(по одноимённому преданию пересказа С.Черепанова)
Недалеко от гор Урала,
была история одна,
Деревня у воды стояла,
мила девчушка в ней жила.
Её нашли в лесу весною,
в платке и в валенках, одну,
Была девчонка сиротою,
да в лес подалась на беду.
Растили вместе, всей деревней,
ей каждый папенька и мать,
Один старик, из самых древних,
сказал: «Аниской, будем звать».
Девчонка, как бутон у мака,
налилась ярким, расцвела,
И удивлялись все: «Однако!
Кака Аниска!?! Вот дела!»
Уж и жених, для ней нашёлся,
обычный парень из селян,
Среди родных не слыл красавцем,
а звался просто, Петрован.
Но вот однажды на горушке,
что за деревнею была,
Поднялась кузница с рассветом,
такие странные дела.
Ещё вчера росла крапива,
да полевой раздольный цвет,
А утром, колдовская сила,
от трав и следа больше нет.
Стоит из дерева домина,
станок для выковки коней,
А по двору идёт детина,
Кощея чёрного страшней.
Кривые ноги - два полена,
а руки чуть не до земли,
Косая сажень здоровенна,
глаза пылают как угли.
Куёт железо на ковале,
хватая сталь пустой рукой,
Двумя молотит молотками,
да кто же это, там такой?
Назвался именем Егура,
сказал, что будет всё ковать,
Для деревенских разве худо,
коль кузнеца не надо звать.
Подумав, вместе порешили,
«Пущай живёт у нас в селе,
Без кузнеца мы раньше были,
пусть будет помощь в бороне».
Проходит ровно две седьмицы,
и стали люди замечать,
Что стало все у них кривится,
как будто бес пришёл ломать.
Колёса лопает телеги,
цепь на колодце порвалась,
Конь спотыкаться стал на беге,
Как будто здесь, не чистых власть.
Все мужики собрались вместе
и разом к дому кузнеца,
«Не ты ли, портишь всё в деревне,
несёшь нам беды без конца?»
Егур же, только ухмыльнулся,
«И что, вы сделаете мне?
Я здесь решил найти невесту,
и обручится с ней в огне.
Аниска ваша приглянулась,
её ведите прямо в дом,
А если вздумаете спорить,
я всё вокруг сожгу огнём.
Даю вам время до рассвета,
а дальше будет вам беда,
Теперь ступайте до деревни,
а девка, пусть идёт сюда».
Схватились парни за оглобли,
и на Егура всей гурьбой,
Но не сподручно оказалось,
кузнец-то вышел не простой.
Махнул рукой, огонь полился,
помчал на люд, сжигая всё,
И даже смелый отступился,
ну как поспоришь ты с огнём.
Склонились головы прискорбно,
«Пусть девка в дом сама идёт,
Сама решает кто жених ей,
быть может Бог её спасёт».
И что-ж идёт сама девица,
к стыду здоровых мужиков:
«Ну что Егур, решил женится?
А победить меня готов?»
Егур смеётся над девахой:
«Куда тебе меня тягать?
Ты для меня в ладони птаха,
одной рукой могу сломать!»
«Не торопись крутить коленца,
не перейдя ручей во брод,
Сперва проверим твою силу,
быть может люд со страху врёт.
Держи-ка нитку вот, льняную,
да разорви её на часть,
А коль не сможешь, так такого,
не может быть над девой власть».
Схватил Егур льняную нитку,
рванул что только было сил,
Да только пальцы себе взрезал,
на всё село заголосил.
Ему Аниска отвечает:
«Ну что, порвал? Силач от тьмы.
Кто лён растил, тот точно знает,
все то, что приложили мы.
На этой нитке рук народа,
поболе силищи твоей,
Все кто пахал, все те, кто сеял,
Среди предгорий и полей».
Ох, как Егур забеленился,
как стал орать на всё вокруг,
Аниска только усмехнулась
и говорит Егуру вдруг:
«Ну что, силёнки маловато?
Посмотри что с твоим умом,
Я для тебя не простовата,
ты убедится можешь в том.
Коль сможешь развязать спокойно,
мой узелок, на бечеве,
Уж так и быть, пойду в хозяйки,
и постелю постель тебе.
А коль ума тебе не хвати,
так уходи, откель пришёл,
И позабудь тот день, когда ты,
в село дорогу к нам нашёл».
Взяла бичёвочку льняную,
обвила Петрована грудь,
А после стан свой обматала,
да завязала как нибудь.
Уж как Егур не беленился,
как не пытался развязать,
Но так ни с чем он и остался,
пришлось ему отсель бежать.
Аниска:
«Уж коли девица решила,
связать с одним свою судьбу,
То не найдётся в мире сила,
порвать ту нитку, никому!»
Народ на радостях, на свадьбу,
Аниску с Петрованом ждут,
Глядишь и вот уже гулянья,
по за околицей идут.
Три дня гуляли всей округой,
и отмечали славный пир,
Егур же, хоть ушел отседа,
обиду девке не забыл.
Проходит день, другой, седьмица,
и стали люди замечать,
Как вдруг озёрная водица,
от брега стала убывать.
Жара стоит, что нету мочи,
но нет воды лишь сохлый ил,
И вот однажды ближе к ночи,
один старик проговорил:
«Трава на поле засыхает,
хлеба до срока в колос все,
Не будет нонче урожая,
коль не вернём мы путь воде.
Егур, да будь ему не ладно,
решил нам месть свою казать,
И всех нас вместе, разом, складно,
за непокорность наказать.
Коль не найдём к воде дорогу,
и не вернём её себе,
То как бы не молится Богу,
нам скоро всем лежать в земле».
Все мужики тут зашумели;
«Не нам водицу возвращать,
Не лучше-ль, просто взять Аниску,
Егуру в плен её отдать».
Старик в ответ нахмурил брови:
«Она наш Род, как бабы все,
Коль не встаёшь в защиту Рода,
не быть счастливым на земле!»
Но мужики давай с ним спорить:
«Она сама всему виной,
Не противлялась бы Егуру,
беда прошла бы стороной!»
Аниска слышала про ссору,
и Петрована позвала:
«Иди искать кто спрятал воду,
не зря же я тебя ждала?
Егур деревню всю заморит,
замучит жаждой честный люд,
Ты защити мою свободу,
тебя с удачей люди ждут».
Ах кабы, знать бы ей поране,
что трусоват был Петрован,
Быть может сразу б, догадалась,
что он замыслил ей обман.
Забрал котомочку с харчами,
да и пошёл на край села,
Два дня в скирде проспал ночами,
пока жена его ждала.
Вот возвращается до дому:
«Искал, как мог, уж нету сил,
И никого туда другого,
ходить искать я не простил».
И тут Аниска как прозрела,
да разгадала весь обман:
«И как я только просмотрела,
что трус ты просто, Петрован!»
Собрала девица вещички,
и дом покинула одна,
Уже почти седьмицу ищет,
куда вода от них ушла.
Среди пустого дна и ила,
она зашла на островок,
Смотрелся раньше он красиво,
и каждый отдохнуть там мог.
Теперь же, он чернее сажи,
покрыт пожухшею травой,
И вряд ли кто-то нынче скажет,
что был когда то он живой.
Стоит берёзка посредине,
а в центре ствол открыт дуплом,
Глядит Аниска огоньками,
два глаза полыхают в нём.
Егур вылазит в раз из древа:
«Ну что пришла ко мне сама?»
В ответ ему смеётся дева:
«Что за нужда к тебе звала?
Кривой, ужасный, не красивый,
куда всё лезешь ты на свет,
Верни нам воду, взял что силой,
тебе со мной удачи нет!»
Егур в ответ сверкнул очами:
«Вода, на век теперь моя,
Закрыта, за семью замками,
и их секрет, не для тебя!
Коль не пойдёшь в мою светлицу,
сморю село твоё, к весне,
А коль решишься покориться,
быть снова в озере воде!»
Пока бахвалился ужасный,
Аниска развязав тесьму,
Достала длинную бечёвку,
её сплела ещё в дому.
В бечёвке той Анискин волос,
тот, что до пояса лежал,
Теперь послужит ей верёвкой,
что бы злодей, не убежал.
Схватила бороду Егура,
связала руки бичевой,
Как он не рвал, не выл понуро,
поник, под девицы рукой.
Аниска достаёт верёвку,
и с ней в дупло скорей шасть,
Сползает вниз держась за стену,
ах, только-б деве не упасть!
Но вот она уже в пещере,
и видит дверь перед собой,
За нею снова будут двери,
они стоят перед водой.
Замки секретные закрыты,
как их Егур старался скрыть,
А чтоб, людей спасти в селенье,
ей надо двери все открыть.
Над каждым мучилась секретом,
и каждый пал у девы ног,
Шестая дверь пред ней открылась,
один остался лишь, замок.
Вдруг за спиной раздался грохот,
то мчит Егур, разгрыз бечьву,
А сил Анискиных не много,
чтоб противлятся дальше злу.
Уже Егур всё ближе, ближе,
ещё чуть-чуть и быть беде,
А рядом с ней, Аниска слышит,
всем сердцем тянется к воде.
Вот дева вскинула ладони,
и телом всем на дверь легла,
Что было сил, что было мочи,
она к воде душой звала.
И дверь растаяла под жаром,
что сердце девичье дало,
А под воды лихим ударом,
Егура в штольни унесло.
Аниска в водах растворилась,
и вышла в землю родником,
Который, мы с тобою славим
и о котором, песнь поём.
Налилось озеро водою,
ожили нивы и земля,
И всё вокруг что расцветает,
теперь Анискина семья.
А мужиков из той деревни,
забрал Егур на свой рудник,
И коль к земле приложишь ухо,
услышишь их тоскливый крик.
Так будет с каждым, кто за трусость,
продать готов свой славный Род,
И кто отпор врагам ужасным,
за наших женщин не даёт.