Вот он я – ремонтантный, но грома бодрее –
появляюсь в твоей деловой суете.
В волосах проступает солома пырея,
меж сосками – стигмат; остальное – в хвосте.
Отчего не писалось в комфортных застенках,
где не каждая мошка рассмотрит твой грим –
это так… полувыкатанно-бессистемный
разговор Моргенштерна с Гордоном про Крым.
Обмануть меня новым маркетингом цацек
после горького тура на птичьих правах –
знаешь, друг… Мне уже начинает казаться,
что горит твой построенный наспех фольварк.
Устремлённая в гриву растаявшей тучи,
радость века летит в восходящий откос
через пропасть космической черни гнетущей,
вспоминая мой длительный анабиоз.
Да, была густота щегольской шевелюры,
гибкость чистых костей, дезертирство с трудов,
и сейчас нет мне смысла поломку нервюры
выставлять: сам найди серединку, будь добр.
Ни единого камня в победной трембите.
Звук естествен и страшен, как искра ножа.
Кто-то втёр гегемонам, что я – потребитель?
Так и было – до хосписного рубежа.
Я отныне – плакат в модерновом пин-апе:
что-то спорно, местами фальшивят цвета…
У тебя вся задача – быть Шпонькой по папе,
гражданином села до обрубка хвоста.
Мне такое – что лик страстотерпицы постный.
Слишком ярок костюм мой с той красной среды.
В чехарду – извини. Сам же видишь, что поздно.
Но – считай, зацвели ледяные сады.