Боже, что может быть слаще Твоих речей,
Бегущих по венам моих свечей,
Стремящихся мирно к алтарному дну,
Разящих без страха лукавую мглу?
Что может быть тише Твоих речей,
Едва уловимых среди ночей,
Таящихся в блюдцах моих очей,
Смиряющих сердце как лязг мечей?
Что может быть мягче святейших рук,
Тянущих без жалости, будто лук,
Души моей перетлевшей звук,
Несущийся к небу, как вязкий тук
Ахилессовых туговыйных мук?
Боже, что может быть выше нашей любви,
Израненной, тайной, слепящей светом,
Несущейся мигом перед рассветом?
Такой же болезненной и слепой,
Открытой ветру, босой, нагой,
Гонимой, вечно с кровавым спазмом,
Тяжелым криком, почти несвязным,
Таким отчаянным, но святым,
Что горы рядом почти что дым,
Парящий клубьями-облаками,
Составивший клир с вигилами-снами?
Боже, что может быть слаще даров-ночей,
Когда грубый воск пожелтевших свечей
Стекает на руки и душит плоть,
Как будто их цель - побольней уколоть,
Как будто они не Твои от Твоих,
Как будто им горько за нас двоих?