"Как мне спалось? Паршиво. Впрочем, сон
уже давненько на ночных пирушках
кутит, родной, на полную катушку,
забыв о примирении сторон.
Вот и не верь, что каждому своё:
кому-то безмятежность, оным мука
бессонницы и мыслей сватовство
до первого непрошенного звука.
Однако, знаешь, сей печальный факт
вдруг повернулся светлой стороною:
в тиши ночной, без суеты конвоя,
душа зовёт на покаянье тракт
и я молюсь, коряво, со стыдом,
за каждое цепляющимся слово:
ведь сердце, и в безмолвии ночном,
лишь о себе молиться не готово.
Вчера дозрел финал тупой игрульки
сменить бескровно грязных королей...
Но ты был прав - опять игра в бирюльки.
А я поверил, было, дуралей."
"Разочарован?.."
"Как тебе сказать.
Скорее рад, что вырвался из плена
и уж теперь, навек, покинул рать
склонившихся, беззубо, на колено."
"Ужель, беззубо? Не грешно ли, друг,
вот так, огульно, молвить о народе,
который, может, и почти потух,
но вряд ли ведал трусость, дрожь, испуг,
когда вопрос решался о свободе..."
"Похоже, нам спустили времена,
где в первенстве соблазны поценнее...
Беззубость та жа, бесхребетность, нечисть
и далее, до выгнившего дна.
Ну, а народ - поштучный, друг, субъект.
В нём я, и ты, и он, и те, за дверью...
И потому, любви всеобщей нет,
как нет и ненависти общей в дни поверий...
Да-да, мы также, как и сотни лет,
живём предчувствием, рассудок сбагрив тени.
И за сию беспечность валом бед
нам платит жизнь, над чудиками тешась.
Но, чувствую, другие времена
теснят всё жёстче блажь и непричастность...
И пай страна - уже не пай страна:
всё шире в общность проникает частность.
И пусть ростки пока невелики,
и только пробиваются клыки
на смену сломанным - царьки уже не в силе
блеснувшие удерживать клинки..."
"А говорил, что сны всю ночь кутили!.."