Москва, Аэропорт Шереметьево.
22 июля 1991 года. Шесть утра.
Ещё несколько часов назад казалось, что не будет этого нахлынувшего чувства горячей и невыносимо острой тоски.
Вчера, гуляя по московскому Арбату, я смотрел на ближайшие события, не более, чем, как на захватывающее приключение.
За четыре часа до посадки получаю в руки опечатанный сургучом и со штампом «проверено» вожделенный кулёк с аудиокассетами с невероятно ценными записями «к которым больше никогда не будет доступа».
Слёзы и объятия провожающих. Линия кордона. Четыре отрывистых звука, штампующих паспорта, как четыре выстрела, отправляющих их хозяев на маленькую смерть. Зал ожидания. Витрины с парфюмерией, дорогими коньяками, пивом, безалкогольными напитками и прочими радостями, от взгляда на которых почему-то воротит.
Каёмка солнечного диска за окном, поднимающаяся над лётным полем.
«Страшно, mein Herz, страшно…»
Уставшие, измученные переселенцы, и рядом — вальяжные, с постными лицами немецкие бюргера.
Проходим через «тоннель» (ох, уж эти классические ассоциации!), и в его конце, справа от вереницы бывших претендентов на теперь неизбежный рай, перед входом в Боинг 737, находится еще один офицер пограничных войск.
Судя по его внешней отстраненности, он лишь для проформы исполняет функциональные обязанности апостола Петра.
Запомнилась старушка, которая плакала и обеими трясущимися руками долго жала ладонь стандартно улыбающейся стюардессе авиакомпании Люфтганза.
Уже через полтора часа полёта можно было видеть сверху немецкий ландшафт — петли автомагистралей, черепично-оранжевые, строго очерченные утопающие в яркой зелени кляксы немецких провинций.
Идущий на снижение авиалайнер возвращался домой вразвалочку, и, казалось что вот-вот перевернётся. При этом двигатели каждую минуту меняли обороты: их сопровождающая жесткую турбулентность от низких частот, до внезапно нарастающего визга симфония вызывала ощущение, что скоро нам придётся пообщаться со своими далёкими предками, которые переселились в Россию полторы сотни лет назад.
За несколько минут до посадки я снова вспомнил офицера-пограничника, которого озадачили хранить вход в райские кущи,
однако через несколько минут шасси коснулось бетона и двигатели заработали на реверсе.
Первым и самым ярким впечатлением в Германии для меня был её провинциальный ландшафт, строжайшая геометрия которого крайне плотно заполняла географические пространства между городами.
Казалось, что какой бы угол зрения не возьми — все рукотворно-рафинированные объекты неизбежно будут выверены и расположены сообразно золотому сечению.
Темно-оранжевая черепица крыш тонет в сочной буйной зелени, картину уравновешивает непременный купол кирхи; воздух промыт и прозрачен, редкие прохожие приветствуют друг друга старым добрым "Gr;; Gott".*
Виддерн (Widdern), который в начале девяностых годов прошлого века насчитывал от силы полторы тысячи жителей, называет себя ранее и ныне городом.
Официальным символом городка является Овен (Widder). То бишь — баран. Насчет того, можно ли перевести название Виддерн как «Барановка» или «Барашково», ничего сказать не могу, так как согласно летописям, основанный в I веке, а точнее в 774 году Witterheim, был назван в честь одного из его основателей «Wittero», или «Witteri».
--------
Зажатые в руке 50 марок. Магазинчик среди фахверковых домиков. Возраст некоторых фахверковых домиков — половина тысячелетия.
— Главное, в попытке объяснится своего рода «языковая наглость», — убеждаю себя. Буду говорить, как могу. Поймут, куда они денутся!
Вах! Цветная фотоплёнка "Porst"!
Вспоминая некоторые теоретические знания, по цветной фотографии, которые необходимо учитывать, а также мобилизуя все оставшиеся крохи немецкого языка, которых я сберёг с с детства, обращаюсь к милой девушке, которая уже прилетела с «Чем могу помочь?».
— Грюсс Готт... (указываю на фотоплёнку) Фото... Эээ... Пейзажен? Тагеслихьт?
О том, что я ищу фотоплёнку «для дневного света», она с некоторым недоумением уяснила, но вероятно «пейзажен» для аборигенов оказалось слишком сложным, тем более прозвучало оно, как глагол.
(Гмм.. Однако. «Я иду сегодня шпацирен и пейзажен» Что-то в этом есть...) - прим. от 11.08. 2021.
Здесь же я нашёл для себя полуботинки, которые сулили мне изучение местных окрестностей при должном комфорте.
Плюс две шариковые ручки, хрустяще-белые конверты для писем и десяток почтовых марок по одной марке.
— Kommt noch etwas dazu? (Ещё что нибудь?) — спрашивает меня девушка-продавец с ангельской улыбкой.
— Danke! ...
И, с независимым видом, плюс растянутой до ушей улыбкой, не учтя языковых нюансов, я предлагаю милой девушке себя упаковать. В пакет. В придачу.
***
В фотографии, будь то искусство, или ремесло, как известно иногда появляются неожиданные жанры. Новый жанр, который мне пришлось наблюдать исключительно со стороны, получил название «Столыбутылки».
.
Среди новых небожителей этот жанр был достаточно широко распространён, включая далеко не всех, но некоторых, наших живущих за тридцать километров, (но при этом сверхдальних, как расстояние между Неккаром и Хуанхэ) родственников.
Соответствие данному жанру там достигалось плёночной «мыльницей» со встроенной вспышкой.
Изображения, отпечатанные на глянцевой фотобумаге, где глянцем сияло всё — от бутылок, до раскрасневшихся физиономий, отправлялись оставшимся знакомым и родственникам в Казахстан, или Сибирь.
***
Каждый преодолевал рутину немецкой провинции как мог.
В ожидании языковых курсов, которые начнутся только во второй половине сентября, я садился на велосипед, да накручивал километры, перемещаясь по соседним провинциям — Jagsthausen, Sch;ntal, Krautheim...
Когда к нашим благополучно переселившимся русскоязычным соседям приезжал гость из Союза и пост-Союза, первым священным ритуалом их была не экскурсия по великолепной, хоть и рафинированной немецкой старине и природе Германии, а поездка в огромный супермаркет, который находился между Неккарзульмом и Хайльбронном — Кауфланд.
При виде количества сортов колбас, зарядных устройств для аккумуляторных батареек и квадратных кассет, некоторым дорогим гостям, становилось физически плохо.
С трудом скрывая пошловатое ликование от реакции дорогих гостей, их, под трясущиеся руки выводили из огромного здания Кауфланда с тележкой, к подержанной "Ауди".
Усаживали на переднее сиденье, так как из-за невозможности переварить дорогими гостями все впечатления, у них наступало головокружение.
И желудок у дорогих гостей иногда начинал чудить, ибо на заднем сидении на поворотах укачивало.
Должен признаться, что при довольно прохладном и отстранённом к потребительским радостям отношении, до записей любимой музыки на компакт-дисках, которая собиралась по крупицам в позднем детстве и ранней юности, я всё-таки дорвался. И уже в первые месяцы дюжины две дисков были куплены. А под новый 1992 год приобрёл не самый дешёвый музыкальный центр, который служил мне десять лет.
И, кроме того... О, да... эта невероятная музыка... (которой можно настраивать и тестировать баланс звука стереофонических систем). Кроме велосипедных, ещё десятки и десятки километров одиноких пеших прогулок в день, с плейером, когда день этот так быстро переходит в вечер!
О, Жан-Мишель Жарр!
О, Жан! ...вермишель...
О, Жаркое с вермишелью!
--------
11.08. 2021. Кёльн
ПРИМЕЧАНИЯ:
* «Gr;; Gott» - «Да приветствует (хранит) тебя Бог»
Приветствие, принятое на юге Германии, Южном Тироле, Австрии с преимущественно с населением, исповедующим католическую ветвь христианства.