Глядя на руки

Наталья Анищенко
Время беспощадно….Оно вроде и есть, а вроде и нет его вообще…
Так стремительно меняются сцены, картины жизни.
Иногда пролетают года, как минуты и ты удивляешься тому, что вот ведь только было, как вчера, ан нет…уже столько времени промчалось. А бывает и наоборот – минуты растянуты, как часы, и ты никак не можешь дождаться, когда кончится эта пытка временем..,и болью…
Он часто мыслями возвращался к тому времени, когда боль захлёстывала его и вырывалась наружу воплем, похожим на звериный, а потом воем, и наконец переходила в скуление, как у зверя попавшего в капкан, и отчаявшегося выбраться из него.
Оставался только один выход – отгрызть себе лапу и обрести свободу такой ценой, потому, что нет ничего сладостней свободы, пусть даже и на трёх лапах.
Что-то его не отпускало, возвращая и возвращая к тем страшным дням детства. Прошлое вытягивало из него что-то придавая силы, а не забирая её.
Чем больше Он страдал, тем сильнее становился его дух, тем больше Он обретал возможностей, которыми редко кто обладал.
Мысль перенесла – таки в то время, когда Он пребывал в санатории, чтоб поддержать здоровье и отдохнуть летом. Мама его туда отправляла ежегодно. В санаторий имени Семашко.
Там его кормили, лечили, развлекали. Было весело. Санаторий был профильный. Там находились дети с кожными заболеваниями, как у него.
Вот и Он лечил там свои ручки, покрытые болячками от экземы.
Каждый день Он приходил на процедуру. Ему мазали руки каким – то составом и надо было ходить с этим целый час.
Молодая блондинка с холодными глазами проделывала ему эту процедуру. И почему-то именно её глаза – змеиные такие, врезались в его память.
Видимо сестра была не очень грамотной и очень рассеянной. Она быстро открыла какой-то пузырёк с сильно пахучей жидкостью, а
Он, почему – то испугавшись, инстинктивно спрятал руки за спину и заметил ей, что жидкость должна быть другой - Он же знал, чем смазывают его руки…
Но блондинка, состроив свирепую гримасу, сказала, что это не его дело.
Быстро намочив вату, она приложила её сначала к одной руке и стала забинтовывать, а потом и к другой, проделав то же…
Руки стало щипать сразу. Они просто горели огнём. Он заплакал, но блондинка была неумолима и выставила его за дверь, приказав терпеть.
Он терпел… Час показался ему вечностью. Кричать, плакать было стыдно и Он прятал эту жуткую боль в себе, стараясь её полюбить изо всех сил, как уже привык делать в течении всей своей ,пока коротенькой, но такой наполненной до краёв болью, жизни.
Да… Как же Он запомнил этот ужас в глазах незадачливой сестры, когда она начала разбинтовывать руки. И чем ближе был конец этой процедуры, тем больше и больше становились глаза блондинки…
Кожа с рук слезала вместе с бинтом, обнажая сварившееся мясо на руках ребёнка.
А Он смотрел, и ему становилось жаль не своих рук, а её – эту бедную девушку, такую теперь испуганную и растерянную, такую несчастную в своей безалаберности, а может и в тупости. Ему было жаль её…
Теперь вот от нахлынувших воспоминаний, Он понял, что уже давно разучился жалеть Себя.
Он даже научился ощущать благодарность к боли , ведь только благодаря ей, Он обрёл свои сверх возможности.
Изувеченные в детстве руки стали ему помощниками. Он научился, прикасаясь ими к больному месту человека, снимать боль, облегчать страдания.
Он гордился своими руками. Он любовно называл свои руки КИСТЯМИ, поскольку это атрибут художника, мастера, живописца, создающего великие полотна. А Он и был мастером, умеющим Созидать и Творить. И это ему нравилось…

@ Наталья Анищенко сентябрь 2021