, спасти людей стараясь, спешат, в глубины зарываясь!
И тонут в грязной склизлой мути,
В которую воронкой крутит
Стоявших крепко на ногах…  Людей бесславный чистый прах
Потерян стал еще до гроба средь всплесков похоти и злобы!

И вот про нас молва пошла, что мы в ладах с нечистой силой!
Брехня как тесто подошла, такую чушь наворотила!
Что шерстью порастаем ночью,
Что у меня на лапах когти,
Глаза горящие от злости
И что скакал промеж деревьев, как злобный адский бабуин.
А гады все промеж кореньев мне подчинялись как один!
Лишь Божьей силой беспредельной,
В слезах целую крест нательный,
Братва спаслась от верной смерти, пусть крепко жали ее черти
В своих вонючих, мокрых лапах, и пусть всю рожу расцарапав,
Но вырвались братки на волю,
Благословляя свою долю!
А кто под хуторских рукой, тот ходит с козьей бородой!
И пусть оброк несут долой, братва на хутор ни ногой!

Сам Крюк молиться ездил в монастырь, и там стучал его костыль,
Монах с дрожащею рукой одарен был великой мздой,
И за здоровие братвы,
По гланды получившей кол
Всю ночь тогда молебен шел…
А мы смеялись от души над тупостью людей в глуши!
Пусть двадцать первый век за дверью, но сказкам глупым также верят!
В подлеске же нашли два автомата,
Патронов кучу, две гранаты
Да! Хуторской отряд собрал уже не хилый арсенал!
Чтоб не дразнить судьбу злодейку решили сделать оружейку.
Позвали плотника помочь,
Домой тот уходил под ночь,
И нипочем не оставался, видать нечистого боялся!
Но Косте было не смешно… -«Живем ребята мы грешно!»

Он часто нудно повторял! Не спорил я, а лишь вздыхал!
И  вот однажды вечерком явился плотник с мужиком!
«Знакомьтесь други – Михаил!»
И был доволен, улыбался,
И даже ночевать остался.
Был Михаил за сорок, с бородой, совсем почти уже седой,
Но взгляд его был жив и молод, как зыркнет –пробирает холод!
Фигурой статен, даже крепок…
Такой дедок потянет репку…
«Про вас я слышал – молодцы, такие славные бойцы!»
За ужином он начал разговор, " Еще я слышал всякий вздор,
Что вы с людей оброка не берете
Хотя защиту им даете!"
"То правда, дядя, не берем! Пошли за правду напролом!
Живем за совесть, не за страх!" - " А так ли крепки вы в ногах?"

Я завтра вам проверку дам! И коли крепки, буду сам,
Стоять за вас до самой смерти, и будет толк, вы уж поверьте!"
Раскрывши рты от удивленья
Смотрели только на него,
Но не поделать ничего,
Раз брошен вызов то негоже, его отбросить не приняв,
И Костя гаркнул "Дядя, что же, не передумаешь поспав?"
"Не в тех годах чтобы крутиться!
Ну ладно, буду спать ложиться!"
Хотел идти он за порог, но отвели во флигелек,
И постелили, положили, и чаю перед сном налили!
Пытал я плотника потом,
Давай ка расскажи о нем,
А Костя жил без любопытства, единой верою дышал
И ум его работал чисто, сказавши раз, потом молчал!

Но я спокойно спать не мог, пока не расспросил про Михаила
"Скажу тебе одно сынок, что у него такая сила!
Что не бывает у людей!
В спецназа он служил когда-то
И говорили мне ребята
Сейчас живет он где придется, как странник на родной земле,
Встает пораньше, вместе с солнцем, но спать пора тебе и мне!"
Так плотник свой рассказ закончил
И пуст еще хотелось очень
Его спросить о том, о сем, но я покинул сонный дом
И встал на вахту до полночи, смотрел и вспоминал про Сочи,
Про игры резвой детворы,
И про забавы той поры,
Как пастой мазали девчонок, как не спалось нам по ночам,
Как, сказки переврав спросонок, зеленым верили глазам!

О детство, как ты было беззаботно! В ребяческих спортивных лагерях
Мы жили так уверенно, вольготно и, зла не зная, напускали страх…
Меня сменила верная Диана
И я заснул с полуулыбкой,
В ночи безветренной и липкой.
Заутро Михаил проснулся, приоделся и ждал нас во дворе на честный бой
В свободном, типа кимоно костюме он был совсем как бы другой…
На круг я первым вышел быстро,
Ну прям  сгорал от любопытства,
Чем наша кончится борьба, по воздуху махнув сперва,
Я вроде в грудь уж бил его, но не было там ничего,
Я за ударом провалился
И вдруг на спину повалился
Вскочил , но снова будто кто-то за шиворот меня тянул
Ступали ноги как колоды и вновь упал, едва шагнул…

А ну уйди, сказал мне Костя, и бросился вперед тараном,
Но подлетел игральной костью и врезался в забор бараном!
Едва не проломил его…
Как от забора отошел,
Так чертыхнулся, в дом ушел.
«А ну давай вставай-ка парень, сожми покрепче кулаки!»
И начинаем легкий спарринг,  ты бей в меня с любой руки!»
Ударил сильно я и хлестко,
Он отмахнулся так, неброско,
Но ноги подкосились у меня, и я упал вперед ничком
И лишь подумал – «Вот фигня, с такой борьбой я не знаком…»
«То было Родион сбивание каркаса»,
Сказал мне Миша громким басом.
Такой борьбою не владеют простаки! И мы зовем ее «Любки»!
Ты напряжен в плечах и прессе, и  видно как нарушить равновесье,

И силы надо небольшой, чтоб с ног свалить тебя долой!»
Под вечер знал я уже много, мне Михаил поведал строго,
Что русская борьба Любки
Растет из древних тайных знаний,
Китая старого преданий,
Рожденных средь Уданских гор, когда даосов смелый взор
С людской толпою не мешался и вдохновенным оставался.
И каждый был из них колдун,
Владел премудростью Цигун
Бил Миша кирпичи об лоб спокойно и в горло упирал копье,
Ни шашка, ни кинжал холодный ничуть не резали его…
Не понимал я, «Как же так?»
«Да очень просто все, чудак!»
Мне Миша отвечал со смехом, «Ну ты же физик, вот потеха,
Энергия во мне живет, ни бить, ни резать не дает!»

И дни в осаде перестали быть рутиной, не огород и не скотина
Нас развлекали день-деньской, а тренировок четкий строй.
Я изучал Любки с таким азартом,
Что чуть не тронулся умом…
Частенько думал я потом,
Что русские не ценят своего, добытого трудом и болью!
Да оглядитесь вы кругом, здесь, на земле, политой кровью,
Есть мастера не хуже заграничных!
И подготовят вас отлично!
Друзья, не лезьте под покров заморских дел, заморских слов!
И тайны древнего Китая, вам школа русская, родная
Откроет языком простым.
Тогда рассеются как дым
И заблужденья и сомненья, тогда придет и уваженье,
К тому, кто может научить и жизнь умению продлить!

Ну а на хутор наш тянулись ходоки, и каждый норовил нас «подогреть»,
Как появлялись – Костя уходил, не мог без слез на них смотреть,
Их принимал Василий, восседая
На тертой лавке как на троне.
Подарки разбирал спокойно,
Но брал лишь то, что нам необходимо, чтобы вести житье-бытье,
И все, от макарон до мыла несло в котомках  мужичье…
Дивился я, смотря за этой сценой -
Вот человек присядет на колено
И молча на полу дары разложит, и взгляд его скользит тревожно…
И если взяли много, то довольный, с достоинством, уже спокойный,
Другому место уступает…
А тот волнуется, вздыхает…
А если мало взяли, то уходит , в мешок пихая впопыхах,
Затравленно по стенам взором водит,  в глазах горит неясный страх…

Но вот и я дождался «грева», приехал Коля, хмыкнул влево
И сунул сверток мне с улыбкой, я, похрустев оберткой гибкой,
Нашел изданье «Новой Жизни»
И в нем записку «Приходи!»
И жар разлился по груди!
Рассеяно я Коле отвечал, а тот сердился, головой качал,
Но виду вовсе не подал, спросил еще, смиренно ждал
Уселся скромно на край лавки,
Застегнут был на все булавки…
Таперича мы были власть…. Играя, поменяли масть…
«Что за манера! Боже мой! Да брось ты Коля, дорогой!
Сейчас я чаю заварю
Подробно дело рассмотрю,
А то не варит голова от новостей твоих сперва!»
В ответ мне Коля улыбнулся, и разговор наш встрепенулся.

Мне Коля толковал про магазин, что хочет выкупить его,
«Ну а банкир Натан, вот паразит, кредиту не дал ничего!»
А магазин стоит пустой,
Народ по рынкам день деньской,
Таскает весь товар с собой!
«А ты скажи Натану Коля, что в дело вместе с ним пойдешь,
Пусть половина - твоя доля, и все оформишь, протолкнешь,
И магазину дашь ремонта,
Рекламу вывесишь для понта,
А чтобы он поверил нам, «щас» набросаем бизнес план!»
Все посчитал и написал, тетрадку Коле, передал,
Тот ободрился, посмелел,
Пивка хлебнул, ухи поел
И собирался «до Натана»… «Откажет если, будет странно…»
«Чтоб сразу согласился он, скажи «Просили Константин и Родион!»

Уехал Коля брать за горло свой бизнес и свою судьбу!
Я к Нюре собирался гордо, мол знайте нашу голытьбу!
В десантных сапогах
И камуфляже,
При водке и другой поклаже,
В берете, с черным пистолетом я бравым выглядел атлетом,
Но по дороге засмущался, и Костин взгляд мне вспоминался,
Которым он на «подвиг» проводил,
Насмешкой тайной меня злил!
Вот постучал в окно, краснея, и целовался цепенея,
Враз осушил стакан до дна, томила тайная вина…
И сердце было не на месте,
Но Нюра исходила лестью,
«Какой ты бравый, как моряк!» Я слушал, слушал и размяк!
С наивной и счастливой миной расселся на диване чинно…


И Нюру за плечо обнял, про Данте долго ей болтал….
Ну а наутро восхищался ее упругою фигурой,
Невинною улыбкой,
Светлым взором…
И показалось диким вздором,
Что заступать на вахту надо, прицелом шарить за оградой!
За что же, вдев под ребра крючья, вперед нас прет судьба, и мучит!
И сломлен девичьей красой
Сижу с поникшей головой…
«Ну ты красотка похудела! Ну браво Нюра, так держать!»
И руку протянул несмело, чтоб на прощание обнять.
«Когда опять придешь служивый?»
И улыбаясь, нежно, мило,
Рукой махала мне вослед… Чуть не забыл я пистолет,
В углу, в сенях, на темной лавке. Взял и вперед, домой, по травке…

На тренировке был избит Дианой. Она сказала, что в моих глазах тоска!
И что я выгляжу престранно, и покрутила у виска…
Тянулись дни, неделя за неделей,
Вдруг заявился Николай.
«Вот на кА Родя, почитай!»
Под нос мне сунул договор, продравшись через всякий вздор,
Я понял. Что Натан и Коля, по половине каждый в доле
Купили весь Универмаг,
И что Натан такой дурак,
Все деньги дал! Ну что за понт! А Коля делает ремонт.
И будут магазины, будет банк… Такой вот делу дали ранг!
Все поздравляли от души,
Мысль Костя высказать спешил,
Что мол еврей банкир проникся идеей нашей нестяжания,
И в дело враз деньгами влился, процент оставив без внимания!

Я смех давил на расстоянии и только вымолвил, краснея,
«Твои мечты о нестяжании ввели в расходы старого еврея!»
Тут Костя грозно зыркнул на меня,
Сказал «Тебе бы помолчать,
Коли не хочешь понимать!»
Плечами я пожал, вернулся к пистолету, мы изучали с Карповым его,
Старик болел и соблюдал диету, но наезжал к нам все равно.
Увлекся я стрельбой по –македонски
И день за днем дырявил доски
В заборе старом за  сараем. Я неуемный, это знаю,
Как нищий просит полгроша до знаний жадная душа!
Под вечер мирно пировали
И Колин бизнес обмывали,
За наше главное богатство, за наше спаянное братство
Мы пили стоя и всерьез и Колю довели до слез…

Вот быстро месяц пробежал, у Коли же ремонт застрял!
Срывала второй срок бригада, крыл Коля матом этих гадов,
И мы метнулись с Михаилом
Проверить как идет работа,
А то расслабились там что-то…
Вошли, на третьем этаже, на бочке, домино лежало,
На водке, налитой в фужер, с похмелья радуга дрожала.
«Ну здрасьте девочки!» - им Михаил сказал,
И  гвоздь на палец намотал.
Поднял кирпич и угол отломал, и между рук растер в труху!
«Кто от работы здесь устал?! Кто развалился, пьян в муку?!»
Разинув рты, вскочили работяги,
И молча разобрали краги,
Пошла работа, только в путь! А Миша, наводивший жуть,
Ломал в размер им кирпичи, вернулись мы уже в ночи,

Я резал плинтус в уголок, а Миша долго штукатурил,
Работу вскоре сдали в срок, бригада напилась до дури,
И каждый нас благодарил,
За то что крепко помогли!
За то поклон нам до земли!
От этого маразма обалдев, я к Нюре ночевать пошел,
И только сала с перцем съев, душой немного отошел!
Там сутки просидел в гостях,
Побыть еще хотелось страх!
В охотку поработать по хозяйству, отбросив всякое зазнайство,
После обеда помечтать, потертый томик почитать…
Хотелось так тепла, уюта…
Но вскоре наступило утро,
И мне вставать опять в дежурство и злобно пялиться в прицел!
Куда же прешь ты, жизни буйство, какой готовишь мне удел?!

Пошел у Коли бизнес в гору, открылись банк и магазины.
Режим торговли вошел норму и не было мороки длинной,
Со складом, рынком, черной кассой,
В одном флаконе дали в массы
Колян с Натаном этот сервис,
И процветали понемногу, пошире чтоб найти дорогу,
Купили вскоре птицеферму. И это дело было верным!
Они на радость богатели,
И в дело взять меня хотели,
Но мое сердце не лежало  к преумножению монет
И на посту цевье сжимая, другой вдали я видел свет.
В коммуну верил как в святыню
И эта вера не покинет
Меня пока дышу на свете! Я за друзей по гроб в ответе!
Они ж в ответе за меня , а это больше чем родня!

Еще , признаюсь откровенно, я был подцеплен страстью бренной,
И выпросив себе два дня, обнялся с Нюрой у огня,
На безымянном островке,
Которых много так по Волге!
Да... со времен княгини Ольги,
Когда узнали мы Христа, Судьба отчизны не проста!
Покоя мало на Руси,, и сколько Бога ни проси,
Чудес он нам не обещает,
Душой трудиться заставляет!
Но мы на островке одни! Над нами чистых звезд огни,
Кругом гармония, покой,, приятный шепот луговой,
Его напев любовью полон,
И будь ты волен, иль не волен,
Оттает сердце понемногу, и, позабыв свою тревогу,
воспримешь Сердцем Божий Мир, даров его волшебный Пир!

Раскинувшись, смотрел я в небо, а Нюра, улыбаясь, на меня.
"Вот Альтаир, а это Денеб, звезда гигант в созвездии Орла!"
"Ох как ты много знаешь Родя,"
Мне Нюра тихо отвечала,
"Таких я умных не встречала...
Поди тебе не интересно с такой девчонкою как я ..."
О чем ты? Слушай мое сердце пока в тиши плывет Земля...
И вот, к моей груди прильнув
Она так молвила, вздохнув,
"Родной, возьми меня с собой в ваш дом за красною горой,
Возьми подругой, а не гостьей, и будем как Диана с Костей!"
Что значит как Диана с Костей!
Ох, Нюра, это дело брось ты!
Диана это брат, то есть сестра!Диана это доблесть и это чистота!
Зачем пустое сочинять, и по себе других ровнять!


Вскочила Нюра как пружина- "Чем я тебе не удружила?"
Диана для тебя мечта? А я выходит не чиста?
Куда уж деревенским нам!
Ступать ногой в ваш светлый храм!
Но я служила бы вам честно, не занимала просто место!
Пошла бы с вами до конца, хоть до доски хоть до венца!"
Я обомлел и сдал назад.
"Сердца в России просто клад!
Ну тише, Нюра, извини, у нас опасно, ты пойми!"
-"С тобой мне ничего не страшно, и я готова к жизни вашей!
Любой работы не гнушаюсь, поверь в меня, я постараюсь!"
"О чем ты Нюра говоришь
Ты только этим меня злишь!
Я не могу тебя втянуть, судьбой твоей вот так рискнуть!
Ты много не понимаешь и про Диану сочиняешь!"

-«Нет, я чужая для тебя! Не любишь ты меня, не любишь!
И слышат дальние поля, что это сердце не разбудишь!
Ты оттолкнул меня!
Ну что же
Как это на мужчин похоже!
Боятся верности подруг, сбегают в свой привычный круг!"
Вскочила Нюра, отвернулась, моя рука к ней потянулась,
Но я схватил себя за чуб.
"Прости меня, я видно груб.
Но я подумаю над этим, за слово мы свое в ответе!
И будет так как суждено, не изменить нам все равно!"
Вот так мы с нею помирились,
По небу облака струились ,
И свет далеких звезд погас, лишь встал в зените красный Марс
Но вскоре скрылся в черноте, вдруг прогремело в пустоте,

Над лесом ветер зашумел, и дождь в лицо нам полетел!
Сверкнула молния вдали, и дуб, томившийся в пыли,
Среди равнины встал громадой,
Лишь на мгновенье освещен!
Успел как будто молвить он,
Что сила очень одинока и ждет небесного огня!
Занесена рука пророка средь ночи и средь бела дня!
И будь ты молод или стар,
Настигнет яростный удар,
Разрубит жизни ствол повдоль, из кроны галок распугает!
Простому люду страх и боль и знак для тех кто понимает!
Омоет дождик боль потерь,
Среди беды душою верь
Что не случаен гром небесный, и в жизни новой, бестелесной
Мы дальше продолжаем путь, на суд оставив только суть.

Забились с Нюрою в палатку, и тент зеленою тетрадкой
Струил над нами письмена, а в них заслуга и вина
Стучали каплями над ухом
Бесстрастно, даже равномерно
Занудно , но проникновенно!
Палатки тесненькой мирок свернулся у огромных ног
Под юбкой матушки-природы , к нам притянулись ее своды,
И стали мы неразделимы
Стихией вольною гонимы.
Вот дождик, хлещет, ветер воет, грохочет недовольный гром,
А мы как маленький котенок свернулись в теплый нежный ком!
С надеждой, с верою беспечной
С любовью к жизни бесконечной,
Мы жмемся к чаще сучковатой , и к выступающим корням,
И ель своей рукой мохнатой, приветливо помашет нам!

Проснулся... Утро, сильный ветер, но все же надо вылезать.
Нужда зовет, придется в холод как шкуру спальник свой сдирать.
Обдаст, встряхнет промозглый воздух.
Но встрепенешься и вперед!
Нарубишь сучьев и подпалишь, пока подруга чая ждет!
Собрали опосля палатку, убрали мусор за собой,
Едва примяли траву гладко, как все уже, пора домой!
Идем молчим... Разьезд, разлука...
Схватила Нюра мою руку...
Хотел сказать - "Пошли со мной!" Но Нюра быстро отвернулась-
"Не надо Родя, мой родной! " На глаз слезинка навернулась.
Я крепко вдруг ее обнял,
К груди, забывшись, прижимал.
Но вырвалась как будто птица, и гордо зашагала вдаль!
А я как нищий у криницы, топил в воде свою печаль.

Дошел до дома - не заметил! Влетел порывисто как ветер
И вдруг как столб застыл в дверях! Весь в окровавленных бинтах
Лежал Василий на столе
И шприц прилаживал к игле
Какой-то незнакомый врач, насупленный как черный грач.
"Куда вы претесь? Не мешайте! " Ну и извините, продолжайте!"
И я пошел быстрей во двор
А там кипел горячий спор.
Как оказалось, Крюк пронюхал, что у Натана бизнес с нами,
В соседнем городе, братуха, вперед полез двумя рогами,
Поджег Натану магазины,
Пустил там пуху из перины!
Туда поехали с «ответкой» дать им по роже черной меткой!
Нагрянули втроем в кабак, где собирался их кулак.

Вошли и быстро огляделись, Они жевали... "Не наелись?!"
Им крикнул Вася прямо в морды И опрокинул длинный стол!
Вскочивших раскидал не гордо
И свалку добивать пошел.
От бара двое подлетели, один с ножом на Мишу целил
А Миша лезвие схватил рукою голой… и нажал
Напор его остановил и вырвал из руки кинжал!
Потом толкнул братка легко,
Тот с воплем вылетел в окно!
И вдруг другой достал волыну И принялся по ним шмалять!
Всадил две пули Васе в спину! «Как вы могли меня не взять!
Вы… Вы..» - «Ну до конца дай рассказать!»
-«Что Миша сделал не понять
Но тот с волыной оступился, один удар и он «отжился»
Эх Родион, ты мой родной, не правы мы перед тобой…»

Вдруг доктор выбежал позвать, похоже Вася умирал,
Хотел сказать и кровь плевал-
"Простите, я подвел вас парни!"
Промолвил шепотом глухим,
Диана плакала над ним…
И обнял он ее, целуя, вдруг содрогнулся и затих...
Кто выбрал нам судьбу такую? Война - ты  дело молодых…
Здоровых губишь, полных жизни,
И в похоронной горькой тризне,
Звучат обида и проклятие, земли холодные объятия
Не принесут тебе покой, росток сраженный, молодой!
Ты смело рос навстречу свету,
Но миг один и тебя нету!
Вот ты ушел, а я - живой, и с сокрушенною душой,
Скрипя зубами, сам не свой, стою закрыв лицо рукой…

У тела мы растеряно застыли, не знали как нам дальше быть.
«Так! Не отпетым не приустало нам братцы друга хоронить!»-
Дал Костя мыслям направление,
И быстро набросали план -
Натан и здесь поможет нам!
Пока мы дело обсуждали, Диана вдалеке рыдала.
И лишь сейчас я осознал, как много Вася помогал
Ей по нехитрому хозяйству!
Отбросив всякое зазнайство,
Стирал, посуду мыл, готовил, как все, но все же больше всех!
Как он, шутя, Диане вторил, что вкусно есть - не смертный грех!
А может он ее любил?
Я сел на пень и приуныл...
Натан же выручил опять - оформил смерть как случай на охоте.
Родню отправил справку получать  и даже оплатил все вроде...

Без нас отпели Васю в Храме, и, " память вечную" пропев,
Ушла его больная мама, совсем от горя поседев!
Узнали, что у Васи есть сестра,
И ей послали перевод...
Не перейти ребята вброд
Широкую как Волга реку жизни, и переплыть  с наскока сложно…
Внимая в Храме горькой тризне, осознаешь как все ничтожно!
Стояли молча у могилы...
К ней осторожно подходили,
Смотрели чтобы не было засады, враги у нас такие гады!
"Не каждого я друга закопал!" вдруг Карпов нехотя сказал.
«В войну так редко получалось,
Чтобы могила оставалась...»
Тяжелым показалось утешение... И залило глаза слезой!
И поминальным лег цветением из васильков букет простой!

За что, зачем погиб ты ?! Лишь расцвела твоя весна!
Но крест стоит дождем умытый! Эх, Русь, хлебнула ты сполна
От непутевой нашей дури! Какой же черт над нами курит
И заставляет бить друг друга, не выходя из его круга!
Уж век почти творится зло!
Стреляем, притесняем, душим!
О кто же эту цепь разрушит?
И как понять за что все это? Но видно братцы поделом!
Мы огорошили полсвета, когда предательским трудом
Империю вогнали в прах,
Царя подняли на ножах,
Крестьян хороших, работящих - кого в расход, кого в Сибирь,
Под пентограммою горящей безбожие наше перло вширь!
Громили церкви, убивали,
Дворян прогнали, расстреляли,
Народ наш стал не "Богоносец", пополз на стройки к городам,
И в коммуналках якорь бросил, стоял в сортир сжимая срам!

Все разломали, разметали, страны остатки догорали
Когда пахан явился – Сталин, и всю Рассею до окраин
Загреб железною рукой,
Такого скипидара вставил,
Что потерял народ покой,
Забегал шустро, заработал и был доволен результатом!
Но тут война! Еще забота! И каждый третий стал солдатом!
О сколько же разбитых жизней
В себя впитала ты, отчизна?!
Ты жаждешь Веры, жаждешь Правды, но не было ее и нет!
И вот, подтолчен тайной жаждой, Советов сломан был хребет!
И снова кровь и снова слезы,
Семей разутых на морозе,
Лишенных денег и жилья, кругом опять война, война!
Кругом разруха, беспредел, кто подл и смел, тот все и съел!

А верные присяге, долгу руками разводили только,
Когда предательство в верхах, от всех усилий только прах!
Такою думой озадачен,
Скучал я на своем посту,
Смотрел здесь в оба, как иначе,
Наездом пахло за версту! Не разойтись нам на мосту!
О жизнь ты словно сон дурной!, сражен я новостью другой!
Она как красная игла
До сердца моего прошла!
Вчера ножом пырнули Нюру, пронюхали про наш роман!
Всех "замочить" собравшись сдуру, готовил к бою свой "наган"...
Но Михаил меня поправил,
О мести мысли я отставил
О Нюре думать нужно прежде, едва-едва рассвет забрезжил
Как  сели у Натана с Колей и обсуждали дело с болью!


Она в реанимации была, приставили к ней крепкую охрану,
Прийти  в сознание не могла, но дожидаться я не стану!
Ее отсюда надо увезти!
Здесь в городе опасно оставаться!
Быстрее съехать ничего не дожидаться!
"Купите ей квартиру мужики! Я заявил Натану с Колей.
Внизу по Волге, в доме у реки, пусть поживет там с лучшей долей!
Мне Костя говорит про нестяжанье,
Но есть у жизни и другое содержание.
Вы не скупитесь и купите как прошу, даю вам слово - отпашу!
Меня Натан потрогал за плечо, такой был крепкий, хитрый старичок!
"Сегодня же займемся Родион!
Ребятам от меня поклон!
За нас вы бескорыстно постояли, и я хочу чтоб твердо знали,
И я по жизни многое могу, на благо другу и назло врагу!"

Вернулся нервный я и вялый, ждал сообщения от врачей
Вот Коля прикатил усталый, сказал, что стало легче ей.
А нас изрядно обложили,
Стреляли пару раз прицельно,
И не забыв про крест нательный,
Пришлось усилить охранение, быть постоянно на чеку,
До боли напрягая зрение глазеть на траву на лугу...
Сверкнет ли от прицела блик?
А может выдаст птицы крик,
Врага ползущего с гранатой? От злости маялись ребята...
Стоит погода - будь здоров! А мы как корм для комаров!
Что за проклятая судьба!
Но не напрасна будь, борьба!
Стоим мы за людей, за правду! За Веру в лучший Божий свет!
Мы в яму выплеснем отраву и будет солнечным рассвет!

Купил Натан квартиру Нюре, она поправилась почти,
Так, здесь дела уже в ажуре, осталось в город отвезти!
Но я поехать с ней не мог ,
И только вышел проводить,
И в путь дорогу снарядить.
Она была ужасно бледной и удивительно худой
Лишь кости с кожей на постели и я шептал " О Боже мой!"
Она схватила мою руку,
Душевную рождая муку,
Смотрели синие глаза... Стекала по лицу слеза...
Но я покрепче зубы сжал и на прощание сказал:
"Ты едешь жить в своей квартире,
В другом уютном добром мире
Где газ горит, водопровод, где печь не топят каждый год
Где не болит уж голова как порубить с утра дрова.»

Но вдруг заныло мое сердце, в висках забился жгучий стыд,
Так из печной открытой дверцы сучок бывает пролетит!
Мне пафос показался жалок,
Позорен даже и труслив.
О нет, не будет больше крив
Мой путь под чистым небосводом, не отравлю в колодце воду!
«Родная, я к тебе приеду, в одну субботу или среду,
И мы поженимся с тобой!
Пройдут невзгоды чередой,
Порою за ночным ненастьем рассвет сияет яркой краской!
И будем Нюра просто жить, с людьми и совестью дружить!»
А Нюра грустно улыбнулась,
И ненадолго отвернулась.
Меня сжимали ее руки, но вдруг объятия ослабели
Как будто дунул снежный ветер среди цветущего апреля!

- «Ты же об этом так мечтала!»  - «Потом, потом придешь ко мне...»
Так Нюра тихо отвечала... Мы посидели в тишине..
Ну все вперед, пора в дорогу!
Я на руках отнес к машине,
И чувствовал она дрожит и стынет
До сердца проникал мороз сквозь шею мокрую от слез.
И вновь меня не отпускала - " Погоди!! Себя ты Родя береги!
Ты же такой открытый, беззащитный..."
А я стоял, как над рекой ракита…
И покатило колесо, мне болью ранило висок
И так молчал, прикрыв глаза, чтобы не капала слеза!
Но некогда тут нюни распускать,
Мне скоро на часах стоять!
Винтовку смазать и проверить, обстрела сектор перемерять,
Помочь Диане кашеварить и освещение наладить.

Прижали нас серьезно, обложили, не шибко впятером поскачешь
Двоих братков мы уложили, в бою за нас была удача!
Но дело было очень плохо,
Так долго нам не простоять
И мы не знали что решать!
И вот в ненастную погоду вдруг показался кто- то в поле.
"Такого не видал я сроду! Что к нам парламентеры что- ли?
Сказал мне Костя ухмыляясь,
И мы смотрели, удивляясь,
Как шел по полю с флагом белым какой- то черный человек!
С каким до нас идет он делом в наш странный и безумный век?»
Костян поднялся, вышел встретить,
И тот нас быстренько приметил
И издали махнул рукой... Вот так встречаются с судьбой!
Нежданное к тебе идет и все вокруг перевернет!

Был гость подтянут, деловит, имел суровый грозный вид...
Дождь моросил, мы сели под навес, тут он за пазуху залез
И ксиву вынул, протянув,
 "Знакомьтесь парни, Юрий Б.
Я подполковник ФСБ!"
Мы тут немало удивились и над столом к нему склонились.
"Наделали вы дел ребята! Да вы же братцы просто банда!
Вам путь один теперь - тюрьма!
Вы что, лишилися ума?!
Но есть один хороший вариант, я выступаю как гарант.
Поможет он наверняка ... Вам надо «завалить» Крюка!
Такое принято решение
А вам организуем отступление,
На " дядю " спишем преступление, вас по контракту на Кавказ
Ну, говорите свое мнение! Смотрите вот уже приказ!

Впишите только имена, и ваша снимется вина!
Поедете в Чечню повоевать, к тому же вам не привыкать!"
Сказал он так и нам смотрел в глаза..
А мы уставились на Костю
А тот сопел, желвак катал со злостью...
"Согласны мы, но есть момент! Тут паспорт потерял студент!"
И Костя на меня кивнул. Наш подполковник время потянул...
"Оформим новый документ.
И как назвать тебя студент?"
"Как назовете, так сгодится! Придется заново родиться!"
Я усмехнулся тяжело... " И вот что! Время подошло
Вам отплатить за все добро!
Пусть грешник совершает зло!
Я ликвидирую Крюка, исполню все наверняка!
Вам незачем мараться грязью, носить в душе вины заразу!

А я мечтаю отомстить! И паспорт надо заслужить!"-
Сказал я так и все притихли, в уме моем носились вихри,
Был весь уже в заботе новой...
"У вас для дела все готово?»-
Спросил нас строго Юрий снова.
"Готово все"- ответили мы дружно и никакой нам помощи не нужно!
И подполковник удивился, но промолчал и удалился.
Забрали из укрытия вездеход,
И молча ехали вперед.
В поселке маленьком за Волгой решили Коле позвонить,
И там же для осады долгой запас побольше закупить.
Ребята будут ждать на островке,
А я с винтовкой, налегке,
Поеду в город N на дело, пущу там в ход ее умело,
Вернусь и Юрию тогда отправим шифр " горит звезда!"

Забрал меня Колян на повороте, он от работы стал невротик
То бычился, то хохотал, похоже часто попивал...
Он рассказал что Крюк с охраной ходит,
Боится очень что пристрелят,
Ведут толпой от двери к двери.
Его братки везде снуют и длинный нос во все суют.
Натан и Коля точно в крепости сидят и выходить домашним не велят.
Да! Не простая обстановка!
Давай же выручай сноровка!
К Натану с Колей мне нельзя, там буду слишком уж заметен
Я должен стать как та змея, смертельно зол и неприметен.
Что ж , обложился Крюк охраной,
Но расслабляться ему рано,
Не знает, четки теребя, какой союзник у меня,
И как народу стал постыл его устав, его костыль!

Разведчик старый мне поможет, и с ним легко Крюка уложим!
Смотрел на пейджер Карпов усмехаясь, " Смотри-ка техника какая!"
Все ясно Родя, дам сигнал,
Я за неделю подустал
Но все что нужно разузнал.
И отследил врага маршрут, его уложим в пять минут!
Подручные  пасутся в кабаке, напротив место есть на чердаке.
До цели близко, локтей триста,
И должен ты сработать чисто!
Крюка же из винтовки не достать, его мы по-другому будем брать!
Ну все давай-ка спать ложись, сработаешь другая будет жизнь !"
Меня так Карпов надставлял,
А я как конь работы ждал,
Жил у него почти неделю в убогой комнатке за дверью.
О Карпов! Ясный ум и твердая рука ! Никто не видел в нем врага...

А этот старичок неброский опасней был, чем десять "пацанов".
Во все Творец, кончая верстку, успел вложить "двойное дно".
Обедал Крюк в отдельном ресторане,
Через квартал сидела вся братва,
С Крюком разобрались сперва.
"Зашел" - на пейджер сбросил Карпов, сорвался резко я со старта,
И через кухню внутрь рванул, колпак на уши натянул -
Ну типа повар при работе,
Туда-сюда по кухне ходит!
Охранник, дурень и амбал стоял один у входа в зал.
Я вплыл впритык с официанткой, сжал пистолет привычной хваткой
И пулю в лоб всадил не целясь!
Тут у Крюка отвисла челюсть,
В тарелку рухнуло мурло , а весь затылок раз несло!
В дверях не дернулся " хранитель", сработал хорошо глушитель.

Ну а в глазах официантки застыли ужас, отвращение!
Не обладаю я талантом, чтоб выразить к себе презрение!
И оттого мой Гнев вскипал
С удвоенной, ревущей силой...
Сорвав колпак уже постылый,
И на бегу содрав халат, я вылетел быстрее ветра,
Из этих проклятых палат, из дымки кухонного света...
Бежал квартал до чердака,
О только не дрожи, рука!
Так, взвел затвор и отдышался... А вот и тачка с черной вестью!
Стираю пот, чтоб не мешался, как выбегут, так встречу с честью!
Да, ветерок... Ввести поправку...
Вот черт возьми тебя об лавку!
Перекрутил опять прицел! Да успокойся , бракодел!
Но вот спокойно сердце бьется, теперь рука уж не сорвется!

Прошло не больше трех минут как к ним подъехала машина,
А мне казалось минул час, тянулось время как резина.
Ну наконец-то, выбегают
Один, второй, четвертый, пятый!
Ну что, докрякались, утята!
Спланировал огонь по сетке, стрелять придется очень метко!
И СВД заговорила! Троих на лестнице сразила,
Четвертого в машине сквозь стекло,
 А пятого поймал в окно!
Не убежал проклятый Пеньковяз, который в мерзостях погряз!
И в гада с прозвищем Гудрон для верности всадил патрон!
Стер отпечатки и прибрался,
С винтовкой горько распрощался
Спустился, вышел из подъезда, был наготове пистолет...
Кто-то вдали орал не трезво, и никого на лавках нет.

Прошелся быстро вдоль домов и в парк, через забор дырявый!
Воды там выпил и решил - закончил дело я со славой!
Неспешно к Карпову пошел
Мне грудь как будто распирало,
И странное довольство разбирало,
Но в доме поутихло это чувство, налил стакан мне Карпов грустный:
"Своих стреляем мы ребят... За то ли воевали брат!"
И выпили с ним молча, опьянели,
Потом шутили, песни пели...
Наутро Юрию звонил, и в трубку про "звезду" пылил.
Мне конспирация казалось неуместной, даже смешною если честно.
Пришел на пейджер адрес встречи,
До послезавтра ждать мне вечность!
Отправился к своим, на остров... Такая вот " Nuovo Vita Nostra !'

Ах дорогой мой милый Данте! Поклонник твоего таланта,
Я все же ясно понимал, что твой карманный ад отстал,
Давно и безнадежно переполнен, он стал безделицей никчемной!
Двадцатый век поди пролил
Такие реки людской крови,
Что в Лимбе всем давно по брови!
Обман доверия нынче норма, в девятом круге от напора,
Затоптан жалкий Люцифер агентами торговых дел!
Себя в толпе той потеряли,
Что веру тщетно продавали!
Их выручка смешит хапуг, стремящихся в девятый круг!
И высохло стигийское болото, и там от жажды стонет кто-то,
А вечный дождь залил еретиков,
Им зябко стало без костров!
И внешний круг стал самым меньшим, языческих не стало мудрецов...
Их речь минуту не удержит внимание жадных подлецов!

Обжорство миром крутит, безразличие и наглой похоти позор!
К страданиям внимание показное, и заказной и лживый вздор!
А на войне - предельная жестокость
Ни доблести. ни чести нет в помине!
И на развалинах живое сердце стынет,
Когда трусливая рука бомбит врага издалека,
И упиваясь превосходством любуется своим уродством!
И я такой же как они!
О, грешные дела мои!
Но оборвало покаяние с друзьями верными свидание!
Поели, посидели у костра и боль была еще остра,
Смотрел в молчании на огонь,
К нему протягивал ладонь,
Он гнев как будто пожирал и боль на сердце уменьшал...
Смыл пот в реке противный, липкий и засыпал уже с улыбкой...

Мне снилась светлая квартира и на окне прозрачный тюль,
Казался мир добрей и шире, в окно заглядывал июль,
С лучами искреннего солнца,
С его извечной благодатью,
Замкнувшей жизнь в свои объятия!
Почудилось, что не один, но не почувствовал тревоги,
Стоял и словно господин по стенам озирался строго..
И вдруг смешок раздался резкий,
Был он кокетливый и женский!
Фигурка стройная стояла изящно, прямо у окна
Копна волос в лучах блистала в ушах звенела тишина…
Но вот лица ее не видно,
Напротив света, как обидно!
Хотелось подойти и посмотреть, но замер в паузе блаженной!
"Иди и пусть отступит смерть!" - она сказала вдохновенно.

Проснулся как и лег с улыбкой, придал мне силы вещий сон,
Казалось прошлое ошибкой, дорогой гиблой под уклон..
Ну а теперь все изменилось,
И будет жизнь и будет счастье,
Судьбы закончилось ненастье!
Поехали на пасмурный разъезд, друзей там состоялся съезд.
К нам прибыли Потапыч, Карпов , Коля... " Ты Родя стал героем что ля?"
Сказал задорно Николай. - " Ты выражения выбирай!
Какое Коля тут геройство!"
И я набычился со злостью.»
-" Ну Родя, что ты кипятишься, чего не скажешь, сразу злишься!
А ну ка подожди момент, я тут припас тебе конверт!"
" Ну извини!" - ответил я понуро...
Из города писала Нюра.
Я отошел в сторонку прочитать, чтобы верстою не стоять.
В кювете сел на водостоке, все вровень, по линейке строки...

"Сижу сейчас я милый Родя в удобном кресле у стола,
Давно не роюсь в огороде, так хорошо век не жила!
За то вам до земли поклон
За вашу щедрость и заботу!
Я в городе нашла работу...
Но без тебя мне так тоскливо, сижу и плачу иногда,
АХ человек мой самый милый, увижу ли тебя когда!
Смотрю в окно, мертвяным светом,
Как будто саваном одеты,
Печально светят фонари... Смотрю бывало до зари!
А там рассвет, унылый бледный, с утра зарядит дождик вредный...
Плетусь устало по делам...
За что судьба такая нам!
Теряем только, не находим, видать кругами слепо ходим...
Ложусь в холодную постель и там вздыхаю в темноте…
Такая друг мой маета! Зачем- то завела кота...
Но Родя, нам нельзя тужить, пиши любимый, будем жить!"

Я резко к Коле подошел-
"Скажи как друг чего там с нею?"
Ответ прослушал цепенея...
"А ты не знаешь, вот беда! Придется рассказать тогда!
Она ж пузатая ходила, Когда ей в спину ткнули шило,
Врачи ребенка не спасли,
Старались, только не смогли...
Ну дело бабье, понимаешь... Я думал ты... А ты не знаешь...
Чего так смотришь, сам не свой, ну Родя не тужи, родной!
Ты побледнел как полотно!
Да, видно нелегко оно!
Давай-ка ты чайку хлебни, придаст, глядишь, напиток сил,
По трезву надо в эти дни, а то б сто грамм тебе налил!"

Склонилась голова моя, сломался и поник без силы,
Так кулаки до боли сжал, что на руках вздувались жилы…
Нашел блокнот в машине Коли
И быстро написал ответ:
"Родная! Негасимый свет
Надежды светит нам до гроба, с тобою это знаем оба,
Но моя черная судьба не принесет тебе добра!
Где я, там боль и тяжкий стон,
Кровавый точно речка Флегетон
Мой путь пройдет пусть стороной! Я верю, раннею весной!
Как только грязный снег растает, тебя поутру повстречает
Простой и скромный паренек,
В глазах задорный огонек!
С мечтательной улыбкой беззаботной он нежно под руку возьмет,
Дорогой ясной и свободной вперед по жизни поведет!
Я уезжаю в путь далекий, забудь ты лучше обо мне!
Узнаю буду где и сколько и адрес напишу в письме!"

Сложил солдатский треугольник
И протянул со вздохом Коле..
Эх русская больная доля!
Живем в разлуке и тоске, и болью грусть стучит в виске!
Попили чай с нехитрой снедью... " Смотри вдали машина едет!"
А вот и Юра к нам идет.
И Костя выступил вперед!
Они стояли, рассуждали, издалека мы наблюдали,
Прошло уж целых пять минут, может чего не ладно тут?
Пожали руки, распрощались,
Машина быстро удалялась…
А Костя шел и улыбался, и я рванул, не удержался!
Мне Костя сунул документ - " А ну-ка распишись, студент!"

«Давай уже чего так долго?» - Читаю Родион Иваныч Волгин!
Ребята с юмором в конторе! И классику читали в школе!
О, книжные Онегин и Печорин,
К вам наяву явился Волгин!
Наверно думали недолго,
Меня причислив к "лишним людям"! Но верю, по- другому будет,
Я докажу, что я не лишний и Родина меня услышит!
Мой паспорт Карпов полистал
" Ну, Поздравляю, прошептал!"
Мы уезжали на Кавказ в отдельную ударную бригаду,
Уже подписан был приказ, нас зачислили по контракту!
Военные билеты прилагались,
Согласно им распределялись
И я и Костя сразу в строй, Диану брали медсестрой.
Я шел как снайпер по легенде! Чудны о Бог дела на свете!

Вот подошел момент расстаться, и надо было попрощаться.
Без слов стояли секунд двадцать, а после стали обниматься.
Мне Коля нудно говорил
Что с нами он добра нажил,
А я его благодарил
За то что дал мне шанс чудесный, за то, что промысел небесный
В делах его руководит, и жизнь к нему благоволит !
До боли руку жал мне Михаил,
Но я терпел что было сил,
Он уходил своей дорогой, навоевался он поди...
Наказывал мне очень строго, чтоб не бросал борьбу Любки!
"Ты Михаил - былинный богатырь
Страны тебе подвластна ширь,
Живешь ты странником на свете, свободен радостен как дети!»
"И ты иди своим путем, ты многое сверлишь на нем!"-

Мне Михаил ответил со значением.. «Чтоб было у тебя везенье!» -
Потапыч искренно сказал. И Карпова черед настал!
Обнял меня и крепко сжал...
И что- то треснуло в груди..
Немало лет уж позади,
Но помнит сердце этот миг, как обнимал меня старик,
А я безудержно рыдал! Тогда я ясно осознал,
Что мы прощаемся навеки!
О, полноводны твои реки,
И широки твои поля, моя родимая Земля!
Из века в век пребудет пусть былинная Святая Русь!
Пусть дышат жаром города,
Ты остаешься навсегда
В сердцах щемящей сладкой болью и, преломив краюху с солью,
Пусть Новый Век откроет двери для Символа Великой Веры!
               





Часть четвертая. «И Веди и Добро Глаголь язык Истории Могучей!»

Как музыку я слушал мерный стук, когда залез в купе на полку!
Казалось, отмеряет  звук, как нитка вдетая в иголку,
Неведомые строки на шитье,
Раскроенном нелепой этой  жизнью
Под голубой наивной синью!
Как мощно прет локомотив по рельсам, брошенным на шпалы!
И иногда чудной мотив нам пропоет металл усталый,
Простонет о своей беде,
О тягостной и злой судьбе!
Но мы летим быстрей вперед, опомниться нам не дает
Мелькание за окном столбов, мелькание лиц, мелькание снов!
А рельсы это наши дни,
Отполированы они
Могучим колесом стальным! Его вращением шальным
Разбросаны по миру стыки судеб, спешим, гадаем - "Что же будет?!"

Нам в подстаканниках звенел некрепкий чай со странным вкусом,
С улыбкою в окно смотрел и было сладостно и грустно…
Каким- то детским чувством полны,
Мы отдались  душой дороге,
Смеялся часто Костя строгий…
На станциях в буфет гоняли, чуть от состава не отстали!
Костян тогда Стоп кран сорвал, как старший прапорщик орал.
Но вот, ватрушки пожевал,
Шутил и сам над шуткой ржал...
Соседи к нам за штопором пришли - я горлышко срубил ребром ладони,
И тут же в гости пить пошли, гуляли вместе на перроне.
Попутчики совсем подпили,
Бороться на руках решили!
Их всех Диана уложила, сказав, что дохловаты мужики,
И только в русских бабах сила, мол соберитесь, слабаки!

С ребятами под вечер побратались, они ушли, а мы остались..
Так ехал бы и ехал целый век! В дороге что ли счастлив человек?
Лежал, мечтал на верхней полке
О том, что будут жизни долги
Людей селящихся у Волги!
И каждый заново найдет свой путь среди родных широт,
И будет честен он и волен и славной Родины достоин!
Ну а пока что все не так,
И жизнь похожа на кабак,
В ней правит жадность, похоть, буйство! И вспомнил с неприятным чувством
Бандита с прозвищем Гудрон, в которого всадил патрон!
Свою он кличку заслужил,
Когда безжалостно залил
В рот должнику расплавленный гудрон, не проронивши даже стон,
Скончался тот в мучениях адских, но крик души, как в страшных сказках,
Летает эхом меж домами!
О Боже что же это с нами?
Живем в угаре и в дыму! И снова едем на войну!
И снова надо убивать! Кого, зачем ? Хочу понять!

Как первая чеченская гремела, мы знали только понаслышке,
Солдаты на ней головы сложили,  позорным миром дело вышло…
Ичкерия расправила свой флаг,
Став независимой де факто,
И беспредел продлился без антракта!
Не удивишь нас беспределом, но горцы в этом русских превзошли!
Работорговля прослыла привычным делом, платили семьи, как могли,
За жизни родичей своих,
Шли по миру порой за них!
Фальшивые купюры, наркота, текли с Кавказа как река,
И веру подзабыв отчизны, чеченцы многие предались ваххабизму!
И вот рванул Басаев в Дагестан
Ему приказ высокий дан -
Построить прикаспийский халифат, и есть какой-то в Дагестане джамаат,
И ждет его раскрыв объятья... На деле же одни проклятья

Раздались в адрес наглых оккупантов, всех злило что Чечня – жених,
Что надо лобызать чеченский грандов, поскольку, мол, просватаны за них...
И вот уж выстрелы гремели,
И беженцы унылой шли толпой,
Вставало ополчение стеной!
Мы прибыли в часть Н в Буйнакске, а в ней царила суета,
Ползли от фронта слухи, сказки, что мол в Кадаре вот беда,
ОМОН из пулеметов расстреляли,
Когда те с помпой подъезжали
Арестовать там ваххабитов. И что в горах стоит зарыто
Как крепость-дот село Карамахи, что там боевиков как требухи!
Им «Фетва» есть на наступление,
Которую Басаев ждал с терпением
От самого муллы «Омара»,  чтобы ударить от Кадара
Разрезать Дагестан разбитый на радость подлым саудитам!

В Генштабе приняли решение - Карамахи под корень разгромить!
Нет времени на промедление и скоро маршем выходить.
Нам в части сделали проверку
По всем армейским дисциплинам -
Сначала  «рукопашка»  под осиной,
Там проводил экзамен старшина, здоров, а у висков уж седина...
Как два быка схватились с Костей, по силе ровня и по росту.
И я соперника крутил,
Но поборовшись, уступил.
Вдруг ринулась вперед Диана " А ну давай-ка на меня!"
"Перевяжи, болит же рана!" - заржала глухо солдатня.
И старшина осклабился, размяк,
И мимо пролетел кулак,
Потом бросок - лежит инструктор и стало как- то не до шуток!
Но старшина сметливый оказался и сделал вид, что сам поддался.

Потом поехали стрелять, пришлось Диану с собой взять...
Нас встретил хмурый капитан, но я поправки рассчитал,
И отстрелялся на четверку,
Потом Диане дал винтовку,
"А ну ка покажи сноровку"
Та начала так вкручивать болты, что стрельбище открыло рты!
Видать талант ей Богом дан" - сказал с улыбкой капитан.
"Полезна будет, без сомнения!"
И к нам отправил в отделение.
А лейтенант со злостью чертыхался, на фронте с бабой оказался!
Потом смирился- есть приказ! И искоса смотрел на нас.
Костян же испытал гранатомет,
И цели поражая влет,
Потом по форме доложил как в армии уже служил , гранатометчиком там был,
Ему привычно это дело, мол можете доверить смело!

Однополчане нас зауважали, уже шутили, руку жали.
Мне выдали винтовку Драгунова, ее к груди прижал я снова,
Как будто встретился с невестой!
Неброско отливая сталью,
Она была моей медалью,
Моей любовью, идеалом! Железным лязгая забралом
Так рыцарь не любил свой меч, башку врагу срубая с плеч!
Тот меч хозяину служил,
И он в бою им дорожил...
А я служил своей винтовке! Тут мало рыцарской сноровки!
Я видел в линиях ее гармонии предвечной бытие!
И цифры для нее считал,
И в чистоте ее держал!
И крепла та любовь день ото дня, уже казалось за меня,
Она решает, как мне быть и где в бою врага сразить!

Наутро вышли маршем до Кадара, пехота села на броне,
На кочках так под зад давало, что было неуютно мне!
Фугаса ждали и засады,
Но дело вышло без волнений,
Доехали без приключений.
Весь день налаживали связь, взаимодействие в бою,
Лицом чтоб не ударить в грязь, задачу надо знать свою!
Командовал здесь Трошев, генерал,
Он дело это крепко знал.
И говорил - позорно и неловко идти на штурм без подготовки.
И занимал спецназ высоты с которых сбили вертолеты!
Беспечность невозможна на войне,
Здесь платишь за нее вдвойне!
Поэтому дотошно наблюдали, на картах цели рисовали,
И ждали с жаром того дня, когда обрушим мощь огня!

И вот рассвет, артподготовка, и дрогнула окопа бровка,
Когда раздался первый залп,  срывая с дома крыши скальп!
И потонуло все в дыму,
Разрывы огненно мерцали
И нестерпимо грохотали!
И нам казалось никому не выжить в бешеном аду!
Обстрел вдруг резко прекратился, лишь ядовитый дым стелился,
И бросили пехоту в бой,
Мы были в линии второй.
Вдруг ожило разбитое селение, и захлебнулось наступление,
И получили мы под дых из точек крепких огневых!
Врагу урон был минимален,
Их пули весело жужжали,
И отступала наша рота с потерями от этих дотов!

Вот это братцы был сюрприз, но это не судьбы каприз,
Ребята нам со злостью рассказали,  район три года укрепляли,
Так ваххабиты крепость возвели в России, а власти щурились бессильно,
И поощряли беззаконие,
От глупости своей безвольной,
Для государства непригодной!
И даже мол правительственный чин им помощь лично привозил!
Наркоторговцам, похитителям людей! Дурак, он хуже чем злодей!
А честные живут в нужде,
И  помощи не ждут нигде!
Достойно тянут свою лямку, встают работать спозаранку,
Пот вытирая трудных дней, растят нам хлеб, растят детей!
Когда война нежданно грянет,
Отцовское ружье достанут
И встанут добровольцем в строй, пойдут вперед в смертельный бой.
О честных власть не вспоминает, когда штаны свои латает!

Бандиты тихо не сидели, в Каспийске подорвали дом,
И блокпосты уже вспотели атаки отбивать с трудом!
На этом новом направлении,
Просили очень подкрепление,
Но Трошев оборвал хотение-
«Не надо силы распылять! Врага здесь надо добивать!»
И мы пошли на новый приступ, но дело двигалось не быстро.
Снарядов два вагона расстреляли,
Но оборону не взломали,
И в лоб тяжеловато что-то атаковать систему дотов!
Нам  надо выбить первый дот, чтобы другие брать в обход.
В дыму и пыли мы вошли в Карамахи,
В развалинах позицию нашли,
Я наблюдал, Диана наготове, в тяжелой каске, сдвинутой по брови,
Готовил Костя свой гранатомет, чтобы пустить гранату влет.

Заметил блик от дульной вспышки, вот ты дружочек где засел!
Как печь воскресная коврижку поправку выдал на прицел,
Диана бьет и пулеметчик замолчал,
Но снайпер выстрелил зараза,
Летит заряд к нему на базу,
Гранату  Костя положил, и этот дот свое отжил!
К нему рванул скорей наш взвод, ну, наконец, идем вперед!
Я полз неистово дыша,
В двух дюймах пуля то вошла
От  головы моей в кирпич, хлестнул мне в щеку точно бич
Кирпичной крошки грязный гейзер и с кровью смешанный донельзя,
Тек из под каски липкий пот!
Плевался, вытирая рот,
Я в доте вражеском разбитом, теперь дорога нам открыта,
Нас танк поддерживал огнем, всадив снаряд в бойниц проем!

Вот это точность, обалдеть! Ну любо дорого смотреть!
«Стреляет так один Капустин, теперь врага мы не отпустим,
Ему наложим горбыля!»
Сказал нам взводный улыбаясь,
И мы, танкистом восхищаясь,
Вперед рванули к новой цели, туда успели еле-еле,
Как начал контратаку враг,  цевье до боли сжав в кулак,
Я поливал из автомата,
Координаты бросили ребята,
И вскоре залп раздался минометный,  боевиков накрыв зачетно!
Немногие остались живы, назад поспешно отходили,
Мы проводили их огнем
Винтовку высунув в проем
Без промаха Диана била, троих уж точно уложила,
Приладил взводный пулемет… Похоже наша здесь берет!

А через день в Карамахи войска заняли все высоты,
В ущелье поползли боевики и прилетали самолеты,
Бомбили там врага скопленье.
Валялись трупы, много пленных,
Оружия, трофеев ценных.
Наемников здесь много воевало, они сдаваться не желали,
И застрелили мы арабского парнишку вместе со снайпершей латышской.
Все это было странно, дико!
Война устала быть безликой
К нам обратив свои гримасы, среди растерзанного мяса!
Бандиты побежали в горы, их добивали там дозоры,
С отарами уйти пытаясь,
Боевики под шкуры зарывались,
И так ползли среди овец! Кто хочет жить, тот молодец!

Но отчего же мирно не живется? И плач над миром раздается,
Пока в чужую шкуру рядится хищник озверелый,
И доверяет ему сдуру народ безликий, онемелый,
И позволяет надругаться,
Над совестью, над Верой, Правдой,
И словно оглушен отравой,
Идет вперед  на злую бойню, и имя помянув Господне,
Прозреет лишь у смерти в лапах! Распространяя странный запах,
Ползет война вдоль рек в долины,
Согбенные кривые спины
Бичует огненной веригой! С открытою приходной книгой
Стоит паромщик в капюшоне и души лезут обреченно
В его облезлый старый струг,
И кто-то обернется вдруг,
Рванется к милому подворью… Но словно побежденный хворью,
Потупит сокрушенный  взор! Взяв на себя чужой позор,
Герой предстанет пред Судьей и с непокрытой головой
Пойдет к Чистилища твердыне, но жар его души остынет,
Когда Минос свой хвост завьет,
Отправив множество солдат
В жестокий беспросветный ад!

В разгромленном, разрушенном селении мне вспоминались беженцев глаза
Когда пред нашим наступленьем и женщин и детей вела стезя
Из стен добротных и достатка
В гнилую странников палатку!
В глазах их – ужас и Кадар, надолго опозоренный мужьями…
Но не запятнан млад и стар мужскими грязными делами!
Безвинный получает наказание,
И смутное души терзанье
Уже тогда мне доставляло боль! И Веди и Добро Глаголь
Язык Истории могучей над Рока черной грозной кручей!

Войска устали после боя, переживали боль потерь,
Мы живы, нас как прежде трое, и это счастье, ты поверь,
Читатель мой, излишне строго
Взирающий на тайный смысл
И ищущий живую мысль!
А я доволен был вдвойне, пославши нА дом телеграмму,
«Ваш сын живой, он на войне, стоит за Русь на поле брани!»
Меня Диана отругала,
«Ты как облезлое мочало,
Дерешь родителей по сердцу, неблагодарный гадкий сын!
Им бы под старость обогреться! Да кто тебя чему учил!
Беречь их надо и жалеть,
И неча попусту трендеть,
О разных там в бою геройствах, ты что  забыл о важном свойстве
Большой родительской души? Для них солдаты – малыши!»

Она права, я это знал, но так хотел, чтоб мной гордились!
И разозлился, резко встал, пошел во двор.  По сетке вились,
Изящные побеги винограда,
Висели гроздья надо мной,
Там кресло подтянув ногой,
Уселся, вынул томик Данте и …Проходя земную твердь,
Имел надежного гаранта, что путь мой верен будет впредь!
Гора Священная пред нами,
И адскими пройдя кругами
Душа надеждою полна, спешим, усталости не зная,
Туда где бурная волна  подхватит челн к другому краю,
Когда блеснет заветный луч
Спасенья между черных туч!
А может быть, подумал я, дана фамилия моя
Чтобы найти заветный берег и буду Волгин все то время,
Пока Чистилища тропой пройду, смывая грех долой!

Вдруг рядом капитан подсел, «Ты что читаешь тут пострел?»
Вскочил я резко, по уставу,
Но тот махнул рукой – садись,
Ну, расскажи какая жизнь.
Смотрел он прямо, не мигая, и как-то взглядом угнетал.
«Гляди ж ты, книга-то какая!»  - и из штанов пузырь достал.
«Башка не ломит от стихов?
Давай накатим! Будь здоров!»
«И вам я здравия желаю, и пусть Господь вам помогает!»
«На Бога нам одна надежда, не та страна, что была прежде!»
Сказал угрюмо капитан
И опрокинул свой стакан.
«Я –Леонид.» «Я – Родион.» «Сюда от нищеты иль сдуру?»
«По воле тех, с кем не знаком.» -ответил тихо я и хмуро.

Мы помолчали, он налил… «Давай-ка говори нам тост!»
«За то, чтоб победили мы,  поднялись снова в полный рост,
Забыв о горьком поражении,
О том, что сдали врагу Грозный,
Мир запросив, пока не поздно!»
«Ну за победу выпью я! Но ты наслушался вранья!»
Ответил резко Леонид. «Не верь тем, кто так говорит!
Так брешут те, кто не был здесь,
И те, что потеряли честь!
Да, генералы поспешали, сначала в Грозном налажали,
Но мне свидетель Григоращеко распятый, в окне на площади проклятой,
Дудаевцев всегда мы побеждали!
Они от нас в леса бежали,
Мы взяли Грозный, Ведено, Бамут сначала неприступный
И у войны виднелось дно, когда мы жали неотступно!

Враги тогда пошли на подлость, и, позабыв про честь и  совесть,
Пленили женщин и детей, рванув в Буденовск без затей!
Взяв там в заложники больницу,
Грозили всех перестрелять,
Коль от Чечни не двинем вспять!
Позорно дрогнули в Кремле, бандитов стали умолять,
В прямом эфире по ТВ решили  это показать!
Там деятель один есть, Березовский,
Так он подсуетился ловко,
Вопросы быстро порешал, видать давно бандитов знал!
И вышло - население беззащитно! Боевики уехали открыто,
Оставив трупы грязь и слезы,
И вот уже была заноза,
Что армия не может защитить, что надо лебезить, просить!
И знает каждый, кто служил, силен наш фронт, дыряв наш тыл!

В Аргун бежал разбитый враг, мы там его хотели добивать,
А за спиною  был бардак, такую гниль разлили, твою мать!
Писали кучу подлого вранья,
Про армию, про ситуацию на фронте,
Подонок всякий лез «Чего извольте?»
И отрабатывал заказ, глумился и позорил нас!
А мы боевиков за горло взяли, в Аргун для вида наступали,
А сами шли в обход по горным кручам, десант там высадили тучей!
Да, Трошев четко все задумал,
И в лоб врагу уперлось дуло!
Я был со Звягиным, майором, в ущелья узкой горловине
Дудаевцев сковали боем, пока десант зашел им в спину!
Жестокий был, геройский бой,
И в нем погиб каждый второй!
Но вот, готов десант а атаку! И что случилось, угадай-ка?
С боевиками заключили перемирие! Ну есть ли подлость хуже в мире?!

Лежат убитые бойцы, в горах засела десантура,
В Кремле же сдались храбрецы, штаны свои обгадив сдуру,
Им в уши бил такой поток,
Вранья, угроз и прочей дряни,
Что эти дурни сдались сами!
Ну, слава Богу, был в Генштабе Куликов, и дал приказ атаковать!
В горах у нас до двух полков, не вечно же им там стоять!
Мы на Шали скатились как лавина!
Боевики нам показали спину!
Что  тут в эфире началось! Над нами небо затряслось!
Их вожаки в Москву звонили, и дико в трубку голосили,
«Ну что, дождались Бонапарта?»
Дошел там Ельцин до инфаркта,
Боялся, что его сместят, и консулат провозгласят!
Ну, Куликову это не простили, потом из штаба удалили…»

В моей руке застыл стакан, в него опять налили водки…
«Прости, я этого не знал, другие доходили сводки!
Давай помянем мы солдат,
Жизнь положивших за отчизну,
Нам вслед глядящих с укоризной!»
Стаканы осушив до дна, мы пожевали винограда.
«Скажи-ка мне, а чья вина, что Грозный сдали этим гадам?!»-
Я пьяным голосом спросил.
И Леня трубку закурил…
«Как объявили перемирие, боевики с ущелья утекли,
Ну и сидели тихо, смирно, группировались как могли,
А в нашей армии разлад,
Идут приказы невпопад!
Войска по всей Чечне стояли, а Грозный слабо охраняли,
И мимо блокпостов прошли, скопившись в нем наши враги.

Потом с утра как вдарят разом! Вот перемирие вам зараза!
Одно предательство кругом!  Беду приводят к себе в дом!
Ребята в Грозном смело отбивались
А что еще им оставалось,
Стояли, кровью умывались!
Служил там Гинтер, друг мой добрый, в боях заметки написал,
Душевно написал, не гордо. Я сердце рвал когда читал!
Еще сражения горели,
А те орут – «Вас одолели!»
Мол, взяли площадь и дворец! Мол, вы разбиты наконец!
Опять вранье, опять понты, опять бандитские мечты!
Мы подтянули к Грознову войска,
И тут врага взяла тоска,
Он понял, что надежно окружен, и что полез зря на рожон!
Все силы их  стояли в Грозном и трепыхаться было поздно!

Им Пуликовский ультиматум дал – немедленная сдача или шквал
Огня до полного разгрома, без компромиссов и уклонов!
Хороший Пуликовский генерал,
Как человек спокойный, скромный,
Живет один с бедой огромной,
Похоронил в Чечне он сына, простого боевого офицера,
На марше тот погиб в машине и воевал достойно, смело!
Так что не верьте мужики,
Что генеральские сынки
В тылу сидят и водку пьют, пока солдаты кровь здесь льют.
У генералов боевых сыны воюют за двоих!
Враги перепугались, задрожали,
И  донесения побежали,
Что командир наш обезумел, и что в России будет буря
Терактов, крови и позора,  и что случится это скоро!

А враг сидел у нас в руках! Забудьте на войне про страх!
Воюйте честно, до победы, как нас учили наши деды!
А здесь случился просто сюр,
К нам из Москвы явился Лебедь,
Любовь и мир в Чечне посеять,
С ним подвизался Березовский, шуршал в костюмчике неброско!
И ультиматум отменил! «Да лучше б ты себя убил!» -
Ему начштаба прокричал,
А Березовский им сказал -
«Я вас, и армию всю вашу, генералы, куплю, продам по десять раз!
Не доводите до скандала, вы, солдатня, никто сейчас!»
В моей руке стакан дрожал,
И я, набычась, отвечал -
«Да застрелили бы его, сказали бы, что это террористы!»
-«Ты в общем парень ничего, но рассуждаешь больно быстро!»

Мне Леонид сказал, похлопав по плечу. «Давай я лучше помолчу,
Подумай сам, ответ то есть, у тех людей еще есть честь!
Они росли в стране великой,
Служа в строю из года в год
И подлость не пускали в ход»
Продолжил Леонид и вновь налил… И молча я стакан опустошил…
И взглядом упирался в землю, которая безмолвно внемлет
И лжи и правде, и геройству!
О, как обрел я это свойство
Не принимать молвы людской, наотмашь бить любой ценой?
Земля, земля… ты все простишь, и снова урожай родишь,
Людей накормишь нерадивых,
Жестоких, подлых и гневливых!
По небу прошумит гроза, падет невинная слеза,
И снова красота цветет, и верит в лучшее народ!

Когда от дум очнулся - вздрогнул –« А Леонид уже ушел!»
Да, уходить так по-английски, подумал я -  нехорошо!
А может чем его обидел?
Шла кругом спьяну голова,
И я стоял едва-едва…
Приполз в палатку на бровях, и Костя выговаривал Диане-
«Нельзя стыдить так при друзьях, а то еще пьянчугой станет!
Болит его душа, пойми,
И свой напор охолони!»
«Болит», - я пьяно подтверждал, и как баран башкой качал!
И было мне ужасно плохо, лежал, стонал «Ну что ж не сдох я?»
А протрезвев, подумал так-
«Какой, Диана, я дурак!»
Винился зло и простодушно… «Диана ты меня послушай!
Зачем нарушил свой обет? Для водки в жизни места нет!»

Она меня по-братски утешала, а я занудствовал сначала…
Но тут вошел тревожный Костя – «А ну кА встать, идут к нам гости!»
Вошел в палатку лейтенант,
«Вас забирают в часть другую,
С приказом спорить не могу я.
Пройдете переподготовку, освоив новую винтовку!»
Собрали мы нехитрый скарб, холодный слопали кутаб,
И катим дальше на броне,
Собой довольные вполне!
Нас встретил мрачный Леонид, я ошалел и поперхнулся!
«Ты почему солдат небрит?» - сказал он мне  и улыбнулся.
«Готовим снайперский отряд!
Сюда не брали всех подряд!
Освоим мы винтовку «Взлом»! Так, шаг вперед кто с ней знаком!»
Шагнули трое, с ними   Костя.. Вас жизнь не удивляет? Бросьте!

 Поэт сказал – «Живи и удивляйся, и эти даром наслаждайся!»
Но удивлялся я недолго, скорей бы  уже стрЕльнуть только!
Мне новое ужасно интересно,
Люблю учиться, постигать
Ничто не в силах удержать!
Винтовка Взломщик –  не обычный болтовик, а автомат с усиленным патроном,
На две версты стрелять я не привык, и ввел поправки методом знакомым,
«Играет роль снижение горизонта,
Так что давай кА, Родион, без понта
Используй специальный калькулятор, и спрашивай, что не понятно!»
Сказал мне Леонид сурово. Ну вот прицел настроил снова,
Винтовки мягкая поддержка,
Мишень, дыхания задержка!
Раздался выстрел… Твою мать! Вот идиот! Ну Что сказать?!
Приклад с жилета соскользнул, прицел  по глазу долбанул!

Отдача мощная была, прошила мне лицо игла…
Перед обеденным привалом я всех смешил своим фингалом!
А Леонид шутил-
«Ну как иначе?
Мишени тоже дают сдачи!»
Потом отвел меня в сторонку, спокойно объяснил и тонко,
Что эти случаи бывают и мне комплексовать не надо.
Суровы были тренировки!
Уроки горной подготовки,
Стрельба и тактика движенья, сапера чуткое уменье,
Все пригодится на задании. Мы прилагали все старание!
Ну и конечно рвались в бой!
«Да подожди ты, милый мой,
Вам будет важное задание, учись и не психуй заранее!»
Так говорил мне командир и подшивал я свой мундир…

Страх выстрела почти ушел, смотрю не щурясь я в прицел,..
«Эх Родя, как нехорошо, что мы сидим здесь не у дел!»
Сказал мне утром
Хмурый Костя ,
«А там ребята, со всей злостью
Опять штурмуют город Грозный ! Эх нам бы в бой пока не поздно!
Туда где командиром Юрий Эм! Врага громит он без проблем!»
Но без приказа нет движенья,
И вот узнали мы с волнением,
Что Грозный наконец то взяли, боевики стремглав бежали,
Их завели на минные поля, и встала дыбом там земля,
Потом Камазы трупов загружали,
Басаеву там ногу оторвАло,
Но все же он ушел в прорыв, и полегли, его прикрыв,
Боевики отряда «Янычар», самоотверженно, как встарь!

И вновь враги пошли в Аргунское ущелье, другого нет у них пути
Чтоб пережить разгромное похмелье, от поражения отойти!
И снова там сгруппироваться,
Исподтишка атаковать
И отступивши выжидать.
В горах, до Грузии соседней дорога есть на Таблихи,
Трудом рабов, несчастных пленных, построили ее боевики.
По ней из баз идет снабжение,
Течет рекою груз военный.
«По ней ударить нужно нам, на это я приказ вам дам!
Придется други постараться, успех десантных операций
От быстроты зависит сильно,
Работы требует двужильной!»-
Сказал полковник на собрании, и мы собрались на задание.
Теперь мы – снайперская тройка и не скрипит под нами койка!

Спим прямо на сырой земле в тумане, в непрозрачной мгле.
Как рассветет, нам до горы Альпийской от высадки шагать не близко!
Навьючен грузом Костя – командир,
Диана ствол несет  - стрелок
Я затерялся между строк,
Несу приборы, дульный тормоз, осуществляю наблюдение,
Ищу в траве растяжки волос, определяю направление…
Работы много у меня,
Как выбрать линию огня,
Определить все цели точно, насколько укрепления прочны,
И разработать план стрельбы, на карте начертить углы
И дать наводку пушкарям,
Все это должен сделать я!
Поправки надо рассчитать, тут важны ветер, расстояние, вес патрона,
Температуру надо знать и возвышение на склоне!

Но вот, поправки введены, бьем по горе мы Гойтенкорт!
О, как враги удивлены, напрасно строили там дот!
Прошито толстое железо
Как масло «Вломщиком» стальным,
Из дота валит едкий дым,
Боекомплект задело пулей! Еще огонь в осиный улей!
Стрелять вот так на две версты, задача вам не из простых!
По нам влупили минометы,
Но с очень сильным недолетом!
Тут мы их быстро засекли, огонь с вертушек навели,
И минометы замолчали и больше нас не доставали.
Три дня работы трудной, адской
Три дня борьбы, поддержки братской
И наш отныне Гойтенкорт, последний уничтожен дот.
И со спокойною душой десант послали основной!

За сутки завершили переброску, пусть сине-белую полоску
Согреет жар сердец горячих, пусть нам сопутствует удача,
Когда обрушимся нежданно
С хребта в Аргунское ущелье!
И горькое отведав зелье,
Скривится  злобное лицо врага от ярости бессильной!
Побольше дела, меньше слов, в зловещей тишине эфирной,
Ударили колонны на Шатой!
И вот, врага ломая строй,
Пошли в большое наступление, боевики попали в окружение,
С потерями оттуда прорывались и по ущелью заметались.
В Генштабе это ясно понимали
И  все пути перекрывали.
Аргун пусть станет им ловушкой, и там возьмем врага на мушку!

А тем из гор в долину надо и рвались бешено отряды
По руслу на Шатоаргун и на приток Агубозол,
Но разбивался их бурун об нашей обороны мол.
Огнем разящим и кинжальным
Десант их сбрасывал назад,
Снарядов смертоносный  град
Летел врагам  от пушкарей за перевалом… Да, потрудились мы недаром!
И наконец-то пал Шали, боевики скопились в Улус-Керте как могли,
Стеклось туда их очень много,
И выбрав наугад дорогу,
Они пошли в отчаянный прорыв, шестую роту осадив
На безымянной высоте, и вот на нашей частоте,
Открыто в рацию хрипят -
«Эй гоблин, пропусти отряд!»
А им в ответ – «катитесь к черту!», он вас возьмет в свою когорту!
«Здесь не пройдете и конец!» И воздух разорвал свинец!

Ребята там вели неравный бой, едва успевши с марша закрепиться,
И в наспех выдолбленной точке огневой им оставалось только материться!
Их накрывали плотно минометы,
Враги открыто перли на рожон,
Но падали сраженные на склон!
«Сдавайтесь, или перережем вас!» - в эфире дико надрывались,
Но рота выполняла свой приказ и все самоотверженно сражались!
 Отбитая атака, артнаводка,
И вот боевикам заткнула глотку
Снарядов туча из-за перевала, земля от взрывов дыбом встала,
Там раненых, убитых до двухсот! Отряды двинули в обход!
Так жаждал враг побитый драки,
Что продолжал свои атаки!
На выручку шестой рванула третья рота, но через реку нету брода!
Блокирован приток Агубозол, врага там мощный встал дозор!

Чтоб русские сдались? Такого не бывало! К друзьям прорвался Доставалов,
С одним лишь взводом, поздно ночью, но все ж позицию упрочил,
И вновь кипит неравный бой,
Атаки с разных направлений,
Идут в одно и то же время,
И вот дошло до рукопашной, но поддержали пушкари!
Героям умереть не страшно! Эх простоять бы до зари!
Но на заре майор Евтюхин,
По-офицерски коротко и сухо
Огонь направил на себя! Снаряды, в воздухе паря,
Прошелестели над долиной и вот обрушились лавиной
На безымянной высоте!
Мы проходили места те,
Вослед упорной третьей роты, прорвавшейся под вечер к месту боя,
Прошибло нас холодным потом, от тех картин встававших чередою!

Смотрели мы на скошенные буки, лежащие как мятая трава,
От взрывов разметало ноги, руки, лежали мертвые тела,
Наш командир Евтюхина нашел
И опустился на колени,
И у него на шее вздулись вены!
Рыдая над покойником беззвучно, он гладил голову его,
"Покойся с миром, друг мой лучший на этом берегу крутом!
Рожден ты был для чести и для славы,
Для подлой мелочной отравы
Закрыто было твое сердце, зато открыто для любви!
На вас не мог я наглядеться, когда с женой вы в парке шли!
Вы жили скромно, прямодушно,
И радости простой послушно
Стучалось счастье в вашу дверь! Увы, все кончено теперь!
И нет от горести спасения! И в почести не сыщешь утешения!

Сейчас уж времена не те! Героев раньше приносили на щите,
А нынче люд набитый ватой, посмотрит только виновато,
Промямлит может пару слов
И отползет опять к корыту,
В него залезет мордой сытой!
Эх, не в чести теперь мундир! Когда -то зван на каждый пир,
В наш век он воина клеймит, и как проказой залит,
Наш воин мнется  в камуфляже!
Никто не ценит его стражу!
Не нужно о войне напоминать, тем кто желает потреблять!
Они косятся пьяно морщась, лежат в карманах их топорщась
Кредитки, разные счета,
Ушла из жизни простота!
И Мужество и Честь и Слава, все кажется пустой забавой!
Все кажется пустой игрой за повседневной суетой!

А ну ка поднимает тело!" – закончил резко Леонид
И, вздрогнув, взялись мы за дело имея виноватый вид…
На каменистом возвышении
Мы расстелили красный флаг,
На нем лежит Евтюхин Марк!
А мир как будто шел по кругу, и теплый воздух поднимался
От камня отскочив упруго, залп гулким эхом заметался!
Плеснули спирта по стаканам…
Молчали, в горле комом встало
И горе, и желание мстить, молитву Костя начал говорить…
Вот выпили и горло обожгло, смятение первое прошло.
Сурово молвил наш Комбат
«Тут лучшие сыны лежат!
Твои о матушка Россия! Тебе служили, что есть силы!»
И застучала фляга снова… Вперед я вышел – «Дайте слово!»

«Здесь полегли десантники из Пскова на этой тягостной войне,
В Урочищах Аргунского ущелья вы с честью протащили на спине
Свой тяжкий крест
Бойцы и офицеры шестой роты!
Разбилась как волна о ваши доты
Лавина яростных атак, не отступивши ни на шаг,
Вы все погибли, но враги  над вашими телами не склонились
Остановившись у невидимой черты, переступить которой не решились!
Не только охранили вы Кавказ
Ваш подвиг пробуждает в нас
Духовной жажды чистое дыханье! Грядущим поколеньям в назиданье,
От доблести Российской заблистал, родник среди суровых серых скал,
Как слезы Ваших вдов , его вода – живая,
Она народа души омывает,
И каждому понятен свой предел, тот за который отступить уже нельзя,
Когда стоять за Родину и Веру нам выпадет нелегкая стезя!»

«Ты парень мастер говорить, дай Бог тебе еще пожить!
Читаешь книжки, грамотей, из образованных людей!
Ты хорошо сейчас сказал!
Скажи мне, чтобы понимал,
Тебя-то кто сюда послал?»-
Так Леонид спросил сурово и на плечо мне руку грохнул.
«Отвечу. Под судьбы покровом, души росток пусть не засохнет,
Не зная своего пути,
Мне с вами довелось пройти,
Чтоб искупать свои грехи, чтобы в огне войны я смог
Коснуться праведной руки и отплатить нелегкий долг!»
Еще минуту помолчали,
И землю взглядом ковыряли
Потом пошли за дело взялись, часы до марша оставались,
И грузом понавьючив спину к обеду двинулись в долину.

Ребята все горели местью, метались за рассеянным врагом,
Его отряды бились с честью, бывает перли на пролом,
Другие в горы уходили,
Их накрывали минометы
И добивала там пехота.
Со склона так на перевале в ущелье сбросили колонну,
Прицельным залпом враз достали, ни крика не было, ни стона!
Пока метель не замела,
Вонь из ущелья злая шла…
А по равнине шел Шаманов, и все сметал своим катком,
Он был суровым генералом, такой не спорит ни о чем!
 И в Комсомольское Гелаева загнали,
До тыщи там штыки держали,
Но под напором нашим жестким на щепки разлетелись доски,
А отступающих волну накрыли четко Точкой У.

После разгрома в Комсомольском горячая закончилась война,
И пусть ушел Гелаев скользкий отряд его разбит до тла!
Устав от боя, мы пришли к КП
А там царил нервоз какой-то,
Ходил в простой ветровке кто-то
И на зануду рыбака, похож бы был наверняка,
Когда б не Стечкин в  кобуре, на странном и витом шнуре.
Кричит нам «Смирно!» Леонид
За рыбаком скорей спешит…
«А Это кто ?» спросили мы у лейтенанта. «Да это генерал Булгаков!»
Наш легендарный генерал, который Грозный штурмом брал.
В военном деле это гений!
Гусей он ставил в охранение!
«Ты шутишь?» - «Да какие шутки, у птиц у этих слух то чуткий!
И обнаружили врага, а мы разбили его в дым! Не зря спасали гуси Рим!»

Построилась вся наша рота, стоим, лоснятся лбы от пота,
И нам сказал тогда Булгаков – «И здесь сходили мы в атаку,
Но впереди последний бой
 С войной прощаться рановато!
Теперь для храброго солдата
Она становится сложней! Идти под спудом долгих дней
Вам предстоит, вот в чем беда! И ждать удар из-за угла!
На это надо много мужества и чести!
Вы мое слово крепко взвесьте,
Не стоит рано расслабляться, тогда уж лучше увольняться!»
«Вперед, кто верит в свою силу!» И вот уже «Служу России!»
Летит над нашим дружным строем,
«Мы брали города здесь с боем,
И не уйдем, покуда мир не воцарится над всей чеченскою землей!»
Кричим «Ура» и дым клубится над полем брани боевой…

Повержен флаг с бродягой волком, над ним российский триколор!
И в памяти вдруг сон обломком! Гадал о нем с тех давних пор!
Так вот он волк его нашел я!
Но что-то говорило мне,
В душевной тайной глубине,
Что этот волк, увы не тот, он никуда нас не зовет,
А отступает грозно скалясь, в его глазах лишь только ярость!
Тот волк из сна звал за собой,
И был он огненный, другой…
Эх, погуляю я по свету, найду ответ к загадке этой!
Пошли мы маршем в Ханкалу, как нитка вдетая в иглу
Тянулась длинная колонна
И вдруг разрыв, стрельба и стоны!
Фугас под нами подорвали и подпалили зажигалки,
Враги почти в упор стреляли и сразу развернули пятки!

По ним огонь! Но многие ушли…. У нас серьезные потери….
Войну мы до конца не довели, теперь и я Булгакову поверил!
А в Ханкале построили солдат,
К нам прилетел какой-то Путин,
Он стал премьер, как хочет крутит
Делами важными в Кремле,  пока Борис в запойной мгле.
Премьер на Сушке прилетел, вторым пилотом взял и сел,
На небе вырезал полоску,
А выглядит совсем неброско!
И как-то мямля говорит, но в точку метит, не юлит!
Сказал нам Путин – не отступим, того что было не допустим,
И не напрасен ратный труд,
Вас за спиной не предадут!
А рядом с ним расправил плечи Трошев, и встал как будто сбросил ношу,
И грянуло могучее Ура!!!! В казарме мы кутили до утра!

Решили все – контракты продлеваем, врага под корень добиваем!
Под звон гитар и кружек лязг пошел солдат в веселый пляс!
А через день мне принесли письмо,
То пишет Карпов, дед любимый
«Ну как воюется сынок, в года бесстыжие глухие?
Ты Родя там Диану береги! Война не женская забота,
Тебе ведь я не говорил, все недосуг бывало что-то…
Но в роте нашей снайперша была,
Из трех девчат одна жива,
Подружек ее Фрицы растерзали, когда под Курском наступали,
Поймали вечером в засаде! Скажи какого ляда ради
На фронт девчонок посылают?
Ну что творят? Дрова ломают!
А Вера крепко воевала, и дело это понимала!
На первой лежке просидела до зари, так закусали комары,

Что не могли ее узнать, пехота та конечно ржать,
Но надавал им по шеям, и Верой занимался сам!
Мы с нею были неразлучны,
Я, знаешь, так ее любил,
И близок был уже Берлин,
Когда троих ребят из взвода немецкий снайпер пострелял!
Она пошла гасить урода, я в штабе был, того не знал!
Полдня в засаде пролежала,
Видать уж носом заклевала,
Вдруг кто-то с дерева ползет, и получает пулю в лоб!
Но то денщик был, твою мать, таскал ему наверх пожрать!
А снайпер с дерева засек
И щеку пулей ей рассек,
И челюсть крепко раздробил, она упала вся в крови,
Но на позиции осталась, упорно шанса дожидалась,
И долго истекая кровью, поймала среди веток блик,
И с ровной дырочкой над бровью, издав предсмертный хриплый крик,
Свалился оберлейтенант,
С винтовкой и крестом железным
Уже для славы бесполезным!
Матерого врага сразила! Дойти к своим хватило силы!
И там упала без сознанья. Хирург наш прилагал старанье,
Но рана трудною была,
Попутка Веру увезла
Лечиться долго в тыл глубокий, стал без нее я одинокий,
И не было мрачней соседа на светлом празднике Победы!
Без Веры радости мне нет!
Пишу и не идет ответ!
Она калекой осталась, писать мне долго не решалась,
Но вот читаю – «С сего дня живи любимый без меня!
Я буду для тебя обузой, немой калекой, лишним грузом.
А ты -здоровый и хороший, смотри вперед, забудь о прошлом!»
И адрес свой не написала,
О Господи меня прости,
Не смог, не смог ее найти!
Прожил без Веры бобылем… Не многим рассказал о том…
А вы вернитесь на круги! Друзей для жизни береги!»
Читал письмо и чуть не плакал,
Как кот чесал затылок лапой…
Чиркнул и Коля пару слов, что он богат, красив, здоров.
Что за бахвальство твою мать! Я Нюре кинулся писать…
А Карпову вымучивал ответ,
Мол благодарен за совет…
Письмо вернулось мне обратно, увы, не стало адресата.
И помянуть родной нам прах залп прогремел в крутых горах.

А Нюра, слава Богу, отвечала, тянула длинное мочало,
О чем – в упор не понимал, хотя пять раз перечитал!
Но главное – пришло письмо из дома!
Пакет, толстенный как донос,
В палатку Леонид принес.
На дюжине листов ответ. Еще бы, мамочка - доцент!
Ее письмо с трудом читал – садился, снова привставал…
Да, оплеухи страшней нет
Чем мамин искренний совет-
«Ты увольняйся, лучше будет! Из-за тебя погибнуть могут люди!
Оружие не стоит брать, его ты можешь поломать!
Не забывай о гигиене
И не сиди подолгу в пене!»
Про брата долго, что дурак, родил троих, а все никак
Не станет доктором бедняга, и копит деньги будто скряга!

Эх, нам друг друга не понять! Мне в охранение вставать…
Потом немедленно на марш, а на обед консервный фарш!
Кругом огонь, растяжки, мины
И подлая стрельба из-за угла!
Куда судьба нас завела!
Война не доблестный поход, а трудная и грязная работа,
Мы проходили ее вброд, стараясь до седьмого пота!
И вот однажды на привале,
Чтобы друзья не доставали,
Я вновь «Чистилище» открыл, правдиво Данте  говорил,
О гневных, что влачатся в едкой туче тропою узкою вдоль кручи!
Их тени так окутал дым,
Как гнев мешал идти живым!
Но мы еще на этом свете! Просвет нам видно в тучей этой,
Только врага мы ищем в нем, все остальное – под сукном!

Все остальное - за завесой ожесточенья наших душ,
Так не гонялся за повесой от ревности взбешенный муж,
Как мы гонялись за врагами!
Давили их поодиночке,
Расплаты дату не отсрочит
Их подлый и змеиный нрав, который на руку не чист!
И вот, закручен как удав, лежит кровавый Тракторист!
Он резал головы солдатам,
И пленным говорил ребятам -
«Мол, отрекитесь от Креста, и проживете лет до ста!
А сам на видео снимал! Тех, кто отрекся, продавал
Служить рабом до смерти скорой,
Другим же на заре багровой,
По горлу проводил ножом! Теперь же щерится ежом,
Скулит собака, хочет жить! Как хочется его убить!

Но мы не можем казнить пленных, и жизней их совсем не ценных,
На свою совесть не берем, сдадим и дальше в бой идем!
И Минуло почти два года
На этом непростом пути,
И мне хотелось отойти
От этой страшной черной гонки! Но гляну на Диану только,
Как гневом взор ее горит, так сердце больше не болит!
Диана, грозная Диана!
В войсках звалась она Диманом,
И многим было невдомек, что рядом с бабой он прилег…
Тут с ней история была, дошла к полковнику молва,
Что мол в спецназе баба служит,
«Кто с головой у нас не дружит?»
Полковник бешено орет, ну и к себе ее зовет,
У той на лбу шрамина страшный – задел осколок от растяжки,
На голове короткий ежик, без пальца левая рука,
И глаз упорный смотрит строго, по цели бьет наверняка!

Полковник встал и растерялся
Смотрел, лоб хмурил недовольно,
Вздохнул и… дал команду «Вольно!»
Охотились тогда за палачом, которому все было нипочем,
Он хвастался своим призваньем  и  ускользал от  наказанья.
И лично запытал две сотни человек!
О, наш несносный страшный век!
Отводят люди взор от горя, страданий жутких  и смертей
И плавая в житейском море, о гуманизме льют елей!
А здесь в горах, в подвалах темных
Садист пытает заключенных,
Украденных для выкупа иль пленных… Никто уж  не спасет их бедных,
Ни толстый кошелек, ни слезы, статьи в газетах, просьбы и угрозы…

Кавказ, как ты дожил до этих дней, когда на площадь 3-х богатырей,
Невольников для торга выводили?! Зачем мы Бога прогневили,
И в городах цветущих наших
Разрушен вековой уклад
И в душах и в умах разлад!
Но некогда нам долго рассуждать, за правду надо воевать!

Загнали палача в селение родовое, там женщины полночи воют,
С утра кипит жестокий бой,
Ответят гады за разбой!
Но бьются те с отвагой обреченных, и целят в нас из окон  закопченных…
Вот подтянулась наша рота, врага накрыли минометы…
Но все еще стреляют черти,
Недолго им гулять до смерти!
Последних трех добили у реки, они тащили чудаки,
Убитого садиста в горы, спасали его тело что ли?
Вдаль волокли на ватном одеяле… Мы рядом полминуты постояли,
Не зная что тут и сказать… Сошла с ума  лихая рать!
И прикипела к страшному злодейству
Своей погибшею душой!
Труп этот гирею большой
Их тащит в беспросветный ад! Оттуда нет пути назад!
И верность душегубу командиру не возвратит им честь мундира!
Хоть говорят, не имет мертвых срам,
Нет оправдания делам,
Которые творили черти эти и хуже их поищете на свете!
Свершилась праведная месть, но на душе как будто жесть
Скрипела под железкой ржавой!
Мы воевали не для славы,
И не нужны нам ордена! Долги заплачены сполна,
Но на душе - опустошенье, а в сердце - горькое смятение,
Взираем мы на род людской с какой-то странною тоской…

Три года скоро мы в строю, в походах, в яростном бою…
Нам просто надо отдохнуть…
И командиры это понимали,
Нам отпуск долгий насчитали,
Потом на переподготовку, осваивать экипировку…
Ждем увольнительных на базе в Ханкале. Зарылся как хорек в золе
В бумажках наших мелкий чин
-«Так сколько прослужили зим?
Ага вам дали много новых льгот , на отдых аж рублей шестьсот!
Вы не подумайте что в день!» - ну что еще за дребедень!
Зарплату же приличную платили,
Вся на счету и нам ее  хватило!
Зачем же злить подачкой глупой? «Еще есть льгота, ваши трупы,
В гробах доставят прямо к дому!»  У нас не могут по-другому!

«Спасибо!»- на прощание я сказал, и руку чину так пожал,
Что тот завыл, упав на кости! «Вы мне тут это дело бросьте!»-
Ругался в гневе Командир:
«Себя в руках велю держать!
Вопросы силой не решать!»
Мы уезжали в Краснодар, светило Солнце – Божий дар,
Вступал в свои права Апрель, летела звонкая капель,
Мигая искрою лихой, -
«А ну, солдат, давай за мной,
Глотнешь немного мирной жизни, а там опять, служить отчизне!»
Нас поселили в одноместных номерах! Заботились не на словах,
Водили в баню и кормили,
По вечерам кино крутили,
На танцы  в местный клуб ходили, девчонок там вином поили…
Расслабились мы без сомненья!  Но жутко спать без охранения…

Я посетил библиотеку и там завел себе роман!
Водил ее на дискотеку, ну и влюбился как баран!
Оксана образованной была,
Закончила Истфак недавно,
И мы болтали беспрестанно.
«А вы на рыцарей- храмовников похожи» - она сказала как-то раз
«Здесь сходство провести несложно, есть много общих черт у вас.
Живете по особому  Уставу,
Гордитесь формою по праву,
Но тайно ваше командорство и посетить его непросто!»
Про орден Храма набрал книжек и тема быстро стала ближе!
Об этих воинах Христовых
Узнал я много фактов новых,
Про Славу их и про дела, как их «империя» легла,
От маяка Святой Земли до Англии, где строят корабли.

Могучий был, великий орден, а рухнул быстро, в один миг!
Проклятья слал с костра недолго последний их магистр, старик!
Секрет в чем этого крушенья?
Мудрец один нашел ответ-
Несокрушимой Веры нет,
И падает могучий воин, и дух его уже расстроен,
Он неспособен вмиг собраться, в минуте трудной разобраться!
Неукротимый жал Восток,
И вот сомнения росток
Закрался в души тамплиеров и нет уже той славной Веры…
Пришлось уйти с Земли Святой и начался в рядах застой!
И вдруг нелепой клеветой
Был орден сокрушен долой!
Разграблено его богатство, жестоко казнены герои,
И попраны идеи братства,  не возродится орден снова!

Да, поучительны Истории уроки,  я это ясно осознал!
Продлили отпуск нам до срока, и вот читал, читал, читал…
Не просто постигать науку
Не отдавать за Гроб Господень Аскалон,
Когда грядет времен излом!
А мы, под пегим знаменем судьбы, кричим российский «Босеан!»
И режем острые углы, чтоб Веру каждый выбрал сам!
Сыны Империи могучей,
Бесстрашно вдаль идем над кручей!
О Родины моей пути, хочу я снова вас пройти
От Святослава удалого до Кобы по крови чужого!
Понять, а в чем же наша сила,
И в чем слаба какая жила,
И почему вздымаясь грозно, увы, не можем устоять,
Смысл понимаем слишком поздно, и все по-новой начинать!

Как  же России стать мудрей на благо будущих детей?
Частенько думал.. А за стенкой, бутылку подперев коленкой,
Сосед, сентиментально пьяный
Крутил старинные романсы.
Впадали в тягостные трансы
Поочередно оба пола и тонкую цедили грусть!
К самовлюбленному пороку стеченье было разных чувств…
Потом пошло повеселее,
Сказал бы даже понаглее,
Про недотепу под горой, что девам нравился порой,
Теперь седая борода, но ярче во хмелю года!
Сказать по праву - это дело?!
Развинченный бездельник мягкотелый
Себя не может приложить и нагло учит других жить!
Во всем апатия, застой, а жизнью правит гость чужой!

Вдруг осознал я – это поколенье, живя «по-щучьему велению»,
Державу глупо проплясало, и подбирая свое сало
На поруганье отдало святую Русь
Низам от злости бесноватым
И льющим динамит на вату!
Под властью бесхребетных демагогов несчастная обрушилась страна,
Но хаос побурлил недолго, и красная взошла стена!
Царя по зверски расстреляли,
И «бывшим» в зад штыком нажали,
А те бежали «по Парижам» и обливались подлыми слезами…
Что, на перинах належали грыжу? Теперь остались дураками!
За вас народу отвечать,
Ему пахать, рожать, страдать!
Его войной и продразверсткой  измордовали страшно, жестко!
Но он способен победить и доказать – России жить!

Настало лето в Краснодаре , природа буйно расцвела
И над ковыльными степями пшеница крепкая взошла,
Усталый фермер деловито
Рукою вытирает пот,
Здесь счет на центнеры идет!
Здесь хлеб растет другим на зависть, струится сдержанная радость
Из глаз хозяина Земли, и как с товаром корабли
Плывут по небу облака…
Пусть схватит легкая рука
Уздечку скакуна гнедого,  в ушах засвищет ветер снова,
Летим в мир сказочных чудес, нас встретит трелью Красный лес,
О, птичий гвалт среди дубов!
А вот и стадо кабанов
Спешит в кустарник сытой рысью, от них с испуга лошадь прыснет,
Ездок пришпорит чуть сердито, и вновь галоп стучат копыта!

Диана с Костей – два кентавра, не могут расставаться с лошадьми,
А мне скакать наскучит скоро, люблю рыбачить до зари,
Так, посидеть и помечтать…
Иль в горы рано умотать
Прозрачным воздухом дышать!
С Оксаной часто там гулял, ей Данте наизусть читал…
Средь трав налитых пряным соком она внимала мне с восторгом!
Глаза горят, румянец яркий!
Как просто наградить подарком
Тех, кто нас любит от души! Пусть каждый в мире поспешит
Творить добро любимым людям, и жизнь, поверьте, лучше будет!
И пусть еще влачусь под ношей,
Я видно благостью не брошен,
И был допущен в сад Эдемский, чтоб пожелать душою дерзкой,
Войти  в  чудесную Эвною с премудрой праведной женою!

Закончился наш отпуск долгий, идем на переподготовку,
Народ не зря платил налоги, нам шлют Лобаева винтовку,
Крутой красивый болтовик,
Даже не верилось сперва,
Стабильно бьет в 0,3 МОА!
И сообщил наш ротный «сотник», нам придается беспилотник,
И кто-то из своих пойдет в спец управления расчет.
Прислали рации – что надо,
Антенна не маячит за оградой,
За ротным не спешит трусцой боец со шкафом за спиной,
Прибор теперь в карман влезает и маскировке не мешает!
Для навигации планшетники теперь,
По карте электронной, верь не верь
Нам точно путь Глонасс проложит и выйти на рубеж не сложно!
Пусть наша выучка растет, нас новое задание ждет!

Но боевые реже схватки, хотя не навели порядка
На этой страждущей земле, и тлеет огонек в золе…
Зажали одиозных командиров,
Вот пал один, убит второй,
Другой в тумане за горой,
Нацелил подлую «иглу» , но я  по спутнику «Пчелу»
Веду по путанному следу, и мы отпразднуем победу!
Раз четкий прозвучал приказ,
Не скроешься, бандит, от нас.
Летели так за днями дни, как будто яркие огни,
Бегут рабочие недели, и вот уж замели метели,
Проходит год, за ним другой…
Вождя из тейпа Аллерой мы ищем за крутой горой!
Он раньше был советским генералом, слыл человеком крепче стали,
Но как  политик оказался слишком гибок, в  конце чреды своих ошибок
Поставил точку пули по мужски, когда с боков сошлись тиски!

Вот после этого похода
Нас снова отвели в запас,
Был раньше дорог каждый час,
А нынче времени полно, ходили вечером в кино…
Не разболтались чтоб колки, я вспоминал борьбу «Любки».
Нашлись еще специалисты,
И это дело пошло быстро…
Мы думали об увольнении, но отложили размышленья
Пришел приказ – опять в седло! Надо блокировать село.
Из-за межклановых разборок,
Наверно человек под сорок
Угнали в горы! Просто жесть, а клан другой пошел на месть.
И вот опять стрельба и кровь, и хрупкий мир нарушен вновь!

Когда мы ехали с задания, то проезжали  Н-ский юрт,
По старому дедов преданью, кавказский пленник сидел тут.
Пылим по улице пустынной,
Но что за странная картина!
Из МВД один детина
Девчонку тянет до машины, она же лупит его в спину,
Кричит ему «Не смей же лапать, мой брат в отряде служит «Запад»!
Диана - «Эй, а ну отставить!»
Тот дернулся, и ну базарить -
«Я из милиции чеченской и с этой террористкой дерзкой
В отдел приехать срочно должен! Вопрос решен и неотложен!»
«Ну что ты там сквозь зубы цЕдишь?
Ты никуда с ней не поедешь!»
Ему сказал спокойно Костя, а тот зашелся аж от злости!
-«Не кипятись, уж разберемся, не зря спецназом мы зовемся!»

-«Здесь дело не твое, ты должен знать, и вам придется отвечать!»
Рычал тот мент и пятился назад! - «Вали, сполна ответим, факт!»
Таким короткий был ответ,
Мент, матерясь, полез в машину,
И наконец-то нас покинул.
Девчонка к бабушке метнулась, по улице спешил старик…
«Ну чем ментам ты приглянулась? Чего это у них за «бзик»?»
Тут подоспел дедуля запыхавшись,
И говорит нам отдышавшись:
«Пройдите в дом, чего стоять, там легче будет объяснять!»
Вошли мы в светлый чистый дом, старик нас пригласил за стол.
А женщины в углу присели,
На низкой лавке у постели.
И вдруг Диана пошла к ним! День этот явно был чудным!
Бабуля подала нам молока, прослушали рассказ мы старика.

«Они хотят ее похитить из-за брата, воюет он в отряде Запад
И командир их заводной врагом стал тейпу Аллерой!
Такая черная игра -
Хотят ее на брата поменять
Его заставить отвечать!
А Лейла наша гимназистка, совсем она не террористка!
Отличница, науки знает, ей из Москвы задачи присылают!»
«Отличница?» - И, почесавши нос,
Задал по геометрии вопрос.
Ответ меня приятно удивил… И снова дед заговорил
«Она вообще у нас талант, любому ставит шах и мат!»
«Да ну? Давай скорей сыграем,
Партейку быстро раскатаем!»
«Ну ты азартен!» хмыкнула Диана и Костя крякнул, улыбнулся,
Хозяин столик вынес странный, я над фигурами согнулся…

«Ага, гамбит» -  сказала Лейла и вмиг дедусе я поверил!
Упорной партия была, борьба там не на шутку шла!
На Лейлу изредка смотрел-
Горел румянец на щеках,
Исчез из глаз безумный страх…
Она то ахала с испугом, привстав слегка над низким стулом,
То резко хлопала в ладоши, когда был сделан ход хороший.
Ну что сказать? Совсем ребенок,
Блестят глаза и голос звонок!
Я в эндшпиле с трудом добыл ничью… Давненько видно не играл!
«Давай-ка руку мне свою, чтоб крепко я ее пожал!
Ты молодец, играешь классно!»
И Костя молвил -«Ну прекрасно!
Пора нам собираться в путь, а о милиции забудь!»
А Лейла отвечала «До свидания!» и прокричала на прощание:

«Я думала, что русские все злые, а вы хорошие такие!»
Пришли на точку, сели на броню и были будто во хмелю,
Молчали, думали, вздыхали
О чем-то важном и родном…
Живем как будто в сне дурном!
И вдруг «Шарах!» - разрыв фугаса, слетели точно пробка с кваса,
По нам огонь со всех сторон, бежим с Дианой под уклон,
В кусты скорей и на пригорок
Скорее сошки, прицел сорок!
На два часа у колеса и на двенадцать у канавы!
Два выстрела звучат в леса, две головы не ищут славы…
Вдруг пуля прошивает мне плечо!
Там снайпер, вот беда еще!
Позицию меняем срочно…Все, вижу блик, стреляем точно
Прицел как надо довернули, смотрю в трубу на след от пули…

Два «миля» влево и второй! Зарылся в земли головой…
Над нами пуля просвистит, а тот стрелок уже убит!
Быстрее до брони!
У нас потери!
Но Кости нет, там всех проверил!
Да где же он? Ушел? В плену?! Никак чего-то не пойму…
Диана села осторожно, ее трясло как мелкой дрожью…
Но вот кричат «Смотри, он здесь!»
Подбросила нас эта весть!
Израненный повис в кустах, разбита голова аж страх!
Но дышит, дышит, сердце бьется! Вертушка пусть за ним вернется!
Ранений вроде больше нет!
Так, расстегни… О Божий свет!
В иконке на груди застрял осколок! Пусть путь по жизни будет долог,
Чтоб каждый смог войти во двери великой нерушимой Веры!

Меня вдруг повело, чуть не упал, немало крови потерял
Забыл совсем о своей ране, сижу без сил, словно в тумане…
Содрали куртку, перевязка….
Ну наконец-то вертолет!
Нас погрузили и вперед!
Стучат винты на головой, под их вращением круг земной
Очерчен стал предельно четко, и резкая, с надрывом, нотка
Звучала в лязге рычагов!   
И я упал в объятия снов…
Приехали, скорей в больницу, нам надо очень торопиться
Чтоб Косте крови перелить, но утешают – «Будет жить!»
Вот он в палате, ровно дышит,
Но нас пока совсем не слышит!
Лежит, не движется, не стонет, уж третий день в глубокой коме…
Глаз выбит, голова пробита, наискосок щека зашита…

Вдруг незнакомец нагло прет в больничный пасмурный проход,
И прямиком в палату к Косте! «Ты кто такой, чего за гости?»
«Ребята, я брат Лейлы, Магомет!
Ваш взводный спас мою сестру!
Вчера домой вернулся поутру,
И все узнал! От всей семьи спасибо! Должник я ваш, покуда будем живы!
Прошу вас к командиру проводите, и кто я есть по форме доложите!»
-«Да рады бы, но Костя без сознания!»
Как будто бы непонимание
Осталось на лице у Магомета, он отрешенно вдаль смотрел,
Потом спросил «Здесь места нету? Я бы тут рядом посидел!»
И за умеренную плату
Нашлась  ему тогда палата…
Какой-то резкий странный парень, и не поймешь чего там на уме…
И я, как подозрительный татарин, искал его в бинокль в окне…

Смотрю, а он в палате ,на полу, похоже молится сидит!
И что-то шепчет, не пойму, под пальцем бусина бежит
На четках черных и резных…
И так проходит часов десять!
Пошел, бинокль на гвоздь повесил…
А поутру очнулся Костя! Диана плачет от восторга,
А врач кричит «А ну назад! Пошли все вон, и вся недолга!»
Под вечер лишь пустили Магомета,
Проходит час, его все нету…
О чем они там говорят?  Наверно обо всем подряд…
А врач наш бегал, суетился, с Бурденко утром созвонился,
Туда мы Костю повезем,
На операцию кладем!
Еще три дня и в путь дорогу! У Кости Магомет сидел подолгу…
Чуть ночевать не оставался! Я дружбе этой поражался!

Один до донца христианин, другой же убежденный мусульманин!
О многом долго говорят, все темы обсудить хотят,
О Вере как один молчат!
И понял я, кто верит от Души,
Болтать о Боге не спешит,
Не спорит, не кичится правотой, он человек совсем другой!
Идет своим путем духовным, приемлет жизнь умом спокойным!
Узрел я истину простую,
Кто верит, те друг с другом не воюют,
Их душам мир Господь дарИт, о вечной жизни говорит!
А войны - от корысти, злобы, от черной как дыра утробы
Греховной сути всех страстей!
На беззаботный мир детей
Ложится бешеная тень, в дыму и гари белый день,
И кто-то сеет смерть послушно, прикрывшись Верой малодушно!

В Москву уехал Костя, с ним Диана.  Вот самолет растаял… Было рано.
Стоим у трапа с Магометом. «Ну что браток, съедим котлету?»
«Давай, но только не свиную!»
«Тогда уж лучше шашлыка!»
Присели в поле у ларька.
Ну и конечно я не Костя, покоя нет моим мозгам! Разговорились про ислам.
На мир взглянули через призму высокомудрого суфизма.
Мне разъяснили триединство Таухида,
Как праведный халиф судил обиды,
О житие священном Магомета и почему ваджиб нужны для света!
И был проникнут мудрой добротой устав, для понимания простой!
Я вновь подумал сокрушенно,
Зачем, от правды отрешенным,
Озлобленным, несчастным людям необходимо воевать?
Насколько мир прекрасней будет, как перестанем разделять
Нелепым спором наши души! О мой читатель ты послушай,
Чем отличается от православного католик! Как это… Фелиокве это что-ли?
Шиит с суннитом чем отличны?
Да мы так сразу не поймем!
Но сколько раз мечом, огнем,
Решали кто из них правее, детей и женщин не жалея!
Когда же Вера и Свобода блеснут для человеческого рода?
Когда начнем друг друга уважать
И мирным сердцем принимать?
Позавтракав, мы с Магометом распрощались, и мысли разные метались
В моей уставшей голове, прилег я на сухой траве,
Меня овеял воздух странный,
Был на душе покой нежданный,
Не жмурясь, я смотрел на яркий свет и, как Поэт, искал ответ,
Скользя по тонкому лучу, и разума храня свечу.

О, мой возлюбленный пиит! Твой «перводвижитель» разбит,
Железным спутником давно! Пошире растворив окно,
Мы ужаснулись – «Как огромен мир!»
Земли песчинка в нем бесследно затерялась,
Гармоний «сфер» уж не осталось!
Галактик бешеный разлет,  светил бессчетных хоровод,
Немыслимый квазаров блеск, и гамма вспышек странный всплеск
Не охватить никак умом!
Идут теории на слом,
А вместо тех предложат новых, Ученые дерзать готовы…
Но утешения в них нет, на все нам не найти ответ!
Ничтожно мы малы, на крошечной планете,
Звезда нам скромная пока что ярко светит,
Наш дух смущен, лишен поддержки и в нашей каждодневной спешке,
Не успеваем осознать, как трудно Бога отыскать!

А есть ли Бог в таком огромном мире? Так взглянем на проблему шире!
Откуда у таких клопов как мы, познаний столько среди тьмы,
Бессчетных звезд, планет, галактик?
Наш взгляд пугающе далек,
Вселенной он глубины смог
Извлечь и высветить умом! О чуде как судить таком?
И в небо устремляя вежды, тревожной мы полны надеждой,
Что разум наш не одинок,
И его малый ручеек
Впадет в стремительных поток! Не написал бы этих строк,
Если б во всем не сомневался.. Увы, на свет я не рождался
Как Костя с Верой нерушимой,
Лишь очарованный картиной
Необъяснимой Красоты, я Бога сознавал черты,
И сердцем начал принимать способность НИЧЕГО не объяснять!

Лечение Кости затянулось, вот год прошел, идет другой,
И есть еще одна с ним трудность – он хочет возвратиться в строй!
Живет одной надеждой этой
Не хочет быть записанным в калеки,
И терпит, опуская веки,
Ужасные и долгие страдания, врачи в ответ со всем старанием
Пытаются его поднять.. Он то в больнице, то отправлен отдыхать…
Диана вместе с ним повсюду,
Я в части дожидаться буду,
Лишь вместе будем увольняться и надо мне служить, стараться!
А я уж старший лейтенант! Мой крепко оценив талант,
Полковник поучиться предлагал!
А может я б и генералом стал!
Но не хочу командовать на фронте, мне это тяжело, увольте!
Мне братство наше фронтовое заменит звание любое!

Я много времени инструктором работал, готовил нашу  молодежь,
Но зваться ветераном неохота, ведь молод  сам еще, ну что ж,
Такие у войны законы,
Здесь год считается за два,
И рано поседеет голова!
Война же в целом поутихла, в Чечне установился хрупкий мир
Боевики в засадах скисли, Кадыров – муфтий командир,
Повел чеченцев к мирной жизни,
И послужил своей отчизне
Теперь уж каждый признает – он правильным путем идет!
И редки вылазки врагов, спецназ же наш всегда готов
Сорваться в бой и сделать дело,
Ребят у нас довольно смелых,
Все сильные и дело знают, любого враз охомутают,
Не посрамят ни Честь ни Славу и ими я горжусь по праву!

За каждодневным распорядком немного свежих новостей,
Вот получил письмо от Нюры и многое узнал о ней.
Она влюбилась, вышла замуж,
Писала очень виновато,
Что, мол, не дождалась солдата…
А я был за нее ужасно рад, с улыбкою смотрел на фото,
Вон за усатым мужиком стоит с ребенком малым кто-то!
Она все также миловидна,
Одно лишь несколько обидно,
Опять толста как самовар! Разъелась кушая отвар!
В ее глазах покой, порядок и смотрит прямо между грядок…
Ну хорошо, и Слава Богу!
Не может биться боль подолгу
В сердцах, рожденных от Земли, куда пути бы ни вели
Их ждет в конце цветущий сад и мирный трудовой уклад!

Чтобы душой не уставать привычку не бросал читать,
И мыслью снова проходил Российскую эпическую быль!
Отчизна! Как твой путь тревожен,
Подумаешь - мороз идет по коже,
Как долго приходилось воевать, чтоб Честь и Славу отстоять!
Не раз в Россию перли орды с напыщенной и наглой мордой,
Нам заявляя без затей,
Что попросту культурней и умней,
И грабили, громили, разрушали… Вот так культуру нам преподавали!
Но были биты русским гневом, зачем же им прощали следом
Москву спаленную пожаром?
Скажи ка дядя, ведь недаром
Мы прошагали весь Париж и им не подпалили крыш?
Недаром оказали милость, которая врагам не снилась?

А вот и нет мой добрый дядя, зовут нас "варвары с востока",
И шепчутся со злобой сзади с улыбкой гадкой кривобокой!
Не понимают Благородство
Души славянской боевой!
И вот писака суетной
Гусиным перышком шуршит, что Бонапарт то их разбит
Случайно и виной мороз, что проиграли не всерьез!
Конечно не всерьез ребята!
Бутылку прячет виновато
Под стол лихой казак усач, а длинный царь помчался вскачь
В мазурке по паркетным залам и комплементы сыпет дамам!
А наши люди слезы льют,
На двор разгромленный придут,
Сочтут загубленных людей которых перебил злодей,
Принесший людям лишь мучение причем под видом " просвещения"!





Не возвратили мы долги! Хотя хотели и могли!
Но русской знати невдомек, что не закончили урок!
Пусть честен доблестный клинок,
И русский победил солдат
Все проиграет дипломат
Глаза тараща в тайных ложах! Лапши не меряно похоже
Повисло на его ушах! Мир заключая второпях,
Окажется он прост как свая,
А дьявол кроется в деталях!
И Русь, освободив болгар, отдаст их под немецкое начало!
Нас в спину подлый ждет удар, и вот не совестясь нимало,
В двух войнах те идут на нас!
Болгары вспомните тот час
Когда стонали под пятой, османы гнули вас дугой
Как битва славная при Плевне к свободе путь открыла верный!

Вот так, бездарностью продажной велись придворные дела,
В народе верном и отважном молва дурная шла и шла…
Что продались министры немчуре,
И царь меж них бессильно бьется,
И слово правды не пробьется
К нему сквозь толпы «держиморд», а правит всем английский лорд!
Вокруг него масоны трутся, самозабвенно крутят блюдце!
Японцам сдали Порт Артур
Пустив немало стальных дур
Им продырявили борты, враги лишь покривили рты
И даже не сменили позы! Не завезли в войска шимозы
И наш снаряд не разрывной!
Так предан флот наш удалой!
И  проворонили победу! Предательство  идет по свету!
В войсках созрело недовольство на радость злобному уродству.

Так глаз себе клевал Орел Двуглавый, плетясь в хвосте на поводу
И в бойне мировой кровавой себе вынашивал беду!
С окраин злых и бесноватых
Катилась красная волна
И царь ей потакал сполна.
Безвольный, мягкотелый и нервозный, тот царь не мог вести вперед
Уступчивость как слабость! Это свойство никак не мог принять народ!
И вот оно! Царево отречение!
Лишь мученичество – одно его прощение!
Основы жизни пошатнулись, социалисты содрогнулись,
И стих насчет теорий спор, как красный запылал террор!
Потом гражданская горела,
Страна Советов билась смело
И, укрепив рабочий стан, гордилась выстраданной новью!
Союз явился, осиян, как Солнцем, Первою Любовью…

Дождется, кто умеет ждать! Пусть дней разлук не сосчитать!
И вот друзья передо мной, я, с непокрытой головой,
Застыл, смотрю во все глаза,
И медлю сделать шаг, обняться!
Не в силах с мыслями собраться!
«Привет, мой одноглазый командир!» - такую чушь я процедил,
Но стиснул крепко меня Костя, да так что захрустели кости!
Наверное так сталь не обнимал,
Тот царь, что Бхиму сокрушал!
Потом настала очередь Дианы, она смотрелась как-то странно,
От шрама только ниточка осталась, что-то модельное в прическе показалось…
И я разглядывал с прищуром…
Диана в бок мне ткнула хмуро,
В глазах блеснула яростная сталь… И словно я домой попал!
Не виделись почти 2 года, но понимаем с полувзгляда, с полуслова!

Приехал в гости Магомет, привез с племянником барана,
Когда ослаб вечерний свет, мы развели костер у стана,
Гитара зазвучала и баян,
Веселой шутке вторил бубен,
Кто водкой наполнял стакан,
А кто дымком напился пьян, и был огнями осиян
Лязгинки разворот лихой! Тут паренек вскочил сухой,
И «Яблочко» катнул ногой,
И бесконечный, золотой,
Звучал мотив, мелькали ноги, темнели древних скал отроги,
С душою каждый улыбался и в памяти навек остался
Тот праздник легкий и нежданный,
Волшебною небесной манной
Он наши головы обвеял, и в сердце весточку посеял-
Раз прозвучал наш дружный пир, то скоро воцарится мир!

И я уже мечтал об увольнении… А Костя в строй вернулся без сомнения,
Тянул военной службы лямку, скрипел ремнями спозаранку!
Но часто размышлял о чем-то
И как-то раз, после отбоя,
Сидит с поникшей головою…
«Привет мой друг, о чем кручина ? Какая важная причина?»
«Да, не кручина, Родион, вот думаю, как там наш дом?,
Вернуться хочется, обжиться,
Хозяйством новым подразжиться,
Я думаю баранов разводить! И Магомет мне обещает пособить!
Достанет лучшую породу! Еще войдут бараны в моду!
Неприхотливы, и морозов не боятся,
Корми и быстро расплодятся!
Как поголовье возрастет, так прибыль быстренько пойдет!»
И начал что-то там считать! Ну Костю просто не узнать!

Контузило видать серьезно… Забыв шутить пока не поздно,
Я эту тему поддержал. И я от армии устал!
Хотели рапорта писать,
Но тут приказ – нам снова в бой!
В Осетии пошел разбой!
Грузины там от НАТО оборзели, на миротворворцев  налетели
И отличились, точно в сказе древнем, на спящих подлым нападением.
Бомбили «Градом» по Цхинвалу,
К тоннелю шли по перевалу,
Но наши держатся пока и помощь ждут наверняка!
Вперед и в  бой, стучит «вертушка», нас с воздуха прикроет «Сушка»
Спецназ сейчас пойдет в разведку
Высоты оседлает цепко!
К рассвету нам идти за перевал, на точки выхода и сбора,
Груженый точно самосвал, прет Костя с ускореньем в гору.

Как первые лучи легли противника  мы засекли.
«Диана, болтовик на сошки! Сейчас прицел поправим трошки…
«Патрон,  огонь!»
И полетели пух и перья!
Сработали по жестким целям!
Прострелен комплекс ПВО, два радиатора пробиты,
Не заведется ничего! Палят враги, орут сердито!
Но мы сидим за две версты
Ведем стрельбу не из простых!
Я подошел поближе с «винторезом» и по ногам троих подрезал,
Чтоб было чем парням заняться, а те давай вопить, метаться…
Их мог с десяток уложить,
Но плюнул и оставил жить.
Бежало в страхе войско это, к нам подкрепление подошло,
И быстрым маршем, до обеда, вошли на базу и в село.

У джипов ополчение запаяло радиатор , нам предлагали взять один,
Но рассмеялись мы – «Не надо, так, вертолетом  долетим!»
Войска пошли решительно вперед,
Спецназ остался ждать приказа
В разбомбленном селе под вязом.
Вдруг видим у развалин мальчик ходит, кричит, рукою в небо водит:
«Зачем?  Зачем? Зачем? Не понимаю я совсем!
Зачем сожгли  мои игрушки?»
К нему спешили две старушки
И тоже плакали навзрыд… Как будто оспою изрыт,
Слегка дымился ветхий дом… Их успокоили с трудом…
Они нам дали молока,
Дрожала дряблая рука
С кувшином глиняным простым… И правда, что же мы творим!
Зачем политики с горбами народы сталкивают лбами?

В корыстный и бездушный век опять страдает человек!
Вы у ребенка не спросили, совета, вождь Саакашвили,
А он сказал бы вам «Зачем?»
И нету ясного ответа,
И падает орлом монета!
Пока приказа ожидали, с ребенком в мячик поиграли,
И тот сказал мне – «Ты - малыш! Но просто очень крепко спишь!
И ты, и ты, все, все мы – малыши!»
Над ним смеялись от души,
Но сердце защемило болью… Я новых истин не открою,
Но в душах детский взгляд родит неуловимый тайный стыд
И на себя посмотришь строже,
На что же жизнь моя похожа?
Стоим мы с ранней сединой, жестокой взращены войной!
Нам трудно дальше будет жить и ход судьбы переломить!

Над головою облака влекла воздушная река
Меж черных неподвижных гор, и в небо устремленный взор
Бежал от суеты мирской.
И вновь подумалось с тоской,
О тех кто отрешиться смог от тяготы земных тревог
И на вопрос искал ответ в движениях светил, планет!
И посреди людских метаний
Поверил в постоянство знаний!
Вдруг взор другой меня пронзил, в нем было напряженье сил,
 Мольба и боль, и вызов дерзкий, он был настойчивый и... Женский!
Я, приглядевшись, рассмотрел, в густой тени от винограда
Фигура черная стояла с немым укором, что ей надо?
Я резко встал, позвать хотел, но вдруг бессильно онемел,
Как в странном сне застыл на месте, с рукой простертой в странном жесте...

Она вдруг скрылась за углом, блестел побелкой старый дом,
Плыл воздух терпкий, пряный, мятный, я сел на лавочку обратно...
В поход нам скоро собираться,
Мы к морю будем прорываться.!
Отбой! Противник мира за просил, стремительно лишившись сил!
Теперь - дорога на Цхинвал, огня принявший первый шквал.
Сельчан с собою в город взяли,
Жилье с охраной подыскали,
Наладили ночлег, снабжение и отбыли в расположение.
Выходим утром из палатки, вдруг видим сверточек у грядки!
Подумали «А может мина?»
Вдруг запищал на ноте длинной
Нам этот сверток про беду! Подкидыш! Слов я не найду,
Чтоб описать вам наши чувства, детей находят и в капусте,
Недаром это говорят, мой многодетный старший брат!

Диана сверток ухватила, купила смеси, покормила,
А мы блуждали с Костей хмуро,
Пытались тщетно разузнать,
Куда девалась его мать?
И кто она, грузинка? Осетинка? Нет нации у искалеченных войной!
И русские, грузины, осетины одной уравнены бедой!
Не смеем мы ее судить!
Своих грехов не искупить!
Когда вернулись, нам Диана заявила, что вырастит сама ребенка!
Отправила за тазиком и мылом, поскольку грязная пеленка!
Достали еще памперсов и смеси
И сели дело это взвесить…
Ребенка просят сдать в детдом… Диане как сказать о том?!
И Костя вдруг отрезал – «Увольняюсь! Для новой жизни постараюсь!
Вернусь с Дианой в дом у Волги, ребенка будем там растить,
Вот что «Полкан» наш скажет только? Как решено - тому и быть!»

Полковник долго мял бумагу,
В глаза нам пристально смотрел
«Ну их еще я понимаю, но Родион, как ты посмел?
Заметьте, мы здесь на войне! Так что еще за дезертирство?»
Придется оставаться мне, решили правильно и быстро.
Тогда полковник подписал,
С собой им документы дал,
И указал в них – женщина с ребенком, проблему понял четко, тонко.
Сходили утром к местной власти и, совесть облегчив отчасти,
Оставили там адрес, телефон,
Вдруг мать объявится потом,
Коли придет – оповестят, как ей найти свое дитя!
Ну а меня оповещать не надо, я помню дом на Волге за оградой!

Нехитрые манатки собирают, а мне в строю почти что год
Служить от края и до края там, куда Родина пошлет!
Стоят они со свертком, в камуфляже,
А наградные пистолеты в кобуре…
Так мы прощались на заре!
И был у всех какой-то виноватый, смущенный, даже робкий вид
Набиты ноги будто ватой, под щетиной щека горит.
Глаза глядят на сапоги…
Но вот обняли две руки,
И стало легче на душе. Я снял рожок на Калаше
И вынул быстро три патрона – «Стрельнем -ка их при встрече новой!»
Заулыбались… Все… Пора! Автобус тронул со двора,
И попылил к дороге горной,
Бегущей лентою проворной
Средь равнодушных древних гор, в которые уж с давних пор
Приходит смелый русский воин и, ратных почестей достоин,
Несет закон державы нашей, и на пиру победном, с чашей,
Восславит братство и свободу, и вольность всякому народу!
Пусть над Арагвой и Курой
Проходят русские поэты,
Пускай их слог расскажет свету,
Как можно дружно вместе жить и песни петь и чачу пить!

В Цхинвале привыкали к миру, сменив оружие на лиру,
Запели песни, веселились,
С утра же яростно трудились,
Завалы дружно разбирали, и инженерам помогали.
И вот уже есть свет, вода и стала отступать беда.
Мне принесли на память наше фото
С Дианой, Костей наша рота
Потом отдельно каждый взвод. Какой же мы лихой народ!
С улыбкою смотрю  и видно сразу – ребята из армейского спецназа!

Стоите вы в свободной позе, с улыбкой, с наклоненной головой
Нет злобности застывшей на морозе, нет, вы не дышите войной,
Война жестоко дышит вами,
А вы, с простыми головами,
И с обнаженными сердцами
Идете в Храм дорогой долгой, и эту жизнь сравню я с Волгой,
Она  могучем беге забывает, что в море все равно впадает.
Для вас, бойцы, в житейском море
Есть бухта без страдания и горя,
На инструмент сменив винтовку, еще покажете сноровку!
Мечи перековавши на орало, докажете простое право
На счастье человеческой любви!
И пусть поют вам соловьи
О том, что жизнь полна чудес, и вам секрет раскроет лес
Ради чего, забыв про страх, держали смерть в своих руках.














Часть пятая.  «Надежд зеленая трава и Веры камень, Чувств вода…»
Сойду на этом повороте, пойду пешком, задумчив, нелюдим!
Дорога пусть, петляя, водит, на том в России мы стоим!
Здесь линии прямые неуместны,
Они не сократят просторы наши,
Болтаясь, точно ложка с кашей,
Душевный и сметливый разговор ведет дорога с трудною судьбою,
Щебечут птицы разный вздор и лес встает глухой стеною,
Горит суглинок рыжим срезом,
Душистым и цветным отрезом
Лежат привольные поляны… И, полон мыслей легких, странных,
О толстый корень спотыкнешься и над собою усмехнешься.
Иди и рот не разевай!
На юг летящих птичьих стай
Нам не догнать с тобой браток! Мотает нитку на клубок
Рука изящная и злая. Эх, доля русская – такая !
   

Но у дороги есть конец, а где начало – уж забылось,
Под рубленый сложу венец то, что мечталось и не сбылось!
Смотрю – знакомые ворота,
Скривились и стоят с опаской,
Но под зеленой свежей краской!
Рука нажала на калитку, скрипит, не смазана, ну что ж,
Ты положи смычок на скрипку, сыграй и душу растревожь
Петля надежная, стальная,
Суть возвращения понимая!
Пропой аккорд простой, душевный, немного грустный и волшебный!
Глаза заслепит луч цветной, от крыши выгнувшись дугой,
И воздух станет невесомым, 
Покажется вдруг незнакомым
Тот самый невысоким дом…  И ноги двигая с трудом,
Пройдешь к крыльцу и обопрешься, от наваждения очнешься…

А на крыльцо взойдет упруго, из темного проема двери
Одна знакомая фигура, и вот, глазам своим не веря,
Не веря счастью своему
Обнимешь и прижмешь к груди!
И дальний путь твой позади!
«Диана, солнце, Боже мой! Да я тебя не узнаю!
Дай отойду на шаг, другой,  получше, что ли,  рассмотрю!
Какое платье, и прическа!
Тут поработала расческа!
Да ты красавица теперь!» «Да ладно врать!» «Ты мне поверь!» 
Диану правда не узнать! Как можно внешность поменять
Одев не камуфляж, а платье!
И, выделяясь гордой статью,
Теряется в шифоне мощный торс, откуда-то берется грудь…
Под челкой ровно стриженных волос, уже насмешливо чуть-чуть
Глядят раскосые глаза, в них появилась ладность, мягкость,
И даже трудно рассказать, как в них сверкала сталью ярость.

«А Костя где?»
«С конем на поле!
Дай только вырваться на волю!
И до обеда не видать, пойдем скорей его позвать!»
По полю скачет черный всадник и вышел я за палисадник,
Рванулся всей душой к нему,
А он, не знаю почему,
Коня поставил на дыбы и повернул скорее к дому!
И вот уже уперлись лбы и руки хваткою знакомой
Сцепились в дружеском пожатии!
Нет, не под силу даже братьям,
Такое чувство единения, такое чистое стремление
Проверенных и верных душ! Его вовеки не нарушь!

За стол уселись отобедать, домашнюю стряпню отведать.
Я в угол вжался и затих, смотрю внимательней на них..
У Костика повязка на глазу,
Широкие шрам от уха к шее,
Диана выглядит добрее,
Меня как будто сторонится, бочком на лавочку садится,
Взгляд вниз, на руки, обращен и в голосе есть странный тон…
Фигура выглядит полней…
Не может быть! Так вот что с ней!
И вдруг раздался громкий крик! «Проснулась дочь! Смотри старик!»
И вынес Костя малыша. Крича и яростно дыша,
Ребенок видно рвался к маме
И, передав его Диане, рывком открыл бутылку Костя –
«Пусть плещется первач в стакане! Пусть в нашей пойме и замостье
Услышат  первый звонкий тост! А всю кручину на погост!»

«Теперь за вас хочу сказать я! Вы мне родней семьи и братьев
Лишь только мама ближе мне!
И на родимой стороне,
За негасимый свет в окне,
За вашу верную любовь, которую скрепляет кровь,
Я пью до дна всегда отныне! Диана пусть подарит сына,
Тебе, мой славный командир!
И пусть на свете будет мир!»
Застыли Костя и Диана, в моей руке стакан дрожал
«Эх, Родион, мой брат назвАнный, пусть будет так как ты сказал!
Тебе дано увидеть больше,
Твой ум рожден острей и тоньше,
И я горжусь, что дружба наша  крепчает лишь день ото дня!
Пусть будет жизнь добрей и краше, а что не так, прости меня!»

"Мои любимые друзья! Теперь у вас своя семья!
Не передать как рад за вас, и в этот важный добрый час,
Скажу - у вас немало шрамов,
Но вот душа - она чиста,
И будто с чистого листа
Начнется Новый Русский Век! Расправит плечи человек,
Где выжженной была Земля засеет тучные поля!
И пусть они за колосятся!
Пути народа прояснятся,
И благодатью одарен, так, как бывало испокон,
Он славно прозвучит на свете! В любви родятся наши дети,
Их смелый ум дерзает пусть
Разбить родительскую грусть!
Пусть знания и честный труд к успеху их всегда ведут
И сквозь былых веков ненастье им ярко просияет счастье!»

Наутро бодро встали рано, пошли осматривать «майно»,
«Теперь я развожу баранов, как и решил тогда, давно»,
Сказал с улыбкой мягкой Костя,
«Пока в свинарнике живут,
Для них загон построим тут!
Нам Магомет прислал  породу, растут в любую непогоду!»
«А как живет его сестра?» «О, Родя, девка эта на ум и на язык остра,
Окончила в столице МГУ,
И не осталася в долгу,
Работает корреспондентом и пишет новостную ленту!»
«Ну Слава Богу, если так!» «А здесь сломаем мы барак,
И будем строить новый дом!
Чтоб места всем хватало в нем!
Ты знаешь, Родион, мечта есть у меня… Как оседлаю я коня,
Доеду рысью до криницы, так видится казачия станица
Мне вкруг жилища нашего с тобой! Позвал ребят, и те идут за мной!

Дома мы здесь построим, фермы, и Михаил приедет верный,
Сказал поможет нам во всем!
Так может, Родя, станет былью,
То что вчера казалось сном?»
«Конечно станет Константин! Была бы только жить охота!
                Скорей возьмемся за работу!»
Мы начали сносить сарай, фундамент рыли между свай,
И я поехал вскоре в город,
Купить цемент, увидеть Колю…
Сидели с ним в роскошном ресторане, журчал фонтан, играл шансон,
Да, Коля постарел изрядно, но как же город обновлен!
Кругом кафе, скамейки, скверы,
Глаза открыты, души, двери,
Столпотворение машин… «Пусть никуда мы не спешим,
Но вот скажи мне Родион, откуда есть такой закон,
Содрать за просьбу с человека?» «Коль, уточни, не докумекал!»
«Я к мэру нашему пришел, и говорю, как хорошо,
Разбить на площади цветник.
А то по вдоль грязищи кружим!
Оплатим, городу удружим!
А тот как хватит через край – «Мне заплати и разбивай!»
«Мы ж за свои, добро народу! Хотел я плюнуть мэру в морду!»
«Да, мэр тут знатный негодяй,
И от него страдает край…»
В окно ворвался ветерок и мягко тронул занавеску,
Свалился с розы лепесток, как будто алая повестка…
«Нет Коля! Надо по-другому!
Поможешь краю ты родному,
Коли в политику пойдешь! Нам брошен новый вызов? Что ж,
Возглавь партийный местный список и точно, не высок, не низок,
Но будешь в мэрии сидеть, и за блага страны радеть!»
«Как сам я не придумал? Странно! Давай, поехали к Натану!»
Натан, согбенный старичок,
Радушно встретил, жал нам руки
И взгляд его был полон скуки.
Поставил жиденький чаек, коробочку конфеток с ноготок
И начал Колю тихо слушать, а я давай конфетки кушать.
И с каждым словом оживал Натан!
Как будто кто-то снял стоп кран
С его душевного застоя! Финал дослушав уже стоя,
Он до стены прошел шажками, вернулся, разводя руками,
И взгляд его уже горел,
Азартом полон  новых дел!
Так бурно обсуждение пошло, что вскоре до звонков дошло,
 Уже в партийном штабе ждали, в газете встречу назначали…

А я отвлекся и утратил интерес, в окне виднелся яркий крест,
Парящий над житейской суетой и призывающий к другой,
Свободной  и открытой жизни,
В которой есть покой души,
В которой уж не тормошит
Нас за плечо нужда злодейка, и не свербит корысти змейка,
А есть достойный честный труд, есть дети, дом, семья, уют…
И вот встряхнул я головой-
«Простите, скоро мне домой!
Хочу к Потапычу успеть, пока не начало темнеть.»
Со мною спешно распрощались, а взглядом словно извинялись…
Спешу, Потапыч звал за стол,
Но по дороге в Храм зашел.
В нем никого, лишь тонкий запах от ладана и от свечей,
Лежит товар в открытой лавке, и странно, как же нет людей?

Взял объявление с прилавка и  дернуло как током руку –
«Прошу Вас очень, прихожане, не приносите с собой мУку!»
По сторонам я огляделся,
Все наяву или во сне?
И вдруг открылась правда мне!
Идем мы в Храм с душевной мукой, потом ее домой несем,
Живем без радости, со скукой свой долг как в гору тяжко прем…
Но вдруг толпа ввалилась в двери!
Смотрю, глазам своим не веря,
Кричит младенец, все смеются, и не успел я оглянуться,
Как за алтарь его несут и всех к причастию зовут!
И я, признаюсь, причастился,
И к старой бабке обратился -
«Как мудро здесь написано, скажите! Мол, мУку в Храм не приносите!»

«Сынок, не мУку , а мукУ, видать успел ты на  веку
Немало горя повидать, хоть молодой… Ну что сказать?
Есть люди – ничего не понимают, муку  под образами оставляют,
Решили, как язычники дурные,
Что это им прибавку принесет!
Эх, темен, парень, наш народ!»
Застывши, взглядом не мигая и ничего не отвечая,
Я лишь руками разводил… Потом себя перекрестил…
Вдруг понял, как я одинок!
Как ять старинный между строк
Я затерялся в этой жизни! Но есть друзья и долг Отчизне!
Чего стоять и рассуждать, нам жить, любить, ковать, пахать!
Мы вырастим другое поколение,
Которое не мучают сомнения,
Увидим на своем веку, как не несут ни мУку ни мукУ!

Я поклонился и к Потапычу пошел, через зеленый тихий дол.
Потапыч был седой как лунь, как все больные – долгожитель
Казалось, посильнее дунь и улетит как небожитель!
То ли в костюме, то ль в пижаме
Он суетился у стола,
Обняв меня легко сперва.
 И странные закуски были, какие-то паштеты, суп-пюре,
Вино пурпурное в розливе и сыр под плесенью в коре.
Но самым было тут прикольным,
То, что сидел с лицом довольным
Знакомый вроде паренек…. Но разодетый как игрок!
«Так здрасьте, дядя Родион!» «Да разрази ты меня гром!
Да это наш отличник Ваня!
Но я тебе не дядя, парень!
Давай по дружески, на ты! Ну как, сбылись твои мечты?»
«Мои сбылись, а ваши как?» «Давай на ты! Ну вот чудак!»

«Закончил Ваня бизнес скул!»- Потапыч важно сказанул,
Теперь директор инвестфонда, вот как поднялся из народа!
А Ваня засмущался, покраснел
Вскочил с бокалом, снова сел,
С вопросом на меня смотрел!
" Давайте выпьем за наш город, смотрите лихо как расцвел,
Когда еще был Ваня молод, он, спотыкаясь, еле шел!
И были на дорогах ямы
Облезлые стояли Храмы,
А нынче просто загляденье, кругом машин столпотворение
И раздается смех детей и есть покой в глазах людей!"
И выпили хорошего вина,
Ну мы с Потапычем - до дна,
А Ваня только пригубил, и мне неспешно возразил .

«Да, есть конечно улучшения, но первое обманно впечатление,
При конъюнктуре то хорошей возможно было сделать больше!
В стране от нефти сверх доход, но видит малое народ,
Кругом сплошной распил бюджета,
А власть закрыв глаза на это
И на потеху всему свету,
Нечестно выборы ведет, и всяк чиновник только прет
И набивает свой карман, ну а больницах, школах срам!
Зарплату нищую дают,
Зато поборами дерут
За ЖКХ и за свет, за воду! Вошло в привычку, даже в моду
Откаты брать на пол бюджета! Конца и края просто нету
У этой власти воровской
Пора свергать ее долой!»
-" Ну скинешь, а кого поставишь? Ведь пустовать-то не оставишь?
Ты за кого? За Коммунистов?" -" Я против всяческих чекистов!
Я против разного ворья, их лжи, их грязного белья,
От них страну освободим, а там на выборах решим,
Кто будет дальше нами править
До выборов введя на время
Совет национального спасения!"
-"Эх Ваня, власть дана от Бога , не заслужили знать другой,
И эта власть не предавала, когда мы шли в смертельный бой!
И мы ее не предадим,
И если надо защитим!
Тебе хочу еще сказать, не «против» надо быть, а «за»!
Ты должен знать кто власть возьмет, иначе дуришь ты народ,
Идешь впотьмах не зная броду
Болтаешь зря и мутишь воду!
Нет , как по мне - то мир худой получше будет доброй ссоры!
Нам не найти народ другой, и пусть замучили нас воры,
Но это - наши же ребята! И мы с тобою виноваты
Что пропустили их вперед! Настанет еще наш черед!
И важный час еще пробьет!
Пока потрудимся же честно
Где уготовано нам место
Непостижимою судьбой, тогда лишь обретем покой,
И сможем дальше созидать, а не свергать, крушить, ломать!"
-"Вы говорите хорошо, но старомодно,
Но впрочем как уж вам угодно,
Миритесь с этой властью раз хотите и терпеливо подождите,
Когда опомнится народ, а я смелей пойду вперед!"
-"Штаны бы не порвать, шагая смело…
Но это Ваня, твое дело!"

-" Скажите, как там дядя Константин? Женился или все один?"
"Они с Дианой поженились."- " Мечты не только мои сбылись..."
-"А где они живут? Все в той же глухомани? "
-"Кто ценит труд в свои садится сани!"
И, вдруг, Потапыч поднял голос -
"У них душа как чистая криница!
Они построят там станицу,
И возродят крестьянство наше, живущее от хлебной пашни!"
За это выпили до дна... «Пойду, приеду до темна»,-
Я встал и быстро попрощался.
А Ваня словно извинялся,
И вышел проводить меня. -"Век не забуду того дня,
Когда был вами я спасен, да, мог скатиться под уклон,
Но был поддержан дланью крепкой,
Не стал надломленною веткой!
Минуты этой долго ждал, прошу, не говорите «нет»!"
Его за плечи я обнял, и Ваня протянул конверт...

Вскипел наш хутор точно улей, из койки вылетая пулей,
Рванулись строить новый мир. Наш одноглазый командир
За дело ратовал душой,
Работал от зари до ночи,
Давил на лямку что есть мочи!
Сперва столовую собрали,  обедать стали в светлом зале,
Потом часовню возвели… А люди к нам все шли и шли…
Приехал верный Михаил,
Совсем седой, но полный сил.
С годами мощь его росла! Пожалуй, не было числа
Чудесным силы проявлениям – то вгонит гвоздь в одно мгновенье
Через доску рукою голой,
А то поутру выйдет в поле
 И птахи полетят к нему, никто не знает почему….
Щебечут, на руки садятся… А мы лишь можем удивляться!

Слетались к Михаилу птахи, а к нам стекался разный люд!
В овчине кто, а кто в рубахе, несли нам руки и свой труд.
Решили всем дома построить
Вперед женатым, нам потом,
Тем, кто ходил здесь бобылем…
За длинным за столом дубовым сидело 30 человек!
И пять домов были готовы, когда посыпал первый снег!
Я жил у Кости и Дианы,
Стал чувствовать себя престранно!
Вот, вот, должна она родить! А я здесь трусь! Ну как мне быть?
Болтаюсь как усатый нянька, как прилипала приживалка…
Косится на меня народ…
Не разгадать нам наперед,
Как повернутся наши судьбы, но живы мы и будь что будет!
День даст нам хлеб вино и воду, а Бог священную свободу!


Затихли стоны, причитания и вдруг раздался звонкий крик,
Позвала Костю повитуха... "Давай, давай,  не дрейфь старик!» -
Его немного подбодрил,
А Костя улыбнулся виновато,
Вошел  в «родильную палату»
И там застрял на пять минут, мы мялись, его ждали тут.
Но вот выходит потный, красный, в чем дело до конца не ясно,
Все рот раскрыли как один…
И говорит - родился сын!
Как будто сорвались с цепи и тискали его в объятиях
А он руками разводил, так словно бы стоял на вате
И вдаль парил вдоль облаков
Среди цветных и ярких снов
Душою полной и счастливой! Налитый новой жаркой силой
Вперед стремился ясный взгляд.  Ах, как Я был за Костю рад!

Подолгу нянчился с детьми, во всем Диане помогая,
Косились наши мужики, меня совсем не понимая,
И я сидел особняком
За длинным трапезным столом
И словно тень легла  углом
На мои шутки, разговоры … Сидят в платках, потупив взоры,
Подруги наших хуторян, у тех же взгляд сверляще прям,
Суровы эти мужики,
Шутить им, братцы, не с руки…
И я, признаюсь, заскучал, и лишь когда с детьми играл
Былую легкость обретал  и про рутину забывал.
Мир детства, полный чистых сил
Меня к себе всегда манил,
В ребенке разум ярко блещет, как чистый крупный бриллиант
Под гнетом страсти не трепещет и сохраняет свой талант!

Уселся как-то раз на лавке и томик «Рай» хотел читать,
Листал страницу за страницей и стал безудержно зевать.
Вскочил и тридцать раз отжался,
Признаюсь вам, не помогло!
И словно мутное стекло
Мне застило и текст и смысл, и уходила моя мысль,
К крутым Чистилища отрогам, к их темным склонам и порогам
Которых видно не прошел.
Понятно же, не может вол
Порхать как птица в небесах… В природе нашей мало Рая,
Мы знаем лишь борьбу и страх, а райских кущ не понимаем!
Мы чужды им душой тревожной,
Поэтому и невозможно
Для нас понять, представить Рай… Мы видим розовый сарай,
В котором кремовая снедь, и нам за Данте не поспеть…

Вдруг Костя подошел ко мне, подсел и обнял за плечо -
«Смотри, в родимой стороне горим мы яркою свечой!
А ты потерянный и хмурый!
Мы шли сюда с таким трудом!
Давай построим тебе дом,
Найдешь красавицу казачку,  и в жизни станет все иначе!
Ведь наша воля, наше братство – по жизни главное богатство!»
Я голову склонил и замолчал,
В висках вопрос его стучал,
Но не было, увы, ответа, промчалось радостное лето,
В душе моей дождь моросил, и словно бы лишало сил
Тугое нудное сомнение.
Я помолчал еще мгновенье…
«Кто в сердце не хранит покоя, тому нельзя жить у земли,
Пока ростки беды и горя в душе его не проросли!

Мой путь духовный не закончен, и лишь одно я знаю точно,
Не обрету я счастья здесь. Прости меня за эту весть.
Быть может, буду я спасен
Упорной долгою молитвой?
Тревожно мне, как перед битвой.
Поеду, Костя, в монастырь, надеюсь, там освобожусь,
И повторив сто раз псалтырь, для новой жизни пригожусь!
Я верю, примите меня,
Средь ночи или бела дня
Когда и как бы ни пришел. Веду себя нехорошо,
Но почему-то надо так! Эх, Костя, я такой дурак!»
А Костя крепко меня сжал,
Ушел, ни слова не сказал…
Я трудником пошел в обитель N, там поселился возле стен,
Слетевшая с башки папаха упала под ноги монаха!

Иначе думал о житье в монастыре, и так скажу - не много в нем покоя.
Встают монахи на заре,   и дел полно, одно,  другое…
Порой  всенощную стоят,
И побледнев от службы долгой,
Выходят, как рассвет за Волгой,
Словно в тумане или  дымке из Храма пресвятых ворот!
После обеда снова читки, и дел опять невпроворот…
А рассуждать о тщетности сует
Способен тот, кто взял обет
И в келье тесной и холодной себя изведает постом,
Отставив разумом спокойным блага и дОлги на потом.
Но мне доступен был досуг,
Работы завершая круг,
Мы молча шли в жилище наше, там ждали хлеб, компот и каша.
Трудились не за деньги в общем, а для того чтоб стало проще
С собой мириться в этой жизни, смиренно принося добро,
И черные стирая брызги , войти туда, где так светло!
Где есть семья, любовь и братство,
Где радостны и дни, и ночи,
Где совесть бедная не точит
Души чурбан иссохший, сучковатый , своим рождением виноватый!

Собрался битый здесь народ и непростой как вешний брод.
Здесь были – поп, сложивший сан,
Вина не пивший сроду сам,
Но взявший пьяницу жену, попавший словно бы в тюрьму,
С бедовой этой попадьей, позор чинившей день-деньской.
И был еще ученый астроном,
Тот загремел в дурдом на том,
Что принял близко Кастанеду  и начал воплощать до бреду
Эксперименты с жизнью и судьбой, ходил с поднятой головой
Ну и с повязкой на глазах, через проспект на общий страх.
Но долгое пройдя лечение, иное обретал спасение.
Был еще странный человек,
Держался странно, нелюдимо.
Смотрел в упор, но будто мимо.
Имел тщедушный хилый вид, но двигался легко и резко
Вот острый взгляд его скользит, снимает стружку как стамеска…
Я под ним ежился не раз,
Сверло колючих черных глаз
Меня изрядно раздражало, и в спину лезло будто жало.
Он словно жаждал  поделиться, но опасался ошибиться,
Доверить тайну не тому!
Склонит ко мне свою корму,
Но вдруг рванет на всех парах! С каким-то словом на устах
С безумным, оглашенным видом, и даже будто бы с обидой….

И вот однажды рядом сел, и мялся, теребил руками –
«Сказать давно тебе хотел…» - я обратился во внимание,
Заинтригован, озадачен!
«Я счастья формулу нашел,
Но по секрету, хорошо?»-
Тот молвил, взяв меня за руку, и ветром сдуло мою скуку!
Признаюсь, даже рот открыл, пока он важно говорил -
«Наш разум ложно устремлен,
Чтоб правильный пошел закон
Необходимо отрешаться от явных мыслей и вещей,
И с Божьей волей соглашаться среди рутины разных дней.
Спросите «Как?» и вам скажу-
«В стене проделайте дыру
И так молитесь на Восток, чтобы пошел свободный ток
Энергии сверхбытия, и станут крепче дом, семья!
С женой на дырку посмотри и вокруг дома обойди…»
«Стоп, замолчи!» Я заорал! Мудрено дядя ты сказал,
Но поскорей глаза протри,
Простую истину пойми -
Нет у меня ни дома, ни жены!
И не было доселе никогда! Вот руки есть и голова!
Но их вокруг не обойдешь и дырку в них не провернешь!
Хотя желающие были,
Но как-то ненароком сплыли!»
Вскочил я вне себя от злости – попался на брехню, обман
Как будто подавился костью, пока глазел по сторонам!

На нервах шел в общагу нашу,
А там народ попроще кашу
Запил литрухой самогона и гнал от дальнего перрона
Состав с возней и матюками! Я, разогнав шалман пинками,
Кому-то рожу настучал, чтобы не дрался и молчал!
Ворочался, не мог уснуть, о, как душою отдохнуть?
Ужели нет покоя вовсе
Для грешников, таких как мы
Блуждаем вечно среди тьмы!
Рассвет дождливым был, осклизлым, меня к себе игумен вызвал
Я шел понурясь, вниз смотрел и ждал разбора моих дел.
 Эх доведут меня до гроба,
Мои несдержанность и злоба!

Вон дверь тяжелая в холодные палаты, за нею словно мир иной
Сквозь современные заплаты струится облик вековой,
Духовно целый, нерушимый,
Сомненьем черным не гонимый,
И дивный потому немного….  Помявшись нервно у порога,
Я постучал в большую келью. «Ты заходи, не стой за дверью!»
Раздался мощный строгий бас. «Ну, расскажи, ты кто у нас?»
Я отвечал по делу кратко, разглядывал его украдкой.
Он был тяжелый, но не тучный,
В фигуре проявлялась стать,
Словно за ней стояла рать!
Окладистой и черной бородою как будто лик суровый подпирал.
На лбу - морщина  резкою чертою, из под бровей насупленных взирал
Взгляд строгий, ясный, неподкупный,
Сверлящий прямо, неотступно
До глубины чужой души, и я, признаться, поспешил
Назначить менторским его, не уловив сперва того,
Что в нем скрывалась неба синь,
И что, взыскуя, он просил
Не оступиться на пути, который суждено пройти,
Чтоб посреди житейской гати мы не лишались благодати!

Ответ прослушав мой простой, качнул игумен головой -
«Садись-ка друже, выпьем чаю, откуда ты пришел не знаю,
Куда пойдешь, не знаю тоже,
Но в чем-то мы с тобой похожи,
Обоих совесть часто гложет!»
Я обомлел, разинул рот… Вот это братцы поворот!
Нам вскоре принесли поднос, уселся я, повесив нос…
«Но как вы поняли про это?
И отчего нам мало света?»
«Отвечу кратко, Родион! От наших ДУМ остался нынче только УМ.
Добро исчезло в его строе, и потому-то нет покоя!
А УМ, он лишь ловчит и хочет,
И крепко страстью приторочен
К загривку бешеного века! Душа же наша, как калека,
Стоит безропотно вдали, пока с грехами корабли
Плывут за темный горизонт… Сейчас везде проходит фронт
Борьбы за право быть собой! И даже здесь, пойми друг мой!
Как много согрешает духовенство,
Тебе не ведомо поди…
Но не стесняйся, погляди,
Как  многие позорят сан, торгуя должностью церковной
И как скрывают тайный срам содомской похоти греховной!
Как многих мучает корысть,
И там где духу должно бысть
У них расчет и звон монет, торговля и таможня,  бред!
Спасаются в стенах монастыря уж вопреки, а не благодаря!
Не для тебя клобук с ковригой,
Я это парень понял мигом!»
Смотрел я молча и моргал! Мой собеседник продолжал-
«Греховно наше поколенье, и только Божье попущенье
Нам долги эти облегчит! Пускай же золото звенит
И будет совести забота, раз уж положена работа
 Нам возродить достойный облик
Свободной и  святой Руси,
Пусть на Земли и Небеси
Узреют в злате наши Храмы , восставшие из мрака запустенья,
Тогда и мы, быть может, сами возьмем немного вдохновенья,
От их неброской красоты,
И нашей Родины черты
Преобразятся этой волей, которая за лесом, полем
Сопроводит в трудах, делах, и луч святой рассеет страх!
И наш талантливый народ
И мир и благо обретет!
Пусть человек, как божья птица на своей ветке пригодится,
И нас к Спасению поведут молитва, творчество и труд!»

В ином я вышел настроении, попивши у игумена чайку…
Была та встреча удареньем, вплетенным в бледную строку!
Зачем как нюня я раскис?
Сижу на колокольне черной птицей,
Мне надо срочно оживится!
И верилось, что будет знак, он вспыхнет в небе будто флаг
И уведет меня долой, другой нехоженой тропой.
Прошло три дня, и вот с утра
Я осознал, что мне пора!
Передавали в новостях, в Сибири вышел полный крах -
Электростанцию под корень развалили ! Турбину сильно раскрутили,
Подъемной силой сорвало болты,
Она пошла гулять по цеху, сметая балки и мосты,
Отрезан персонал на этажах и души их сжимает страх!
Все ближе черная вода! Решил я вылететь туда!

Две пересадки, семь часов и я на месте, в бой готов!
После аварии Плотину оцепили и слухи разные ходили!
От КПП меня погнали,
«А ну дружок давай назад!
Вопросы есть? Идите в штаб!»
Был штаб похож на дот в осаде, шли люди спереди и сзади
Взяв его в плотное кольцо, вот кто-то вышел на крыльцо,
Но голос в криках потонул,
И он в дверной проем нырнул.
От многих нет давно вестей, вот что узнал я от людей.
Народ ругался, проклинал,  и  все стекался, прибывал…
Сквозь яростный людей поток
Заметил,  будто бы росток,
Одну фигурку в черной шали, затихшую в своей печали…
К ней осторожно подошел и грустный взгляд  меня  нашел.

Были в том взгляде боль и мука, но, знаете, какая штука,
Была еще и ясность мысли, пусть руки горестно повисли,
Пусть давит на плечи беда,
Но не сдалась еще душа!
Вопрос я задал не спеша -
«Приехал к вам  сюда помочь, летел, наверное, всю ночь,
И верю, смог бы пригодиться! К кому, скажите, обратиться?»
«Сама не знаю растерялась,
Вчера вся связь повырубалась,
Пыталась инженеру дозвониться, но занято и не пробиться!»
«Зачем звонить! Поехали к нему! Вы с ним знакомы, не пойму?»
Учились вместе в институте
А он сейчас делами крутит,
Так что не видимся почти…» «Быстрее надо нам идти!»
«Спросить хотела у людей, от сына сутки нет вестей!»

«Узнаем все у инженера, пусть в лучшее окрепнет вера!»
На проходной нам пропуск дали, в охране тетю Машу знали.
И мы пошли по коридору
В нем звук шагов звучал угрюмо,
Как будто в темном мрачном трюме.
Вот в кабинет вошли бочком… С прической, вздыбленной торчком,
В табачном дыме распинался, по тесной комнате метался,
Немного странный человек.
Мешки тяжелые у век
Повисли на глазах усталых, а на щеке, небритой, впалой
Был красный след от телефона. «У вас мозги что ль из картона?
Сломался аварийный сброс,
Там механизм пошел вразнос,
А над затопленным машзалом еще живые могут быть.
Любой ценою слышишь надо нам этот шлюз сейчас открыть!

Как, нет у вас подрывников?» «Эй, дайте слово, я готов!»-
Сказал решительно и смело. Мы встретились глазами с инженером…
Шумела трубка и трещала
Хлестали ветки за окном,
И словно бы прошит огнем
Был душный воздух между нами, как между старыми друзьями,
Которые в разлуке ждали пока друг друга повстречали.
«Давно тот шлюз на ладан дышит
Прорвет и смоет, не услышишь!»
«Пойду! Да мне не привыкать, и подрывать и рисковать!»
«А как заряд мы подорвем?» «Простой взрыватель коротнем
Звонком обычным с телефона,
 Тротил плюс батарейка «крона»
Вот вся нехитрая начинка!»  «С доставкой может быть запинка!»
«Долезу, хватит мне сноровки, владею горной подготовкой.»

Веревкой вскоре обвязался и в бездну мрачную спускался.
Вот здесь идут мостки до шлюза, немного сгорбившись под грузом
Я шел навстречу
Брызгам, реву,
Как будто дойная корова
От перегрузки шлюз стонал, пока напор еще держал…
Я бомбу на затворе закрепил, проверил, крепко прикрутил.
Все делал не спеша, спокойно,
Полез назад, собой довольный.
Но страх, признаюсь, все же был - как бы взрыватель не сдурил!
Я наверху, ушли с плотины, и набираю три четыре....
Раздался взрыв и все кричат!
Давайте вниз, спасать ребят!"
Полезли в масляную воду геройские ребята мчс
Не видя путь, не зная броду как будто через темный лес!

Шли  по обломкам  перекрытий. И вдруг  « Живые есть, смотрите!»
Не передать вам, что в душе творилось! Как будто бы окно открылось,
И свежий ветер залетел,
Сдувая пыль с вещей и дел,
И яркий луч пронзил пространство, и пышное дубрав убранство
Дарило запахи, цветы и беззаботный мир мечты!
О Боже! Я кого-то спас!
Раздался с неба трубный глас,
И прошлого ушли дурные тени... Я словно опустился на колени
Пред чудом жизни и любви и просветлели мои дни!
И вот спасенного обнял,
А он к груди моей припал…
Мы опирается подчас на тех, кто опирается на нас.
Мне трудно это знание досталось, но тем надежнее держалось!

«Ну как зовут тебя друг мой? Сюда ты видно послан Богом!»
«Зовусь я Волгин Родион.» «Знакомы будем, Виктор Родберг!»
«Вы тетю Машу не видали?»
«В больницу к сыну убежала,
Поклон тебе передавала!
Давай уже на «ты», герой!» «Эй двое на плотине, стой!»
К нам резко подвалил наряд и с ним в погонах наглый гад.
«Так, кто такие? Документы?
Где пропуск? Кто пустил за ленту?
Кто разрешил вам подрывать? Мне вас придется задержать!»
В отделе долго нас пытали, где бомбу взяли, как собрали…
Но Виктор взял все на себя,
Спокойно, четко, не грубя,
Сказал, что бомбу сделал сам, взрыватель жахнул по часам,
А я его знакомый, альпинист,  перед законом точно чист!

«За нас» со станции звонили, и… под подписку отпустили!
Мы вышли, покурили, посмеялись… Нас тетя Маша обыскалась!
Ну вот, звонит! Зовет на ужин,
Бутылку взяли и пошли,
Туман холодный у земли
Стелился густо в этот вечер,  мы шли в него, ссутулив плечи,
На свет нечастых фонарей, плывет гало от их огней,
И растворяются в тумане
Словно в безбрежном океане
Дома, дороги, версты, судьбы… И лишь одно вовек пребудет-
Холодное молчание у ног твердыни, что дает нам срок
На суету и сострадание,
И, наше отпустив дыханье,
Возьмет тела в свою утробу, чтобы из них родились снова
Надежд зеленая трава, и Веры камень, чувств вода…

Остался город позади, пошли обычною деревней,
Как век вперед наш ни бежит, не изменить ее наверно.
Стоят нахмурившись дома…
А может надо так дружок?
Под низкий сруба потолок
Войти хоть раз снимая шапку, чтобы душу ухватил в охапку
Пушистый увалень медведь и смог немного отогреть!
Стучим… «Открыто, заходите!
Ну где вы бродите, сидите?
Остыло все, разогреваю!» Вот штука! Думал не узнаю,
Я тетю Машу в этот вечер, так изменилась с первой встречи!
Горят глаза, и как сказать,
Ее и тетей называть
Невежливо и даже глупо , как прима театральной труппы
Она вошла в цветастой шали ! Невольно попрямее встали!

Спасли сегодня ее сына! Тоски согбенной нет в помине,
Не льются слезы из-под век и полон жизни человек!
Но первый тост мы пили стоя,
Бокалы наши не звенели,
Без света на стальной постели
Лежат аж 30 человек! Они в машзале утонули,
Эх, мирный 21 век, разишь ты без клинка и пули.
Но все разборы на потом,
За этим дружеским столом
Мы все же празднуем победу, мы совершили что могли!
Превозмогая наши беды кого-то все-таки спасли!
Есть светлый луч средь черной тучи!
Осилит все народ могучий!
Нам не впервой среди разрухи, отбить косу гнилой старухи
Отстроить снова, возродить и доказать – России жить!

Проснувшись на плотину поспешили, машзал наутро осушили,
Невероятный вид открылся, как будто яростно носился
Волчок огромный
Меж колонн,
Плевал металл и грыз бетон.
Настолько искорежено все было, что в голову не приходило
С чего начать, как подступиться, как приподнять, как закрепиться.
На ферму кто-то таль мостил,
Подвес шатался и ходил.
«Здесь надо балку подварить, двутавр надежно прикрепить
Тогда он точно, без сомнения, сработает на растяженье!»
Сказал я, почесав затылок,
Бригада только рты открыла
Как будто появился Ломоносов, с накачанным и голым торсом!

А Виктор головой качал, потом под ручку меня взял
«Скажи, ты где учился парень? Толково больно говоришь!»
«Ну, это дело слишком старо, былое не разворошишь!»
«Ну ладно, позже! За работу!
Все сделаем как ты сказал,
За десять дней очистить зал
Начальство строго повелело, Степан, Михалыч, эй, за дело!»
Так, подвиги Геракла  повторяя, трудились отдыха не зная,
Мы день за днем, за ночью ночь!
И вывели весь мусор прочь,
Турбину старую подняли и агрегаты проверяли.
«Мне Родион, напарник нужен, вдвоем любое дело сдюжим!
Работы море видишь сам,
Ну что, согласен, по рукам?»
«Конечно Виктор, я согласен, но только до конца не ясно
Как мне работать без диплома?» «За это не волнуйся, зема!»
«Сначала на заочный, там экстерном, и будет через год наверное!
 Но главное пойми тут не диплом, а то, что с делом ты знаком!»

И вот, пошла у нас работа!
Ремонт, проектировка и наладка,
Прошивка, кабелей укладка,
Поставка нужных запчастей, за все мы брались для людей!
Запущен пятый агрегат, ну и с шестым идет на лад!
Как в воскресенье спать охота!
У Виктора опять забота!
Приплелся в офис по звонку. Вот Родберг! Не лежится на боку!
«Мы сдали наш заказ дружок! Пора бы  подвести итог!»
«А что чего-нибудь не так?»
«Да все путем, ну вот чудак!
Ну как тебе еще сказать, пора  и прибыль посчитать!»
Тут Виктор вытащил таблицы и попросил в них углубиться.

Смотрел и сразу удивился – как много вкладок цифр и строчек!
Все записал, не поленился! Сидел, корпел ночами, точно!
«Эх Виктор, друг мой дорогой,
Ты сосчитай все это сам,
Зачем толкаться головам
Над разлинованным листком? Мне результат скажи потом!
Тебе я доверяю как себе, а в этой с дебитом борьбе,
Скажу - пожалуй больше даже!»
«Потом не хватишься пропажи?»
«Нет Виктор, я  серьезно говорю, ты уже выполнил расчет,
Коли вершки есть на корню, зачисли просто на мой счет.
А если деньги нужны в дело,
Бери и израсходуй смело!»
Поднялся Родберг с тихою улыбкой, лукавый резкий бросил взгляд-
«Эх Родион, за каждой скрипкой стоят еще артисты в ряд.
Любого дела не гнушайся, о том подумай, постарайся!
Но за доверие «спасибо» я скажу! Иди уж досчитаю, посижу!»

Я вышел в странном настроении,
Немного раздраженный, но довольный.
Обидел ли его невольно?
Но напрочь сон слетел с меня, стоял один средь бела дня.
Хотелось мне томленой каши, решил заехать к тете Маше.
Да, редко у нее бывал,
Не выносил обильный шквал
Ее вопросов и заботы! Как будто вспоминая что-то,
Она себя со мной вела, так словно угодить мне не смогла!
От этого ужасно уставал,
Потом всегда себя ругал,
Что я неблагодарен, нелюдим , живу как злобный тигр один,
И в чаще рук, локтей и взглядов людского избегаю стада.

Но в этот раз визит  не в тягость, в гостях у Маши оказалась
Ее племянница, студентка, волос пушистых взбита пенка
Над яркими и быстрыми глазами,
И задран вверх курносый нос!
На каждый заданный вопрос
Она нещадно огрызалась, но понял я, что с нею сталось!
По физике «банан» схватила и в «академку» угодила!
Пришлось из Новосиба вновь
Вернуться, и родная кровь
Бросает укоризненные взгляды, как будто ей совсем не рады!
Одна лишь тетка Маша понимает, ее с душою принимает!
«А где ты учишься скажи?
В Политехническом? А ну ка покажи?
Туда я поступаю на заочный и буду курс сдавать экстерном!
Бывают совпадения, точно! И удивительные, верно!»


«Позанимайтесь с Ритой, Родион!» - меня спросила тетя Маша.
«Ей разъясните в физике закон, а вам семья поможет наша!»
Я посмотрел на Риту и поймал
Взгляд полный ярости такой,
Что репу почесал рукой,
Но почему-то стал доволен и спокоен. «Когда занятия откроем?»
«Давайте завтра у меня!» И вот, с того шального дня,
Я физику преподавал,
До дома Риту провожал,
Она брала меня под руку на том углу, где топят  скуку
Прыщавые подростки «пацаны», чьи мешковатые штаны
Мотней дурацкою висят
И хилый открывают зад.
Тогда в ее глазах светился гордый огонек, а мне-то было невдомек,
Я шел, болтая и шутя, как будто бы со мной дитя!

Мне Родберг прибыль насчитал, я, наконец, квартиру снял,
С простым ремонтом, без затей, но вид зато - на Енисей!
С уборкой Рита помогла,
Уют нехитрый навела.
За скатерть севши чай попить, решил я маму пригласить.
Она примчалась почти сразу, мне сунув торт, искала вазу,
Букет шикарный куплен был -
Пришлось отрезать пэт бутыль…
О как же мама поседела, и сквозь очки вовсю глядела
На непутевого сынка, дрожала с ложечкой рука,
А та звенела о стакан…
И вдруг окна поплыл экран
Взметнулся тополиный пух, вот школа и экзамен выпускной,
Эх как захватывало дух, когда с пятеркой шел домой!

Я третий сын! Ну что сказать… Всегда стремился доказать,
Что лучшим быть могу во всем, и шел частенько напролом!
У братьев вон детей полно,
Забот наверно полон рот,
Их жизни полный оборот
Уже имеют на Земле, а я все не сижу в седле,
Бегу босой, схватив уздечку, а тянет уж росой под вечер!
Опять как школьник перед мамой,
А за оконной светлой рамой,
Алея засверкал закат, и отвечал я невпопад,
На все житейские вопросы, сидел крутил спортивным торсом,
Косился за окно украдкой,
Где Енисей могучей хваткой
Нес к горизонту Солнца блики, на реку Вечности похож,
И где ко мне спешила Рита и в тубусе несла чертеж!

Явленье Риты маму поразило, а я болтал о молодежных пустяках,
И мама,  извиняясь , взгляд скосила, смотрела как на дурака…
Войдя в хмельное настроение
Смеялся сам и сам шутил,
Их наконец развеселил,
Мы резали московский торт, и пили из стаканов чай,
 Нам солнце согревало борт, но вскоре, соскользнув за край,
Стянуло неба синеву
И звезд мерцающих канву
Венера затмевала,  не мигая, в своей извечной красоте
И блеске равенства не зная! В бездонной черной пустоте
Вела свой путь по небосклону,
Холодный свет дарила благосклонно.
А мы от жара Солнца не остыли, тепло сердца наши таили
И вспыхивал румянец на щеках, и тайный знак читался на устах.

Через неделю маму провожал, она меня, рыдая, обнимала,
На миг ребенком снова стал,  в объятиях хрупких у вокзала.
Потом прощальные советы,
Хвалила Риту исподволь,
Уехала… Осталась боль…
Мне, впрочем, тоже скоро ехать, нам с Ритой нужно в институт!
Смешно! Но как-то не до смеха, вираж позорный больно крут!
Три дня ходил и огрызался,
А Родберг только усмехался,
Не отвечал, все понимал…И кипятиться я устал.
Билет в кармане,  ключ соседу, после обеда сразу еду.
Сидел в кафе и Риту ждал,
И вдруг там начался скандал!
«А ну, скотина, стол протри! Вокруг окурки посмотри!
Свинья! Грязищи через край!» - орал накачанный бугай.

Официантка растерялась, рука ее как плеть болталась,
Он замахнулся на нее… «Эй ты, отставить, е мое!»
Я вышел,
Рядом стал в проходе.
«Сейчас получишь ты морде!!»-
Бугай, набычась, стал бакланить и пыжась мышцами играл,
А я смекал куда  ударить, чтоб не убить, но чтоб не встал.
Вдруг Рита забегает в двери,
И вот - глазам своим не верю,
Она метнулась между нами, как будто защищать меня,
 Не передать вам чувств словами, забыл на миг про бугая,
И видел только свет янтарный,
Струящийся так лучезарно
Через копну ее волос! Свет вдруг из памяти принес
Волшебный давний вещий сон! О, как нежданно сбылся он!

Бугай немного сдал назад, из бара тетки набежали,
Мели и терли все подряд и что-то без конца болтали…
А Рита вдруг ко мне прижалась,
Я обнимал ее все крепче,
Вдруг стал моложе, добрей, легче,
Домчались до вагона как на крыльях, я понял,  что давно ее любил,
И лишь когда купе закрыли,  припомнил, что обед не оплатил…
Пробыл всего неделю в Новосибе,
Но если бы меня спросили,
То отвечал бы – был там год! Такой вот братцы оборот!
Вернулся и с того момента с рассеянной улыбочкой студента,
Работал и ничуть не уставал,
Мы с Родбергом сгоняли на Урал,
Для ГТС реле купили, еще один проект закрыли,
И, наконец, как сдать зачет, пошел я оплатить тот счет!

Стоят у входа мотоциклы, внутри в жилетках мужики,
Они в мою проблему вникли, но денег брать им не с руки,
Сменился у кафе хозяин,
Теперь здесь будет байкер клуб,
Вдруг парень поправляет чуб -
«Ого, здорово Родион! Ребята это мой спаситель!
Тащил до шлюза он патрон, вот на героя посмотрите!»
В плечо мне дали, руку жали,
Все мотоциклы показали,
Проехался на Хонде! Боже мой, решил купить себе такой!
Договорился, привезли и вот счастливый и в пыли
Лечу с друзьями по проспекту!
Поверьте, байкеры не секта,
А братство крепких мужиков, где каждый уважать готов
Достоинство и мнение другого, а это стоит дорогого!

Мне подарили кожаный жилет, но вот нашивок на нем нет,
У остальных же на спине написано М С Н В!
«Друзья, что значат эти буквы?»
«Так ты один не знаешь только!
Мы Мото Клуб Ночные Волки!»
Да, нас в Саянске пока мало, но есть большой Байк центр в Москве,
Другие наши отделения бесчисленны по всей стране!
А это сила, Родион!»
«Какой устав у вас, закон?
И почему же волки, как же так? Видал я с волком один стяг…
Сменился он на Триколор, как подписали приговор
Мечтам Ичкерии преступным
Теперь и в мыслях не доступным
Тот волк помучил нас сполна, пока не кончилась война!»

-"По кочкам этим не в ту степь недолго парень залететь,
Наш волк совсем другого рода, его российская природа
Взывает к мужеству и братству наперекор больному рабству
Пред божеством гнилым Маммоны!
Корыстью подлой разобщены
Готовы люди все продать и Земли русские раздать!
Унижена была Россия , копейки жалкие просила
Разрушен жизни был уклад и в головах царил разлад,
Народ забитый стал спиваться
И волчьих сил пришлось набраться
Чтобы средь ночи возгласить - " Очнитесь братья, нам здесь жить!
Пусть колесо несет по свету во все пределы правду эту!»
«Да волк такой по нраву мне,
Промчимся на стальном коне,
Во славу матушки Руси! Наверное на небеси
Уж предрешен наш путь земной  и мне завещаны судьбой
Былинный Волк, глядящий строго и наша русская дорога!»

«Ты хорошо сказал браток! Так знай уже подходит срок,
Нам ехать в город Севастополь!
Байк шоу грянет там у моря,
Соединив дугою Зори
Над слетом вольным двухколесным! По бухте  расплетая косы,
Затихнет пламенный закат, и встанет рядом с братом брат
Послушать музыку и песни,
Что грянут громко во все веси,
На трюки смелые смотреть и всей душою подлететь
Вослед ударному салюту,  рванувшему по небу круто!»
«Отсюда едем на своих?»
«А как же, именно на них!
Поедет трейлер с тех поддержкой, не занимаясь глупой спешкой
Туда доедем  дней за десять, так нужно карту нам повесить,
И разработаем маршрут. Проедем здесь, ночевки тут.»

Как далеко от Крыма мы! Но нашей Родины сыны
Дороги дальней не боятся,
Перекрестясь, в седло садятся
И по просторам вольно мчатся!
«Сперва доедем до Москвы, там собирается колонна,
Через Челябинск до Уфы, а там уже на Нижний можно!»
«Ну если через Нижний путь,
Там место есть где отдохнуть,
Живут на хуторе друзья и нам объехать их нельзя!»
«Добро! Через два дня в дорогу! Ну, собирайтесь понемногу!»
Купил два спальника, палатку
Подстилку примус и тетрадку.
Решил опять вести дневник, мне Рита бросила – «Старик!
От века ты идешь назад, теперь для дневника АйПад!»

«А в каждом пне сейчас розетка, идешь по лесу вдруг отметка!
Подсел, подзарядился и вперед, куда тропа тебя ведет!»
Мне нравилось когда взрывалась Рита
Своим неудержимым гневом,
Когда под нежные ланиты
Бросалась кровь, за нею следом румянец яркий разгорался…
Эх, сколько лет я жил не ведал, сердечной жаркой этой страсти!
Вели меня любовь и долг,
В борьбе за жизнь не брал я в толк
Извечной радости живой, кипящей яркою струей!
Не думалось, что будет так, что дух мой, собранный в кулак
Раскроется цветком волшебным,
И стану добровольным пленным,
И тем свободу обрету… И сокровенную мечту
Лелеять буду не страдая, а легким локоном играя!
Ходили к Ритиной родне и было «сватовство гусара»
Вдруг вышло, что под силу мне «под штангу дать» такого «жара»!
В итоге на колено встал
И попросил ее руки.
Нет, вы не смейтесь, мужики.
Да был немного пьяноват, с ее отцом коньяк распили,
Но в этот раз был даже рад, что винные пары раскрыли
Из подсознания обряд!
Что прозвучал на древний лад
Вопрос мой, заданный нахально, но это было не банально,
И в паузе, что вдруг повисла, горела новой жизни искра!
Так состоялось обручение,
Поход наш стал не приключением,
А выездом к семейной жизни, накрывшим Риту с головой.

Наша бескрайняя Отчизна подарит холод нам и зной,
Дороги пыльной забытье, дождей чернильное шитье
И молний блеск над косогором, который открывает взорам
Плывущий в тучах русский крест!
Среди нахмуренных небес,
На миг он загорится весь,
И разглядишь в грозе просвет, оттуда брызнет яркий свет
И тучи рваные края сомнет багровая заря!
Эфир, насыщенный озоном,
Пронижет колокольным звоном
И лихо полетишь вперед за новый дальний горизонт!
700 за день это немало, но нас езда не утомляла,
А будто придавала сил,
Так словно бы из тайных жил,
Под нашею святой землей, бежала красною струей
К нам мощь минувших поколений, их подвигов и их знамений!

Прошли бескрайнюю Сибирь, а после трудовой Урал,
И вот мелькнула Волги ширь и новой встречи час настал!
Опять я в городе знакомом,
Бордюр, дороги – загляденье!
А это что за наважденье?
Над круглой клумбой, на плакате, седой и с новой важной статью
Расположился Николай! «За честность голосует край!»
Так надпись яркая гласит,
И подпись «мэр» еще висит!
«Победа!» - Я нажал на газ! Но мне не до того сейчас,
Конечно рад за друга Николая, что должность у него такая,
Но вся душа полна свиданием
И скорой встречи ожиданием!
Диана, Костя вам сюрприз, с пригорочка прикатит вниз
На хутор брат ваш Родион и отобьет земной поклон!

С друзьями мчится и с невестой и знает, что всем хватит места
За дружным праздничным столом, под звон стаканов, смеха гром!
В ворота въехал, дом знакомый...
А сердце рвется из груди!
"А ну ка Костя, погляди!"
Раздался голос родной, звонкий! Диана вышла в кофте тонкой,
А Костя вовсе с голым торсом, я мотоцикл с невестой бросил,
Чуть их не задушил в объятиях!
Представил Риту , мото братьев.
Станичники сбежались к мотоциклам, нам руки жали, восхищались,
Ватага наша пообвыкла, потом на лошадях катались,
Не стащишь байкера с коня!
Один уже в галоп гонял,
Слетел, чуть шею не свернул, и  тут я Костику моргнул
Пускай ведут располагаться, а мы - до Волги, прогуляться!

Идем… щебечет детвора в своих забавах беззаботных,
Как наша Вера подросла и Костин Ваня мальчик плотный!
С детьми побегал в догонялки,
Потом смекнул, остепенился,
Хорош, уже считай, женился!
Так мы дошли до бурелома,  где раньше был «Натальин бор».
До Волги дальнего излома он открывал привычно взор,
Но бурелом забил подлесок,
Трепещущей зеленой взвесью
Шумит веселая листва! О жизнь, она всегда права,
Над грудою поверженных стволов, историй, судеб и голов
Поднимется младое племя
Теперь настало ЕГО время!
Оно стремится смело ввысь, и  скажем так ему- «Держись!»
Мы станем для тебя землей, и не ищи себе другой!»

Как статуи с Дианою застыли, и вдаль смотрели, не мигая…
Но две руки большие нас крепко сжали, обнимая!
«Невеста заскучала, Родион!»
Сказал мне Костя, улыбнувшись,
И я, как будто бы очнувшись,
Вернулся к Рите, а она на нас смотрела очень удивленно,
Но ничего не объясняя, с душой размякшей и смущенной,
Под ручку  взял ее, побрел.
И томный пар от поля шел,
Свежея, плыл к закату день, длиннее становилась тень,
Калейдоскоп людской молвы тонул в глазах большой совы,
 Всезнающей и хищной, как судьба,
Тех глаз бездонная бадья
Смотрела в вечность, не мигая, от шелухи освобождая
Земной и грешной жизни суть и нас благославляя в путь!

Лишь рассвело могилы посетили и там молчанием почтили
Василия, отчаянного друга, Потапыча, жильца земного круга
Прошедшего  эпохи лихолетий,
И Карпова, того, кто нам наметил
Как русский воин должен жить на свете!
Потом подались в город к мэру, нас встретил у порога Коля!
Он как всегда болтал не в меру, и тут же нам  похвастал вволю,
Как сделал к городу дорогу,
Как пристань строят понемногу…
Но в этот раз его бахвальство меня не злило совершенно,
А он изображал начальство и говорил самозабвенно.
И я был горд за дело друга,
Как будто есть моя заслуга!
Потом стихийный митинг состоялся, нас проводить народ собрался,
Мы уезжали в Севастополь! Прощай же ель и здравствуй тополь!

В Москву домчались на пределе, уже колонна выезжала,
Мечтала Рита всю неделю, но лишь Байк центр и увидала.
 Но было там что посмотреть -
Гигантский мотоцикл у входа
На камне рядом волчья морда,
Ее оскал таит вопрос , «Ты сердце верное принес?»
Напоминая, что из праведников ста милее Богу покаянные уста!
Прошли в железные ворота,
Напротив сцена в виде грота,
А рядом надпись  на стене «Есть Бог на небе и Россия на Земле!»
От сцены выступ волчьей лапой,  не тусклые  огни под рампой,
На башнях факелы ревут,
И стяги реют как салют!
Кругом, машины, мотоциклы, мы толком ни во что не вникли,
Как уж командуют «в седло!» До кофе дело не дошло…

Ползет огромная колонна, полиция дорогу нам дает,
Сидят все чинно и спокойно и гордость за грудки берет,
Что много нас и мы сильны,
И в этом братстве все равны,
Что выйдем на простор страны,
Из  наших русских городов под розу бурную ветров,
И весть об этом дружном марше опередит движение наше!
И высыплет на улицы народ,
Кто хлеб, а кто цветы несет,
Нас вдаль проводят добрым взглядом, ну что еще для счастья надо?
Доехали! Ночевка в Балаклаве, там стол в «Таверне» заказали,
Забито все в огромном зале,
Цвета на спинах рассказали
Вот тут Москва, а здесь Казань, Калязин вот, а там Рязань,
А промеж них Саянска клин, ну дальше только Сахалин!

Над бухтой дует теплый ветер и пахнет солнцем помидор,
Сверкают мачты в лунном свете, и веет бриз  у крымских гор.
А завтра на горе Госфорта
Вся двухколесная когорта,
Слетится там, где  ГОК ржавел и грянет мощью дивных дел!
Над зданием ГОКа флаги реют несет их ветер, солнце греет,
Российский яркий Триколор
Ведет неспешный разговор
С жовто-блакитной Украиной, и горизонт полоской длинной
Лежит под ними в забытьи,  и мысль способна подойти
К простому пониманию жизни,
В большой единственной Отчизне
Где братским флагам каждый рад,  где будет лучшей из наград
Союз свободный всех народов из одного растущих рода!

Где элеватор грохотал в софитах остов сцены встал.
Там рубит крепкий русский рок, а мы зашли, поели впрок
В один из множества шатров,
Стоявших улицей на поле.
Потом попили чая вволю,
И прогулялись до трамплина, с его отрывистого клина
Взлетят до неба смельчаки, до звезд не знающих тоски!
А мы не знали без сомненья
Всех тайн ночного представленья,
И каждый место выбирал и шоу час с надеждой ждал.
Мы сели рядом с пультовой, да вид отсюда мировой!
Стемнело, стихли барабаны
И звук мелодии органной
Готовил к зрелищу народ, все стихли, подались вперед…

Вдруг шар огромный показался, внутри него огонь метался,
Он плыл над сценой- кораблем, и виделись две тени в нем!
Разрезал воздух резкий треск, под звон аккордов, вспышек блеск,
Горящий шар вдруг раскололся
Освободив фигуры две,
Одна была как бы в огне,
В сверкавшем алом одеянии, в другой же виделось страдание,
В простой без пояса рубахе,  пошел тот человек без страха
Навстречу красному огню!
И вширь движение развернув
Необычайный длился танец , вдруг скрипки резко зазвучали
Мелодии давая темп и мы на крыше увидали
Пять фурий в небе грозовом!
В стене наметился разлом,
Мелодия свалилась в марш, и вдруг в проломы будто фарш
Ввалилась черная орда и мрачно двигалась сюда!

На танках и грузовиках, под звук военных барабанов,
Вселяя ненависть и страх, ступив своей ногой поганой,
На Землю предков наших славных!
Им встретить суждено отпор!
Прожектор светит с дальних гор
И с высоты  на тонких  тросах спустился взвод чтоб стать стеной.
Пошел вперед,  гранаты бросил и закипел горячий бой!
Гремит жестокий рок со сцены,
Кругом огонь по всей арене,
И трудная борьба пока, но вот сигнал, махнет рука
И два лихих мотоциклиста, как воплощение героизма,
Взметнутся в неба черноту
Полет их видно за версту!
И сила эта побеждает, и враг обратно отступает,
Смелее все прыжки, и трюки, уходит враг, хлебнув науки,
Аккорды жесткие звучат, и в небо устремляя взгляд
Мы смотрим с сердца замираньем, как крутят сальто с зависанием
Наши Бесстрашные спортсмены!
Полет  и приземление у сцены!
Героями орда побеждена, и снова в Ад ползет она!
Вдруг вспышка яркого огня, и виден как при свете дня
Нам хор военных моряков,
Он грянул гимн поверх голов,
Воспев геройский Севастополь, освобожденный и живой,
Внимало сердце песнь вдоволь,  рвалось как будто в смертный бой!
Вершилась песня нотой долгой
И вдруг как нитка за иголкой
Пошла до звезд струя феерверка и развернулась в яркий шар!
Едва сияние  померкло, как вальс душевный зазвучал.

И закружились в вышине на тонком цирковом ремне
Гимнаст с изящною партнершей, то был сюжет из жизни прошлой,
Когда средь смерти и войны
Цветные людям снились сны.
Ведь мы с рождения должны
Отдать Любви дар сокровенный, и что душе нашей нетленной,
До ужасов больного века! Не только смерть для человека,
Но жизнь, любовь и красота,
О счастье яркая мечта!
И на пожарище войны, вдруг нежные цветы видны,
Я сам об этом крепко знал и нашим предкам сострадал…
Любовь меж небом и землей,
А завтра снова нужно в бой!
Пусть эта радость скоротечна, но Красота всегда не вечна
И чем короче ее миг, тем чище радости родник.

И вальс сменил победный марш! Сегодня Севастополь наш!
Над сценой кораблем салют сверкает, пусть каждый песне подпевает -
«Мы не оставим города свои,
Мы обязательно дойдем!»
И эту песню допоем над  сверженным во прах врагом!
Вдруг, и, глазам своим не верю, раскрылись точно двери
Борта у сцены- корабля
Из чрева рев – дрожит земля,
И выезжает под салют десант знакомый двухколесный!
Скажу вам прямо, этот выезд имеет облик судьбоносный,
И даже сказочный немного,
Пусть примет русская дорога,
В свои объятья нашу братию, мы в сердце пронесем распятье,
А на плече звезду победы, которую добыли деды!

Дороги русские дороги! Мы просто станем вашей кровью,
И по артериям страны помчимся волею хмельны!
И разнесем благую весть
Которую узнали здесь
Из песни новой и могучей, текущей к каждому из нас
Как будто воды с горной кручи и бьющей и не в бровь, не в глаз,
А прямо в души напролом  -
"Возродись отечество в облике святом!"
Слова той песни загорелись на небе праздничным огнем,
Салюта искры разлетелись и в танце ярком огневом,
Метались вспышки и кометы,
Тьма отступила перед светом!
На вольной и святой Руси звон прозвучит до небеси,
Вершая Вдохновенный слог, для тех кто жить и слышать мог!

Звучат, звучат колокола, и отзвук их в гремящей выси…
Как будто пелена сошла, и прояснились чувства, мысли,
Соединились голоса
В могучем радостном Ура!
Гуляем братцы до утра!
Народ братается, свистит, струя шампанского бежит,
А мне, поверь, вина не надо и я смотрю , смотрю с отрадой
На волка на фронтоне сцены…
Парит тот словно над ареной,
Зубами вырвал зло из сердца, под самый корень, навсегда,
Заветная открылась дверца и больше горе не беда!
Открыты снова все пути,
Но нужно нам своим пройти,
И доказать трудом упорным, что славы предков мы достойны,
В России надобно дерзать, у ней особенная стать!



Но вот меня в плечо толкают - "Пойдем в ВИП зону приглашают!"
Давай скорей спускайся вниз, там ждет тебя большой сюрприз!
Прошли сквозь праздную толпу,
Поднялись на большой помост,
Народ гуляет в полный рост!
Но чуть подальше – совещание, стоит серьезно плотный круг
Проходит клубное собрание, а в центре Лидер наш – Хирург.
Усталый страшно, но довольный
Располагающий невольно
К себе и слову своему, так происходит потому,
Что верит крепко в наше дело и говорит свободно, смело!
И вдруг меня к себе зовет,
Так, что еще за оборот?
Пожали руки. Взгляд прямой. «Привет, саянский Родион!
С мотоциклетною волной примчался от сибирских крон!

Минута эта не проста, возьми же клубные цвета!
Их пронеси по жизни с честью!» «Я, огорошен этой вестью,
Будто дар речи потерял,
Нашивки  принял как святыню
Награду получив по чину,
Теперь и на моей спине написано МС НВ!
О том о сем поговорили, в стаканы по сто грамм налилили…
Я рассказал, что мол электрик,
А он в ответ – «Вот как же метко
Судьба орудует людьми! Ты очень нужен в эти дни!
В Байк центр хочу тебя отправить, чтобы проводку там поправить!
Раз дали крена на корму
Все надо делать по уму!»
«Ну что ж! Поеду и налажу!» Собрали поутру поклажу,
И пропыливши по песку, мы с Ритой двинули в Москву!





Эпилог.
Сегодня день большой, переговоры, приехал даже Родберг из Сибири,
И будут здесь большие споры как бизнесу развиться шире,
Да, мы уже шестая рынка,
Но наша планка высока,
И раз пришли издалека,
То нужно силу показать и смело в IPO вступать
Сам факт к нам средства привлечет и это можно взять в расчет.
Вот вам и деньги на завод,
Который строим уже год!
Но снова думал и считал, один по комнате шагал…
Люблю приехать раньше всех, где дисциплина, там успех!
Не вышибить военную закалку,
Хотя -  перегибаю палку.
Бывает гаркну так, что устыжусь, потом спокойно объясню и улыбнусь…
Как трудно мне себя понять!  И вот задумался и начал вспоминать…

Гулял я в детстве над рекою и жгли костры на дальнем берегу,
Дым расстилался над водою, и мне казалось что могу,
В нем видеть странные фигуры,
Они то страстно обнимались,
То друг от друга разлетались,
По воле волн, по воле ветра, а может волею своей?
Часами я смотрел и где-то пел сладкозвучный соловей.
Заворожен и очарован,
Сюжетом тайным околдован,
Я верил в жизнь фигур из дыма,
Переживал за их судьбу
Вот проплывают они мимо,
А я помочь им не могу,
И лишь смотрю на их полет.
Куда их ветер понесет?
О как тогда хотелось мне, чтобы незримое усилье,
Которым движется Борей явило справедливость миру,
И привело героев в  бухту
Где только нега и покой -
Так верил я ! О Боже мой!
Какою сказкой глупо бредил, наивен точно первый снег,
Еще не знал в какие бездны себя ввергает  человек!
Он низко и позорно пал,
На дне под гнетом застонал,
Своих безжалостных страстей. Поверьте, только смех детей,
Мне позволяет ненадолго забыть о страшной, едкой, колкой,
Несносной боли состраданья,
От страшного в душе признанья,
В бессилии спасти, сберечь, храм золотой от разрушенья,
Безумие, жадность, гнев и блуд, нам нет, увы, от них спасенья!

Какою страшною гримасой порой предстанет вешний лик!
О человек, сорви же маску! Не иссякай любви родник!
Душа не знай вовеки жажды!
Благих событий цепь не рвись!
Но нет же! Тягостно повис
Обрывок дня на тумбе века, унылый, нудный как калека,
Он призывает нас к терпенью, нам нет давно уже спасенья
От совести усталого укора
И нервно прячась от позора,
Мы жаждем свежих новостей – там разбомбили, тут сожгли,
Пустили по миру людей, и так во всех краях Земли.
Вину мы прячем за картинкой,
И под эфирную сурдинку
Теряется на счастье редкий шанс, иди потом ищи его по свету!
А жизнь дается только раз и наше имя канет в Лету!

Что имя? Только звук простой, название обреченных умереть,
Склоняясь головой полуседой, я понимаю, что  в финале – смерть!
Зачем житейских поворотов бытия
Заслушивать длиннейший перечет,
А может только то возьмем в расчет,
Что окрыляет, возвышает дух, возносит над ненужной суетой,
Что вдохновляет и ласкает слух, затейливой и искренней игрой?
Пусть это только часть пути земного
Зато она стоит дорогого!
Блаженны чистые сердца, но как скажи узреть им Бога?
Уводит нас тернистая дорога,
Но мы идем на дальний свет
Нечаянно пришедшего прозренья!
Восстанет дух из сумрака забвенья
«О человек, стыдись земных оков!» -
Промолвит  и продолжит  вновь-
«Ключ ко всему один – Любовь!»
Как пробужденье от кошмарных снов
Как над полями Родины рассвет
Как истина, которой краше нет,
Как луч средь яростной грозы,
Зовущий в лучшие миры
Таков исток Любви предвечной!
Непостижимый, бесконечный,
Блеснет живительной водой
Над нашей буйной головой
На перекрестке тех путей
Где бьется сердце без затей
Где знают люди, что должны
Отдать за близких даже жизнь!
Где нет фантазии препона
Под светлым луком Аполлона!
Где благодать с души омоет копоть…

Но вот звучат шаги и мне пора работать.

Сегодня день большой и переломный, завод построим мы в Сибири!
Пусть замысел и труд упорный послужат матушке России!