Стихотворение начинается с анафоры. Повторяющееся начало каждой строчки «Я пыль» является отсылкой на барочную лирику и ощущение себя как песчинки, заброшенной в бесконечное пространство Вселенной. Звукоподражательные слова и варваризмы, идущие после анафор, воспринимаются как звук отчаяния песчинки, надеющейся услышать хотя бы эхо вместо безмолвия.
Основная часть стихотворения содержит сюжетную линию, так что мы можем отнести это произведение к лироэпическим жанрам. Сам сюжет восходит к архетипу «путешествия» героя, в европейской литературе берущего начало ещё в «Одиссее» Гомера. Автор сознательно подчёркивает эту связь, используя слова «легенда», «меня любят дети» (Телемах из любви к отцу отправился в одиночку на его поиски), «тот парнишка обречён» (отправляясь в путь, Одиссей знал неблагоприятные пророчества о своей судьбе).
Так и лирический герой совершает путешествие, возрождение души, что видно даже по рифмам: первые - неточные: «мерсе – первый», «легенда – дети», в конце переходящие в игру с частями речи и межъязыковыми созвучиями: «чё – горячо», «party – хватит». Следуя за технической стороной произведения, мы понимаем, что это восхождение – возвращение назад. Вопиющий голос в пустыне отчаянно зовёт своё прошлое, кажущееся автору идиллическим, правильным. Его картины до сих пор остались в подсознании лирического героя, в то время как моменты настоящего кажутся иллюзорными и негативными: по отношению к ним идёт анафора «сука». То есть лирический герой, подобно «лишнему человеку», устал от окружающего мира обывателей, преклоняющихся перед ним. Рефреном следует фраза, выражающая его отношение ко всему происходящему: «мне похуй если чё». Даже радость от того, что он отправился на вечеринку в бане выражается плеоназмом: «значит, будет горячо». Герой не чувствует счастья в настоящем, замечает лишь внешние признаки изменения температуры.
Антитезой идёт фраза, указывающая на семейные отношения лирического героя с отцом: «да мы на party, а папе никак не хватит». Папа – образ из прошлого мира – не мог себе позволить такие вечеринки, чем лирический герой пытается гордиться, чтобы закрыться от душевной пустоты. Эта пустота выражается обозначением любовных связей как «мои thottie – Barbie», то есть кукольных.
Рефлексия лирического героя выражается во фразе, снова идущей анафорой: «А чё теперь?» Находясь на распутье, он пытается понять, куда двигаться дальше, чтобы избавить себя от ощущения безнадёжности.
Апокалиптичности стихотворению придаёт следующая строфа с отсылками на Страшный суд: «зверь», «цепь», «тень». Герой осознаёт, что его настоящее беспросветно, сравнивает себя со зверем, сам даёт себе негативный эпитет «****ый», понимает, что сковывает себя нерушимой цепью.
В завершение строфы снова обращение к светлому прошлому и связь уже не со зверем, а с Христом: еврей, красивый, его любят вне зависимости от потребностей, несёт свет. И всё это относится к генетическим и первоначальным состояниям лирического героя, а не полученным им на жизненном пути.
Последняя строфа полна безнадёжности русского декаданса. Окружающую его реальность герой называет «дерьмом», в котором он первый. Чувствуется отсылка на Булгакова и бал у князя Тьмы. Герой ощущает всю безнадёжность попыток выбраться с этого бала и вернуться в привычный правильный мир. Двусмысленно звучит слово «бич», с одной стороны, омофон и варваризм, а с другой – некрасовское «Лишь бич свистал, играя». Герой понимает, что его муза точно так же преисполнена общественным порицанием, но пытается закрыть на это глаза.