Она хватала маленькое зеркальце и смотрелась в него, аккуратно поправляя свои волосы, уже обретавшие форму локонов женской сексуальности в самом её зачатке, в самом её невинно красивом образе начинающей взрослеть «лэди». Ей нравилось её отражение, её не пугали грозные скулы, невзрачные и гладкие очертания косых глаз, округлые силуэты лица из-за как-то естественно постоянно опухших щёк, её не страшили картофельные выпуклости её носа и лба, она не видела своего уродства, она чувствовала себя красивой, очень красивой и тогда она ещё любила себя, действительно любила. И она могла нежно перелистывать под смуглым светом ночной лампы в своей одинокой комнате роман Джейн Остин о гордости и ласково сказочном предубеждении, вспыхивая внутри и оставаясь едва ли способной заснуть среди своих детских, юношеских и уже почти взрослых ночей. А потом пришла жизнь взрослая и какая-то неожиданно кислая и густая, преисполненная другого отражения в зеркале в виде человеческой неприязни, насмешек от тех, кого она любила всей своею душой, и эта самая жизнь дикой болью зашагала по её ласковым фантазиям, рисуя и нарезая на них горечь и обиду. И эта самая жизнь шершавым стержнем воткнулась в её нутро и раздробила то самое детское зеркальце окончательно и основательно. И локоны её, уже действительно повзрослевших женских волос, обрели потерянный вид, и улыбка стал скучной и обычной, и без того кривые зубы начали гнить. Она постарела, переступив через детство большими прыжками юности, засеменив у края пропасти одиночества взрослости и упершись своим уже весьма и весьма вдумчивым взглядом старости в окончание жизни, пережив многое внутри, забыв и оставив себя саму у того самого зеркальца невинной девочки, улыбаясь и рыдая. И она аккуратно и незаметно померла…
Как же уродлива была её внешность, как же пренебрежительно пугающе скользили её лицо и тело мимо обычных людей и особенно мужчин, так гордо и упрямо жаждущих красивого и страстного в женских формах и чертах, и так бесчеловечно устроенных в своей жажде прекрасной природой…
SH