Парадоксальность поэзии – чистый вымысел, искусственно, по определенным правилам подобранные слова или попирание всех правил синтаксиса, одинаковые окончания в конце строк, искажение естественной речи до не свойственной обычному общению ритмики как звуков, так и понятий вдруг высвечивают истинное, а ранее непознанное делают наблюдаемым. Мы как бы оказываемся перед чем-то совершенно новым, хотя перед нами просто часть оголенной действительности или капелька ее скрытых смыслов.
Говорят, что мир видят не глазами, а словами. Я так и выбирал – по степени открытой, оголённой части нового или по-новому описанного того, что казалось привычным. Просто опишу, что испытывал, когда их читал, что приоткрылось перед моими глазами.
Первым я выбрал стихотворение «Иголка» Бориса Голубчика. К нему сразу захотелось вернуться, чтобы перечитать его. К тому же оно самое короткое в лонг-листе, поэтому хорошо запомнилось.
Рассвет считается началом времени дня, но в стихотворении «Иголка» «время пришито к рассвету иголкой из белой кости». То есть время существует независимо от рассвета. Однако, оно пришито иголкой, сделанной из кости существа, которое, наверное, жило до возникновения времени или отдельно от него. Таким же образом время пришито к закату. Оно сдвинется, если будет пришито и к рассвету, и к закату? А если не будет пришито – день не начнется? Но что тогда будет с рассветом и с закатом? Получается, что и время может существовать отдельно от всего. Время, рассвет и закат созданы тем существом, из кости которого сделана иголка? Но время начинает действовать, как время, если его пришить к началу и к исходу дня.
Любопытная альтернатива теории Большого Взрыва, когда время и пространство возникли в одно и тоже мгновение, одновременно.
Стихотворение написано без заглавных и больших букв, без знаков препинания, без разбивки на строки (касательно образного восприятия синтаксиса – без пространства письма) – сплошной поток времени.
БОРИС ГОЛУБЧИК «иголка»
http://stihi.ru/2021/02/14/9329 квота ГР за редактирование отборочного тура
время пришито иголкой из белой кости; прямо к рассвету как солнце взойдёт не грусти утро продолжит извечный небесный отсчёт нечет и чёт ангел и чёрт нечисть и честь всех не учесть полдень в зените плывёт и ему не присесть время пришито иголкой из белой кости; прямо к закату и медленно шепчет прости
Странным образом, но стихотворение Регины Соболевой «Начало всему бесплотная боль» развивало ту же тему о начале всего. К тому же, когда я закончил читать все стихотворения в лонг-листе, хорошо помнил словосочетание из «Начала…» – «мне тихо не больно», интересную смысловую конструкцию, примеры к которой мне сразу захотелось подыскать самому. Например, к словосочетанию далеко отсюда, чтобы превратить его в метафору, заменив только одно слово. Искристо отсюда? Невыносимо отсюда?
Если в стихотворении «Иголка» время, изменчивое, сшивает часть тела некогда живого существа, то в «Начале всему…» началом мироздания является боль без тела – «бесплотная боль». Проявления живого множатся, пространство – только малая часть боли: «гвоздика галактики в темноте зрачка», «насекомая совесть моего сверчка» (сверчок в «Буратино» живет за пологом и оберегает нарисованный очаг, за которым открывается новый невиданный мир). К тому же действия и события, что наступают после, являясь следствием, а не причиной, в стихотворении выполняют роль первопричины: «все тики и таки моего лица», «разверстая память моего окна», «влачится за мною тень, начиная с ног, откусывает понемногу». Смыслы нарушены, переиначены, и это придает стихотворению особое очарование.
РЕГИНА СОБОЛЕВА «Начало всему бесплотная боль»
http://stihi.ru/2018/10/05/820 номинатор Термитник поэзии
начало всему – бесплотная боль,
гвоздика галактики в темноте зрачка.
я просыпаюсь, и она со мной –
насекомая совесть моего сверчка,
разверстая пропасть моего окна,
искренняя нелюбовь моего отца,
смерть моей матери, звон стекла,
все тики и таки моего лица.
потом будет проще – проходит день,
несется мячом по скоростной пологой.
прицепилась, влачится за мною тень,
начиная с ног, откусывает понемногу.
потом будет ночь, затишье, затменье,
паническая атака, рыдания у окна,
уговоры, упокоения настроенья,
еще не громоподобный звон стекла.
закончится утром, когда забудусь,
укроюсь, уйду с головой в матрас.
мне тихо не больно, собой любуюсь,
оставляю галактику про запас.
от боли проснусь – развернется космос.
подушку насквозь пропитала соль,
моя несерьезность, тревога, взрослость.
затмение, явь и начало –
боль.
Обратил внимание на стихотворение Сергея Черскова «Давай останемся никем». Незамысловато, но, на удивление, верно передано состояние стирания собственной личности, уничтожения Эго, что в духовных практиках Востока и является условием достижения состояния блаженства, а в учении кастанедовского дона Хуана правилом обретения магической силы, - по словам индейца из племени яки необходимо уничтожить в себе чувство собственной значимости.
«Давай останемся никем» - это и есть описание обнуления личности. В нем нет интуитивной попытки найти начало или причину всего, даже, хотя бы, просто их обозначить, пусть лишь неким смысловым пунктиром, просто – полное удовлетворение: «Чудесный (как всегда) денек». В этом поэтическом тексте, хотя и в слегка иронической форме, уничтожение в себе Эго является условием своеобразного созидания: «опять угробим этот мир и новый мир начнем сначала». Циклическое время, все возвращается на круги своя. Условие – исчезновение из мира.
В предыдущем стихотворение следствие обуславливало и, тем или иным образом, создавало причину, в этом условие счастья – находиться вне причинно-следственных связей: достаточно «целовать <> ладонь без линий».
СЕРГЕЙ ЧЕРСКОВ «Давай останемся никем»
http://stihi.ru/2020/11/22/6700 номинатор Stihi.lv
Чудесный (как всегда) денёк.
Когда уже не восемнадцать,
любовью можно заниматься,
но не испытывать её.
Две капли крови в роднике,
две божьи твари над лучиной,
давай останемся никем –
ни женщиной и ни мужчиной.
И мы, не ставшие людьми,
которых ревность развенчала,
опять угробим этот мир
и новый день начнём сначала.
Пока мы здесь одни в раю
и майский жук ползёт по глине,
я счастлив целовать твою
ладонь без линий.
Стихотворение Светланы Андроник Шимановской «Кому какое дело» перечитал несколько раз. Оно заставляло постоянно возвращаться к нему именно как читателю, а не как критику, который должен дать тексту экспертный анализ. В нем чувство растерянности, утраты, отчаянные противоречивые желания вплетены в процесс передвижения на месте. Такое впечатление, будто постоянно перемещаешься, но, подобно медленному маятнику, возвращаешься к одной отправной точке, хотя и разрезаешь новое пространство. В стихотворении показана аморфная действительность. Она двуликая, меняющаяся и недооформленная. Якобы условное («на карте нарисована стена») можно преодолеть, но только испытывая реальную боль («перешагнуть что лезвием по горлу»). Взаимоисключающие друг друга явления, уйти от которых равнозначно желанию к ним вернуться. Однако покинуть аморфное («недоправда», «недодом», «ненас», «двуликая») можно, родившись заново. Для этого нужно «с головой закутаться в белье».
Здесь пространство и время сшивает живое существо, ведь поезд «картавый людовоз», и только в нем возможно передвижение, но на свет он воспроизведет «ненас». В этом стихотворении время не пришивают к началу дня, как в «Иголке». В него заворачиваются и смотрят на события, словно они происходят вне времени. Наверное, это единственная возможность заставить время двигаться.
Стихотворение без больших букв и знаков препинания, хотя разбито на строчки, - растекающееся в разные стороны время. Но оно шевелится в пределах стука колес «картавого людовоза».
СВЕТЛАНА АНДРОНИК ШИМАНОВСКАЯ «кому какое дело»
http://stihi.ru/2021/08/04/4127 квота ГР за редактирование отборочного тура
не хочешь но поедем на восток
картавый людовоз вильнёт хвостом
швырнёт из предпоследнего вагона
растерянных напуганных ненас
на карте нарисована стена
перешагнуть что лезвием по горлу
по гордости по памяти по горю
переступить бы от своих к своим
но мы такие хрупкие стоим
давай уже
покурим помолчим
развеем словом страх повспоминаем
как было до
пока война дурная
двуликая наш край не поглотила
в неправде сила
в недоправде сила
родной мой видишь видишь далеко вон
за дальним отгоревшим терриконом
уходит в небо неохотно дым
никак готовят пирожки к поминкам
а мы стоим трусливые в обнимку
не там а здесь
отшельниками
брат мой
не представляй
заказывай обратный
спасательный
жаль лет
жилет
билет
чтоб с головой закутаться в белье
дорожном ветхом небывало белом
трястись домой кому какое дело
зачем я накрываюсь с головой
из недодома повернув
домой
и обогнав леса автомобили
в упор не видеть жизни из окна
кому какое дело что без нас
кого-то тихо в вечность проводили
Я не выбирал стихотворения, в которых бы присутствовало ощущение времени. Так получилось, что, когда начал анализировать каждое, которое отметил, как сильное, в каждом присутствовало то, что в той или иной степени можно охарактеризовать метафорой из «Горностая» Ольги Домрачевой: «вишня горела, сейчас же ее скелет». Вообще в стихотворении много красивых метафор: «отбелели на небе царапины птичьих стай», - «живучий, как голод осени, горностай», «свежий крадется след – через поребрик времени».
Всегда поражает, что вечные темы, как то: быстротечность жизни и безжалостность времени в талантливом стихотворении описываются всегда по-новому. В «Горностае» время юркое и подвижное. Оно и есть «белый, пре-красен, нежен, да тонок свет», в смысле мир, реальность. В него, как в предыдущем стихотворении, не закутываются, оно не пришито, а вечное небо, словно огромная ладонь без линий.
В стихотворении прослеживается яркий архетипический образ времени. Достаточно вспомнить мантии из горностаевых шкурок на плечах королей – некое облачение во время и обладание им. Однако здесь, в «Горностае», время – «лающий ветер», «ветер потерь».
ОЛЬГА ДОМРАЧЕВА «горностай»
http://stihi.ru/2021/01/01/399 отборочный тур для резидентов
1.
отболели на небе царапины птичьих стай.
но живучий, как голод осени, горностай.
с каждым днём все шустрее да злее
за тобой он идёт по следу –
скудный выбор, прячься ли убегай.
2.
белый пре-красен, нежен, да тонок свет.
вишня горела, сейчас же ее скелет
за окном телесами снежными обрастает.
лающий ветер. свежий крадется след –
через поребрик времени – горностая.
3.
так:
на ладонях царапины птичьих стай
выгорают, сужаясь со всех сторон.
зависает в воздухе горностай –
ветер потерь – исконное обретай,
через туманность слов, немоту имён.
В стихотворении Калашникова Ю. «Пахнет вареньем из окон в саду» запечатление быстротечного, мимолётного. Обычно о звуках можно сказать: звуки тонут, в звуках тонут. Здесь колокол коснется воды, то есть уйдёт на дно – молча, а листик фанфарный перевернется во влажном воздухе. Исчезновение звучания (жизни?) в водах забвения.
КАЛАШНИКОВ Ю.-Ю. «Пахнет вареньем из окон в саду»
http://stihi.ru/2016/09/20/1689 отборочный тур для резидентов
Пахнет вареньем из окон в саду.
Дождь у калитки,
как-то давно затопивший звезду.
Снится улитке
лодочка с парусом белым как снег.
Сон покачнётся.
Окна закроются. Вздрогнет ковчег.
Перевернётся
листик фанфарный святой резеды
в воздухе влажном.
Колокол молча коснётся воды.
Это неважно.
Читая стихотворение Ксении Гильман, опускался по строчкам и в сердцевину смысла, как на эскалаторе – плавно, легко, с нарастающим ощущением парения. И не вниз, а к сферам, где «в липком воздухе вязнет любая треба», «и превращается в похоть тоска по раю». Безупречный размер, точные образы. Еще раз удостоверился, что, если делать филигранно, даже привычное начинает сиять, как окно в новый мир
КСЕНИЯ ГИЛЬМАН «Звезды»
http://stihi.ru/2020/04/03/438 номинатор Юрий Семецкий
Тысячи ярких точек, соединенных
еле заметным, вечно живым пунктиром...
Звезды – фетиш писателей и влюбленных –
снова встают над сонным весенним миром.
Вроде: чему бы тут удивляться, или
дух от чего трепетать до озноба должен?
Все мы, хотя бы когда в первый раз любили,
в небо смотрели... Но вот ведь – мороз по коже
снова, едва подниму я глаза на этот
бархатный купол, расшитый, как стола дивы...
Господи, я ведь сама состою из света!
Все состоим из него мы и все – красивы.
В детских глазах этот свет первозданно-ярок –
нежно лучится, вибрирует и смеется…
Как донести нам до старости твой подарок –
что к сорока нам от радости остается?
Я не ропщу, ни-ни, Боже мой... Не думай!
Я и сама давно уже понимаю,
что становлюсь моих сожалений суммой
и оживаю только к апрелю-маю...
Целыми зимами – мимо себя и мира,
сплю на ходу в бесконечной тоске по лету.
Лето приходит – и снова проходит мимо...
Я, как умею, тянусь и к Тебе, и к свету!
То на свече нагреваю хандры микстуру,
рифмоплетением ночь заполняя, чтобы
не удавиться, не отравиться сдуру,
глядя в пролом душевной моей хворобы.
То подхожу к окну по утрам и грею,
словно змея или кошка, на солнце веки...
Господи! Я ведь ловлю тебя, как умею,
но забываю – ты живешь в человеке,
как и во всем остальном, что тебе причастно,
сотворено твоей всеохватной мощью...
Господи, ты есть свет – это просто, ясно!
Но почему так страшно беззвездной ночью
в городе, где за смогом не видно неба,
где я сама себя в зеркалах теряю,
где в липком воздухе вязнет любая треба,
и превращается в похоть тоска по раю?..
Господи до меня себя не донес ты
ни на иконах, ни сквозь частокол Закона.
Я говорю: спасибо тебе за звезды!
Мне бы навстречу им не шагнуть с балкона...