Дни моргали так же резко и незаметно, как веки глаз. Мы растворялись в каждом новом закате и рассвете, так часто жалея, что очередной день закончился, ведь нам так было хорошо, так было естественно и просто, что мы чувствовали покой своих душ, мы парили среди мягких облаков настоящих грёз и открытой любви. А ведь со дня знакомства прошло совсем немного, совсем чуть-чуть, какой-то месяц, чёрт побери. И я до сих пор помню это её – помогите, мне, пожалуйста, с чемоданом, никак не могу справиться, что-то совсем немощная я, а вы вот такой сильный. Помню этот долгий перелёт, помню, как упоительно мы беседовали обо всём и почти ни о чём, как я не удержался и пригласил её в кафе вечером, где-то совсем далеко от дома, где-то в сибирском городе, где-то в сказочном мире, который я так явственно начала ощущать внутри себя. И мы оба вернулись домой, слава богу, именно Питер оказался нашим общим домом. Я помню, как долго и мучительно я переживал те самые пару суток, что оказались между нами, ведь я прилетел раньше, и я ждал, ждал. А потом прогулки, неопрятные и многозначительные касания душ друг друга, опять и опять – диалоги, честные, искренние и такие родные, что моя душа начинала расправлять крылья, взлетая и порхая над океаном своих страстей и чувств. Мы много гуляли, и мы так много говорили о счастье, любви, настоящей боли, утратах, литературе, музыке, людях и о нас самих, что домой я всегда возвращался с терпким привкусом настоящего желания, искреннего и громкого желания обладать ею. Засыпая в одиноком мраке слепой комнаты я растворялся в приятных воспоминаниях о ней и только о ней. Пробуждение обрело смысл и Солнце стало ярким и ласковым богом позитива и добра. Она переехала ко мне, стесняясь и переживая за каждый свой шаг и поступок, чтобы не наступить на мои привычки, чтобы оставить романтизм отношений прозрачным и живым. А я ведь не знал, я просто не знал, что ей было так трудно, что ей было невыносимо больно и страшно. А узнав, услышав это от неё, я улыбнулся и обнял, понимая, что иначе поступить не могу, но пришёл страх, страх неистовый и алый, страх, что я потеряю её, что она скоро уйдёт. Мы жили жизнью, забирая друг друга, так много делая для того лишь, чтобы мир вокруг нас менялся, чтобы мы слышали и понимали друг друга до самого нашего глубокого дыхания. И мы так часто любили сидеть в опрятной кафешке на Петроградской стороне, где она так игриво и забавно сдувала пенку с капучино, что там так превосходно готовили. Наступали приступы, болезнь забирала и глотала её, как-то частями, но уверенно и горько. Мы не обращали внимания, держа друг друга за руки и целуясь душами и сердцами до самого последнего момента вместе, до самого невинного взгляда наших глаз полных любви. А когда одним утром её забрали, когда квадратная белая машина, мигая синими огнями исчезла за поворотом, я пошёл в то самое кафе и взял себе капучино. А потом позвонили, холодным голосом сказали, что она ушла, и я бросил трубку, повернулся в сторону белоснежной чашки её кофе и задул, сбивая кремовый сгусток, чувствуя, как солёные капли, бегущие с моих щёк, отвратительно портят всю эту изумительно-красивую пенку.
SH