Эта зима никогда не закончится,
Эта зима будет вечной.
И гулкий звук тишины,
Сводит меня с ума,
Громче крика,
Тверже стены,
О которую я разбиваю конечности.
Я боюсь приближение ночи:
В ней тишина становится
Значительно,
Значительно громче.
В этой метели теряю рассудок,
Теряю следы
Плутаю
В дыму скрученных самокруток.
Это не снег, это пепел с моих кроссовок
Пепел с моих мечтаний,
Что оставил у моря
Сгоревшего
Среди пылающих зарисовок.
Я пронес его на своих подошвах,
Расшвырял без остатка,
В углах
На подъездных площадках,
На автобусных остановках,
В ванной, в теплых кроватях,
На Финсоком заливе,
На закоулках Арбата,
На железных дорогах,
В купейных вагонах,
На трассе, что стянула
Два города, словно
Удавка…
И я ныряю в метро, спасаясь от вьюги
Закрываю глаза
Вижу
Остатки мертвого юга.
Остатки тепла на Ее диване,
Прикосновения рук,
Объятия,
Шум душа в пропаренной ванне.
Вижу холод единственной остановки
Жду автобус -
Придет не скоро,
Пальцы зябки и как-то неловки.
Я вижу кадры из хроник,
Которым, увы,
Не сбыться,
Я вижу кадры из прошлого,
Которые, увы,
Были…
В пору захлопнуть сонник:
Она стала часто
Мне
Сниться…
Просыпаюсь:
Мне выходить на Сходненской,
Почти конечная,
Но ветка совсем иная
И город совсем другой,
В Девяткино завела меня вьюга,
Сука
Беспечная…
И я мечтал бы остаться на том берегу,
Никогда не встречать Ее,
Остаться в том пепле,
В этом сером снегу.
Утопнуть в море,
Затеряться на трассе,
Но так поступить уже не смогу.
Я разлил здесь бензин,
Она же чиркнула
Спичкой
И яркой звездой всполыхнул
Последний
Дельфин…
И я лелею пепел дорог,
Забочусь, как о любимом
Питомце,
И он так и будет кружить,
Застилая дом,
Где просыпается
Солнце.