В деревне рос Мамонов Юра,
Горбушка хлеба с молоком,
Да босиком к реке аллюром
С ватагой сверстников бегом.
Забавы, детские забавы-
Казалось солнце калачом,
Леса, болота и канавы,
Слепни, мошка - всё нипочём.
Страна войны лечила раны
И без излишеств жил народ,
Взрослели дети очень рано-
Учёба, школа, огород.
Взрослел и Юра тоже быстро
И вровень с ровней был умом,
А вот душа была садиста
И с детства полнилась дерьмом.
Казнил он кошек шилом острым
И мнил великим сам себя,
Считая всех, кто ниже ростом
Отстоем, вслед им зло шипя.
Гордыня, зависть, меркантильность,
Чревоугодие и гнев,
Всё больше лили яд в фертильность
Сознаньем юным овладев.
И в снах у Юры иллюзорных
Всё чаще грезился сюжет,
Что он средь свиты из придворных
В корону с мантией одет.
Где меньше правды, больше фальши
И весь расклад под интерес,
А годы жизни гнали дальше,
Его оплывший жиром вес.
И встретил Юра жириновкой
Победу ельцинских идей,
И всем сказал, что по отцовской
И он потомок от царей.
А меркантильность в крохоборство,
К тому давно переросла
И вся деревня за обжорство,
Его мамоном прозвала.
Народный суд, как божье око,
Любую видит гниль и спесь.
Мамон сожрал в пылу порока
Блинов, что семерым не съесть.
Чуть стихли Масленицы звоны,
А у Мамоны в доме ор-
Проклятья, крики, слёзы, стоны-
В кишках возник с блинов запор.
Блины обратно лезли с глотки
И старый конюх Купидон,
Махнув стакан гранёный водки,
Поставил клизму в афедрон.
Мамоне после полегчало
Да гнев печёнку сгрыз до дыр
И желчный взгляд, где зло рычало,
И сам стал жёлтый, словно сыр.
А зависть вылезла на веке
Бордово-сизым ячменём,
Ведь все пороки в человеке,
Как в книгу, пишутся на нём.
В деревне жил Мамонов Юра,
Где старый конюх Купидон
Воткнул, вчера на холм понуро,
Табличку с надписью Мамон.