На фото слева Иосиф Сталин и Николай Бухарин. Обратите внимание на выражение их лиц. Чувствуется жуткая усталость друг от друга. На фото справа Есенин, Повицкий, Мариенгоф (сидит). Харьков. 1920 год. Любовь до гроба?
Революции, пертурбации, девальвации. Пришёл в Россию 1918 год. Надо жить. Есенину всего двадцать два, потом двадцать три! Продолжаем выборочно смотреть Хронологическую канву жизни С.Есенина. И люди, люди. Новые люди, с которыми могла быть связана Персия для Есенина.
1918 год.
1918, июнь -11. У Есенина и З. Н. Райх рождается дочь Татьяна.
1918, сентябрь-ноябрь. Работает над «Ключами Марии». Это проза.
-Знакомится с А. Б. Мариенгофом. Известнейшая личность. От неё отпечаток на последующие годы Есенина вплоть до 1925-го. Кто он, Мариенгоф?
Далее Википедия о Мариенгофе.
Анатолий Борисович Мариенгоф (24 июня [6 июля] 1897, Нижний Новгород — 24 июня 1962, Ленинград) — русский поэт-имажинист, теоретик искусства, прозаик и драматург, мемуарист….
…Летом в город (Пензу) вошёл Чехословацкий корпус. От случайной пули погиб отец. После этого трагического события Анатолий Мариенгоф навсегда покинул Пензу и переехал в Москву, где остановился у своего двоюродного брата Бориса и совершенно случайно (Я: !!) показал свои стихи Бухарину, бывшему на тот момент главным редактором «Правды». Стихи Бухарину не понравились, но талант в молодом человеке он разглядел и устроил его литературным секретарём издательства ВЦИК, которым руководил по совместительству.
Вскоре в издательстве ВЦИК происходит его встреча с Сергеем Есениным, имевшая существенное значение в судьбах обоих, а после — знакомство с В. Шершеневичем и Рюриком Ивневым. Они называют себя имажинистами, о чём заявляют «Декларацией», опубликовав её в январе 1919 года в журнале «Сирена» (Воронеж).
С Есениным Мариенгофа связала тесная дружба. Осенью 1919 года они поселяются вместе и на несколько лет становятся почти неразлучны. Вместе ездят по стране: летом 1919 года побывали в Петрограде, весной 1920 года — в Харькове, летом — в Ростове-на-Дону, на Кавказе. Публикуют в печати письма друг к другу, чем вызывают негодование критиков. Есенин посвящает Мариенгофу поэму «Сорокоуст», драму «Пугачёв», стихотворения «Я последний поэт деревни» и «Прощание с Мариенгофом».
Конец Википедии о Мариенгофе.
Далее сам Анатолий Борисович:
«В Пензе у меня был приятель: чудак-человек. Поразил он меня с первого взгляда бряцающими, как доспехи, целлулоидовыми манжетами из-под серой гимназической куртки, пенсне в черной оправе на широком шнуре и длинными поэтическими волосами, свисающими, как жирные черные сосульки, на блистательный целлулоидовый воротничок.
Тогда я переводился в Пензенскую частную гимназию из Нижегородского дворянского института.
Нравы у нас в институте были строгие — о длинных поэтических волосах и мечтать не приходилось. Не сходишь, бывало, недельку-другую к парикмахеру, и уж ловит тебя в коридоре или на мраморной розовой лестнице инспектор. Смешной был инспектор — чех. Говорил он (произнося мягкое «л» как твердое, а твердое мягко) в таких случаях всегда одно и то же:
— Древние греки носилы длынные вольосы дла красоты, скифы — чтобы устрашать своих врагов, а ты дла чего, малчик, носишь длынные вольосы?
Трудно было в нашем институте растить в себе склонность к поэзии и быть баловнем муз.
Увидев Женю Литвинова – целлулоидовые его манжеты и поэтическую шевелюру, – сразу я понял, что суждено в Пензенской частной гимназии пышно расцвесть моему стихотворному дару….
….Жене Литвинову и суждено было меня познакомить с поэтом Сергеем Есениным. (Я: Со стихами Есенина).
Случилось это летом тысяча девятьсот восемнадцатого года, то есть года через четыре после моего появления в Пензе. Я успел окончить гимназию, побывать на германском фронте и вернуться в Пензу в сортире вагона первого класса. Четверо суток провел, бодрствуя на стульчаке и тем возбуждая зависть в товарищах моих по вагону, подобно мне бежавших с поля славы.
Женя Литвинов, увлеченный политикой (так же, как в свое время литературой), выписывал чуть ли не все газеты, выходящие в Москве и Петрограде.
Почти одновременно появились в левоэсеровском «Знамени труда» «Скифы» и «Двенадцать» Блока и есенинское «Преображение» с «Инонией».
У Есенина тогда «лаяли облака», «ревела златозубая высь», Богородица ходила с хворостиной, «скликая в рай телят», и, как со своей рязанской коровой, он обращался с Богом, предлагая ему «отелиться».
Радуясь его стиху, силе слова и буйствующему крестьянскому разуму, я всячески силился представить себе поэта Сергея Есенина.
И в моем мозгу непременно возникал образ мужика лет под тридцать пять, роста в сажень, с бородой, как поднос из красной меди.
Месяца через три я встретился с Есениным в Москве….
…Первые недели я жил в Москве у своего двоюродного брата Бориса (по-семейному Боб) во 2-м Доме Советов (гост.«Метрополь») и был преисполнен необычайной гордости.
Еще бы: при входе на панели матрос с винтовкой, за столиком в вестибюле выдает пропуска красногвардеец с браунингом, отбирают пропуска два красноармейца с пулемётными лентами через плечо. Красноармейцы похожи на буров, а гостиница первого разряда на таинственный Трансвааль. Должен сознаться, что я даже был несколько огорчён, когда чай в номер внесло мирное существо в белом кружевном фартучке.
Часов в двенадцать ночи, когда я уже собирался натянуть одеяло на голову, в номер вбежал маленький лёгкий человек с светлыми глазами, светлыми волосами и бородкой, похожей на уголок холщовой скатерти.
Его глаза так весело прыгали, что я невольно подумал: не играл ли он перед тем, как войти сюда, на дворе в бабки, бил чугункой без промаха, обобрал дочиста своих приятелей и явился с карманами, оттопыренными от козен и медяков, что ставили «под кон»? Одним словом, он мне очень понравился.
Бегая по номеру, легкий человек тот наткнулся на стопку книг. На обложке верхнего экземпляра жирным шрифтом было тиснуто: «ИСХОД» и изображен некто звероподобный (не то на двух, не то на четырех ногах), уносящий голубыми лапищами в призрачную даль бахчисарайскую розу, величиной с кочан красной капусты. В задание художника входило отразить мировую войну, февральскую революцию и октябрьский переворот.
Мой незнакомец открыл книжку и прочел вслух:
Милая,
Нежности ты моей
Побудь сегодня козлом отпущения.
Трехстишие называлось поэмой, и смысл, вложенный в него, должен был превосходить правдивостью и художественной силой все образы любви, созданные мировой литературой до сего времени. Так, по крайней мере, полагал автор.
Каково же было мое возмущение, когда наш незнакомец залился самым непристойнейшим в мире смехом, сразу обнаружив в себе человека, ничего не смыслящего в изящных искусствах.
И в довершение, держась за животики, он воскликнул:
— Это замечательно… Я еще никогда в жизни не читал подобной ерунды!..
Тогда Боб, ткнув пальцем в мою сторону, произнес:
— А вот и автор.
Незнакомец дружески протянул мне руку. Когда минут через десять он вышел из комнаты, унося на память с собой первый имажинистский альманах, появившийся на свет в Пензе, я, дрожа от гнева, спросил Бориса:
— Кто этот….?
— Бухарин! — ответил Боб, намазывая вывезенное мною из Пензы сливочное масло на кусочек черного хлеба.
В тот вечер решилась моя судьба. Через два дня я уже сидел за большим письменным столом ответственного литературного секретаря издательства ВЦИК, что помещалось на углу Тверской и Моховой».
(Я: Простые люди во 2-м Доме Советов не поселяются. Это я о двоюродном брате Анатолия - Борисе. К простым людям один из лидеров партии Бухарин (член ЦК в то время) так просто не вбегает в 12 ночи. Позвали, наверное, из-за Анатолия. Надо же было пристроить куда-то.)
Далее с места в карьер вставка из Википедии об отношении Н.Бухарина к творчеству Есенина.
… Бухарин участвовал в посмертной кампании против Есенина и «есенинщины», его участие в ней во многом определялось внутрипартийной борьбой с Троцким, который выступал с положительными оценками творчества Есенина. В 1927 году в газете «Правда» Бухарин опубликовал статью «Злые заметки», изданную позже отдельной книгой, где писал:
Есенинская поэзия по существу своему есть мужичок, наполовину превратившийся в «ухаря-купца»: в лаковых сапожках, с шёлковым шнурком на вышитой рубахе, «ухарь» припадает сегодня к ножке «государыни», завтра лижет икону, послезавтра мажет нос горчицей половому в трактире, а потом «душевно» сокрушается, плачет, готов обнять кобеля и внести вклад в Троице-Сергиевскую лавру «на помин души». Он даже может повеситься на чердаке от внутренней пустоты. «Милая», «знакомая», «истинно русская» картина!
Идейно Есенин представляет самые отрицательные черты русской деревни и так называемого «национального характера»: мордобой, внутреннюю величайшую недисциплинированность, обожествление самых отсталых форм общественной жизни вообще.
Конец Википедии о Бухарине.
(Я: Вам слова Бухарина ничего не напоминают? Разве не так же (см. последний абзац) некоторые либералы и прочие разные любители «свободы по-европейски» сейчас говорят о народе России? Что интересно: Анатолия Мариенгофа в годы кампаний и репрессий не арестовывали и дел не возбуждали, не тронули и тогда, когда стрелы партии категорически направились на Бухарина. Н.Бухарина расстреляли в 1938-м. Анатолия Борисовича только критиковали. Но не трогали. Из-за заслуг перед Отечеством?).
Продолжение Анатолия Борисовича:
«Стоял теплый августовский день. Мой стол в издательстве помещался у окна. По улице ровными каменными рядами шли латыши. Казалось, что шинели их сшиты не из серого солдатского сукна, а из стали. Впереди несли стяг, на котором было написано:
МЫ ТРЕБУЕМ МАССОВОГО ТЕРРОРА.
Меня кто-то легонько тронул за плечо:
– Скажите, товарищ, могу я пройти к заведующему издательством Константину Степановичу Еремееву?
Передо мной стоял паренек в светлой синей поддевке. Под ней белая шелковая рубашка. Волосы волнистые, жёлтые, с золотым отблеском. Большой завиток как будто небрежно (но очень нарочно) падал на лоб. Завиток придавал ему схожесть с молоденьким хорошеньким парикмахером из провинции. И только голубые глаза (не очень большие и не очень красивые) делали лицо умнее: и завитка, и синей поддевочки, и вышитого, как русское полотенце, ворота шелковой рубашки.
– Скажите товарищу Еремееву, что его спрашивает Сергей Есенин».
Я: Так начинается знаменитый «Роман без вранья» А.Мариенгофа, изданный впервые в Ленинграде в 1927 году.
Как будто небольшой отрывок я привёл – а Мариенгоф уже успел в датах ошибиться. Вначале он пишет, что Женя Литвинов познакомил его со стихами Есенина летом 18-го, чуть далее – что месяца через три он встретился с Есениным в Москве, то есть в середине осени. И вдруг: «Стоял тёплый августовский день, шли латыши, и голубоглазый паренёк в синей поддёвке тронул Анатолия за плечо. Но Хронологическая канва нам правильно пишет, что встреча произошла в сентябре-ноябре 18-го. Поздравляю вас, гражданин, соврамши в романе без вранья! С первачком! Ну, это, батенька, мелочи, я понимаю. Нужен был тёплый август и простой-простой паренёк в летней поддёвке и шёлковой рубашке. Почти пастушок.
Антиесенинская статья Бухарина в газете «Правда» тоже появилась в 1927-м. Роман «Без вранья» - о жизни в 1918-1925 годы. Большое место в нём отведено Сергею Есенину, общим событиям, окружению. Сведений о Мариенгофе можно привести много…. В том числе и о том, что к его творчеству были очень неравнодушны в очень положительную сторону Иосиф Бродский и ныне популярный Захар Прилепин. Но сейчас не об этом, мы должны думать о Персии с туманами.
И всё-таки ещё кусочек из знаменитого романа я приведу, чтобы вы сами составили представление, ну хоть чуть, о характерце талантливого Анатолия Борисовича, отношении его к Есенину, и как к человеку, и как к поэту, вылезшем, в конце концов, через пару лет после декабря 1925-го, на страницы книжки:
«…Последним, опоздав на час с лишним, явился Есенин. Вошел он, запыхавшись, платком с голубой каемочкой вытирая со лба пот. Стал рассказывать, как бегал он вместо Петровки по Дмитровке, разыскивая дом с нашим номером. А на Дмитровке вместо дома с таким номером был пустырь; он бегал вокруг пустыря, злился и думал, что все это подстроено нарочно, чтобы его обойти, без него выработать манифест и над ним же потом посмеяться.
У Есенина всегда была болезненная мнительность. Он высасывал из пальца своих врагов, и каверзы, которые против него будто бы замышляли, и сплетни, будто бы про него распространяемые.
Мужика в себе он любил и нёс гордо….
Перед тем как разбрестись по домам, Есенин читал стихи. Оттого ли, что кричал он, ввергая в звон подвески на наших «канделяберах», а себя величал то курицей, снесшейся золотым словесным яйцом, то пророком Сергием; от слов ли, крепких и грубых, но за стеной, где почивала бабушка, что-то всхлипнуло, простонало и в безнадёжности зашаркало шлепанцами по направлению к ватерклозету….».
Конец выдержки.
Я: Так по всему роману. Можно ли после этих остроумных и язвительных вывертов верить написанному? Думаю, что можно. Не в стратегических вопросах, касающихся жизни и творчества Есенина, тут я бы сильно поостерёгся. В картинках, описывающих быт, можно.Но не безоглядно. Надо ещё включить свою голову и вместо язвительных очков пересмешника(И прежний сняв венок, - они венец терновый, увитый лаврами, надели на него: но иглы тайные сурово язвили славное чело; отравлены его последние мгновенья коварным шёпотом насмешливых невежд…) надеть простые, обыкновенные.Ну, очень не нравилось Анатолию Борисовичу: ему такому изящному, умному, парадоксальному – всё время надо возвращаться, упоминать, цитировать в своих книгах этого Сергея Есенина, как будто бы по всем статьям проигрывающего ему, славному Анатолию Мариенгофу.
Но он всё возвращался и возвращался. Вот и «Мой век, мои друзья и подруги», Л., 1988. (Написана в 1953-56 годах, то есть, когда с есенинщиной ещё активно боролись).
«В последние месяцы своего трагического существования Есенин бывал человеком не больше одного часа в сутки.
От первой, утренней, рюмки уже темнело его сознание.
А за первой, как железное правило, шли – вторая, третья, четвертая, пятая…
Время от времени Есенина клали в больницу, где самые знаменитые врачи лечили его самыми новейшими способами. Они помогали так же мало, как и самые старейшие способы, которыми тоже пытались его лечить…
А вот это стихотворение (Я: «До свиданья, друг мой, до свиданья») для умного Есенина было чистой литературой. Чистейшей! Даже в свою последнюю здешнюю минуту он не вспомнил Бога. А все многочисленные Иисусы в есенинских стихах и поэмах, эти Богородицы, «скликающие в рай телят», эти иконы над смертным ложем существовали для него не больше, чем для Пушкина – Аполлоны, Юпитеры и Авроры.
Мы часто повторяем вслед за Достоевским: «Человек с Богом в душе», «Человек без Бога в душе». В этом смысле у Есенина, разумеется, бог существовал. Но не христианский, не православный, а земной, человеческий, наш. Имя его – поэзия. С этим единым богом Есенин и прожил всю свою мыслящую жизнь.
Есенинская трагедия чрезвычайно проста. Врачи это называли «клиникой». Он и сам в «Черном человеке» сказал откровенно:
Осыпает мозги алкоголь».
Конец выдержки из «Моего века».
Я: Мариенгоф писал, что самым закономерным исходом для тридцатилетнего Есенина была смерть. Что он давно исписался. И так многие пишут и говорят, оправдывая смерть поэта (часовая передача, например, на телеканале «Совершенно секретно»). Я после этого, ещё не зная результата, он мог быть и против меня, решил посчитать по годам, когда и сколько написал Есенин стихотворений, поэм. И что же?!
http://esenin-lit.ru/esenin/text/stih-by-year.htm. Стихотворения по годам.
1910 -13, 1911 - 16, 1912 - 9, 1913 - 4, 1914 - 40, 1915 - 55, 1916 - 42, 1917 - 31, 1918 - 18, 1919 - 8, 1920 - 5, 1921 - 5, 1922 - 8, 1923 - 14, 1924 - 40, 1925 - 65(!).
Такого количества стихов, как в 1925 году (65) ни разу не было!! Выходит, пишущие, говорящие о Есенине часто лгут. И, если они лгут про одно и то же в разные годы, в разных местах, значит, это уже выглядит как заказ, данный когда-то ещё очень-очень давно.
Конец 4 части.