МК коротких рассказов "Радость жизни".
Ольга БОРИСОВА – поэт, переводчик, писатель, публицист, общественный деятель, член Союза писателей России. Автор одиннадцати книг поэзии, прозы и публицистики. Победитель и призёр различных международных фестивалей и конкурсов в Чехии, Болгарии, Германии, Франции, Белоруссии, Украине и России. Лауреат нескольких международных премий. Стипендиат министерства культуры РФ. За заслуги в литературе и культуре награждена медалью им. Е.Замятина и медалью «Великая Победа». Неоднократно побеждала в конкурсах переводов с болгарского и французского языков. Публикуется в российских и зарубежных журналах, в том числе: в Великобритании, Канаде, Македонии, Сербии, Болгарии, Белоруссии, Украине, Чехии, Израиле, Греции. О. Борисова ; член Европейского Конгресса Литераторов, руководитель Самарской региональной организации РСПЛ, главный редактор литературно-художественного и публицистического альманаха «Параллели», альманаха «Крылья», член редакционного совета журнала «Белая скала», «Царицын». Член ЛИТО «Точки» при Совете по прозе СПР. Участник документальных фильмов, показанных телеканалами: «Культура», «Рен-ТВ», «Новости – 24 Самара», «Спас», болгарского ТВ. Рассказ «Чёрные птицы» прозвучал на радио «Гомель-Плюс» (Белоруссия).
* * *
ТАКА ЛЮБОВЬ
Ольга Борисова, Самара.
Александра Михайловна, закончив приём, дописывала историю болезни последнего пациента. «Фью-фью, чив-чив», – пели пичуги за окном. «Вот вам и «фью-фью», – улыбнулась она. – Лето наступило, больных теперь мало. Все на огородах работают, некогда им болеть». Отбросив ручку, молодая врач, приехавшая работать в далёкое от райцентра село, подошла к открытому окну, посмотреть на крылатых певцов. Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге появился сторож – дед Матвей, ещё крепкий старик лет семидесяти в застиранной форменной одежде, образца семидесятых годов, в диковинном картузе неизвестного времени, со старой берданкой за плечом, с которой никогда не расставался.
– Филька утоп! – выпалил он.
– Какой Филька? – растерянно спросила Александра Михайловна.
– Зойкин, Филька Колыбан!
– Когда утоп? – перед её глазами предстал худощавый небольшого роста, ничем неприметный сорокалетний мужик с рыжей непослушной шевелюрой.
– Да вчера утоп. На озеро пошёл порыбачить – ни его, ни удочек. Исчез, значит. Омут, видно, утянул.
– А почему вы решили, что утоп? Может, загулял где? Или с друзьями водочку попивает? Вместе с удочками не тонут. Что-то должно же остаться на берегу? – засомневалась доктор.
– Не! Исключено. Водку не пьёт, жадный очень! А загулять – не ходок он. Раз было такое. К куме Нюрке в гости зашёл, так Зойка ей так накостыляла, что та полгода по больницам шлялась, лечилась, значит. Это ещё до вашего приезда сюда случилось. Теперь она их дом за километр обходит. И другим бабам – урок. Боятся с Зойкой-то связываться. А удочки – да кто его знает? Может, ребятишки утащили...
– Матвей Егорович, вы участковому сообщили? Искать же его надо!
– Сообщил!
– А что он?
– Да ничего!
– Как ничего? – ещё больше удивилась доктор.
– Говорит, что объявится. Если через недельку не придёт, водолазов вызовет.
– Сейчас я сама ему позвоню, – недоуменно пожав плечами, она набрала нужный номер телефона.
– М-да! – послушался на другом конце провода строгий голос участкового, мужчины средних лет, серьёзного и весьма уважаемого в селе.
– Степан Петрович, мне тут весть плохую принесли. Говорят, что Филимон Колыбанов утонул. Что делать будем?
– Да ничего, Александра Михайловна! Объявится скоро. Семейка эта чудная.
– А если не объявится?
– Давайте недельку подождём.
«Странные какие-то здесь нравы», – положив трубку, подумала докторша и, обернувшись к переминающемуся с ноги на ногу сторожу, спросила:
– А жена его что говорит?
– Воет. По селу носится, в каждый дом заглядывает, костерит на чём свет стоит. Все кусты вокруг озера обшарила.
– Матвей Егорович, а вы как считаете, где он?
– А шут его знает. Он человек скрытный, тёмный. Может, Зойку на верность проверяет, а может и утоп. Омут в озере есть. Он уже прибрал одного – Гришку Пегова. Еле нашли. Водолазов с города вызывали.
Дверь кабинета врача резко распахнулась и в неё влетела запыхавшаяся, с растрепанными волосами, со сбившимся с головы платком Зойка.
– Дохтур, родненька, – запричитала она, вытирая концом платка слёзы. – Касатик мой пропал! На рыбалку пошёл и не вернулся. Я к участковому, а он искать его не хочет. Что делать-то? Ой-ё-ёй!..
– А вы ничего подозрительного не заметили, когда он уходил? Может, в гости кому отправился, а сказать вам побоялся?
– Да что вы! Ведёрко да удочки подхватил, озорно так пальчиком погрозил и ушёл. Больше своего ненаглядненького я и не видела.
– А может участковый и прав? Если завтра не объявится, будем искать. А пока домой идите, авось, вернётся.
Но Филька не вернулся. «Утоп!» – быстро разнеслось по селу. Потянулись соседи к дому Колыбановых, решать, значит, что делать дальше. Мужики гурьбой отправились к участковому.
– Петрович, делать что-то надо. Филька-то сгинул, – начал разговор Колька Серый – сосед Колыбана.
– Водолазов, Лександрыч, вызывай, – поправив берданку на плече, добавил Матвей Егорыч, – видно, и впрямь утоп.
На следующий день из города приехала машина МЧС. Из неё вышли двое. Одев снаряжение, спустились в озеро. На берегу собрались все сельские мужики. Они стояли кучками, перешёптывались и тревожно вздыхали.
– Вот угораздило! – доносилось то с одной, то с другой стороны.
– Второй уже. Видно, Гришка забрал. Скучно ему на том свете без дружка.
К вечеру уставшие водолазы сообщили, что обследовали всё дно, но трупа не нашли, и они уехали.
– Как же так? – вздыхала примчавшаяся к участковому Зойка. – Не мог же он сквозь землю провалиться? Что же делать теперь, Петрович?
– Оформим как без вести пропавшего. Положенный срок пройдёт, и если не объявится, выдадим справку о смерти.
– Как же он объявится, если его уже рыбы съели? Да и косточек не оставили! Касатик мой-й-й! – завыла новоиспеченная вдова и, спотыкаясь, побрела домой.
Прошла неделя после таинственного исчезновения Фильки Колыбана. Стали в селе замечать, что длинноногая Зойка повеселела, платочек новенький на голову повязала, платье покороче надела…
– Неспроста это, – судачили у магазина бабы.
– Смотри, идёт. Не идёт, а плывёт. А ведь мужа только что потеряла. Ох, неспроста! – вторили другие.
– Бабоньки! За мужиками своими смотрите. Бешеная она! Так и гляди, что уведёт какого! – говорили третьи...
Жизнь в селе постепенно вошла в привычное русло. Повздыхали мужики при встречах, погоревали около магазина бабы, и о Фильке забывать стали. Не было больных и у Александры Михайловны, и она заскучала. Только местный сторож Матвей Егорыч продолжал навещать её по утрам. С деревенской рассудительностью рассказывал последние сельские новости. Вот и сегодня поведал, что у Тольки Хилого соседский петух горох выклевал, и ему Толька чуть башку не свернул, а Валька, жена, значит, соседям скандал учинила! А в очереди за хлебом Ганька с Петровной поругались…
– Что на этот раз не поделили?
– Знамо что. Из-за мужиков сцепились.
Летний тёплый день, словно мёд с банки, тёк нудно и медленно. Из больных только старый дед Гриша заглянул после полудни.
– Дочка, поясницу вот скрутило.
Получив укол, кряхтя, отправился восвояси. Наступил вечер. Послышались звоны колокольчиков да окрик глухого пастуха Пашки.
«Вот уже и коров пригнали с пастбища. Больше уже никто не придёт, – складывая инструменты, подумала доктор.
Зазвенели бабы подойниками, и вскоре в хатах засветились первые огоньки. Закрыв амбулаторию, Александра Михайловна отправилась домой. Идёт, не торопится. Решила дорогу срезать, вдоль лесочка пройтись, а там и дом её, для молодого специалиста специально построенный. Только свернула с дороги, смотрит, крадётся кто-то, оглядывается. Темно стало, лица не разглядела. Испугалась врачиха да за деревце спряталась. А тот по задворкам и прямо к Зойкиному дому. «Вот тебе и Зойка! – усмехнулась она. – Недаром, значит, бабы судачат».
Не успела Александра Михайловна ещё и постель разобрать, как раздался громкий стук в окно.
– Доктор! Доктор! – донёсся знакомый голос сторожа. Просыпайся, миленькая!
– Что случилось, Матвей Егорыч?
– Смертоубийство!
Александра Михайловна, накинув халатик, открыла дверь.
– Кто и кого убивает?
– А кто его знает. Там клубок целый! И все друг друга колошматят, – с явным наслаждением добавил дед.
– Вы можете мне толково объяснить, кто, кого и где колошматит?
– Так я же и говорю, что Филька убивает Зойку. Ганька убивает Кольку, и все друг друга лупцуют. Вы уж поторопитесь, участковый за вами послал. Помощь, возможно, нужна будет, если уже не поздно.
Врачиха быстро оделась, схватила чемоданчик с большим красным крестом, на ходу язвительно бросив:
–Так что, Филька объявился что ли? Он же утоп, кажется?
– Да не! Жив и здоров. Буянит сильно. Кольку застукал со своей женой.
– Ах, вот оно в чём дело! На самом деле, чудная семейка!
А в доме Колыбановых уже теснился народ, во всех комнатах горел яркий свет, повсюду виднелись следы драки. В передней на полу валялся расхлёстанной веник, а в углу на стуле лежала старая икона в деревянном окладе. «А икона тут причём?» – удивилась Александра Михайловна. Увидев доктора, сельчане уважительно расступились. В зале за большим круглым столом, заправленным белой скатертью, с вышитыми по бокам васильками, сидел участковый и что-то записывал в тетрадь. Кто-то держал за локоть Фильку, женщины сдерживали пышущую злостью Ганьку.
– Садитесь, Александра Михайловна. Допрос чинить буду, а вы о нашем житье-бытье послушайте.
Затем, повернувшись к Зойке, строго спросил:
– Ну, рассказывай, Зоя Иванна, что у вас тут произошло.
В это время Филька сквозь зубы процедил:
– Сука она!
– А тебя сейчас не спрашивают. С утопленником позже поговорю. По закону за всё ответишь и за водолазов заплатишь!
– А я не простил вас по омутам лазить, – огрызнулся Филька.
– Вот я и рассказываю, – всхлипывала Зойка, – только свет выключила, как вижу, призрак заходит в комнату. Не! Не заходит, а вплывает и по лунной дорожке на полу ко мне идёт. Всматриваюсь, на мужа моего покойного смахивает. Точь-в-точь как он. Знать, думаю, по мою душеньку пришёл.
– Ты, курва, забыла сказать с кем спать собралась!
– Не перебивай, – строго оборвал Степан Александрович.
– Так вот! Успужалась сильно! Покойник же! Тут вспомнила рассказы бабки Прасковьи, как она метлой призрака выгнала. Схватила я веник, что под руку попался, и давай его гнать. А оно-то, приведение это, драться стало. Тогда я Кольку и кликнула.
– Который в одном исподнем в кровати твоей лежал, – опять вставил Филька.
– Почудилось тебе! Одеяло там лежало, ночи-то у нас холодные. Он на крик мой истошный прибежал. Как раз во дворе своём был.
– Филька, ещё одно слово и под охраной Матвея Егорыча на улице своей очереди будешь дожидаться.
– Молчу, Степан Лександр! Я для неё всё, а она! – он отчаянно махнул рукой.
– Пока Колька с ним перебрёхивался, – обречённо продолжала Зойка, понимая, что попала в принеприятнейшую ситуацию, – я икону Спасителя нашего взяла, да святую водицу прихватила. Ею призрака-то и обрызгала. А он ещё пуще взбеленился. Что тут началось! На крики Ганька прибежала. Увидала свого мужа, разъярилась, кулаками махать стала. Вон они у неё какие! Всем досталось. Смотрите, глаз мне подбила. Теперь синяк будет! – Зойка снова прослезилась.
– Козёл плешивый, сказал, что на дежурство вызывают, – тут уже добавила взъерошенная Ганька. – Я тебе бородёнку-то повыщипываю!
Участковый повернулся к Фильке:
– Ну а ты, утопленичек, где пропадал?
– В сторожке у Матвеича жил, да за курвой этой следил.
– Что, жену проверить решил?
– А хоть бы так! Это моё дело!
– Да дело-то твоё, но за свои поступки ответить придётся.
– Так вот это кто по задворкам, словно вор, крался! – возмутилась докторша. – До смерти напугал! Фу на тебя!
Смекнула тут черноглазая Зойка, что настал нужный момент для примирения и, упав на колени, поползла к мужу:
– Касатик мой, ненаглядненьки-й-й! На кого ты меня хотел остави-ть! Я все глазоньки проплакал-а-а…
– Ага, вижу, как проплакала. Через неделю другого нашла, – уже более миролюбиво огрызался Филька.
– Филичка, родненький мой! Привиделось это тебе. Да я же при жизни твоей ни-ни! Вот как ты утоп, – она осеклась и тут же выкрутилась, – так совсем истосковалась, руки на себя наложить хотела, да соседи не дали. Разве мне окромя тебя кто нужен? От такого мужа налево не ходя-ать!.. Орлик ты мой крылатенький, это всё Ганька напридумала и шум подняла. Кольку свого приревновала!
– Колька, ну что ты как пень молчишь?! Скажи хоть слово! – повернувшись, в сердцах крикнула Зойка.
– Так оно и было. Я же сосед, крик услышал, на помощь и прибёг, – оглядываясь на жену, сипло ответил Серый. Ты, Филя, ничего не думай. Ганька это всё!
– Так прямо и Ганька?!
– А то кто ж, Филечка? У меня и мыслях ничего плохого не было, – поторопилась ответить Зойка.
– Вот и прекрасно, – вмешался в разговор участковый. – Запишем в протокол, что произошло маленькое недоразумение. Ведь так, мужики? – он оглянулся и, увидев одобрительные взгляды сельчан, дописал что-то в тетрадь. – Ну что, Ганька! Забирай своего муженька, да шагайте домой. Думаю, что вы и без нас теперь разберетесь. Но потише там, поняла? – строго предупредил он.
– Ага! – торопливо ответила Ганька и, схватив за локоть мужа, повела домой.
– Ну и нам всем пора расходиться. Полночь уже. Завтра вставать рано. Пойдёмте, Александра Михайловна, провожу вас до дома, а то объявится такой, как Филька, и переликает ещё.
Спускаясь с высокого тесового крыльца большого дома Колыбана, Степан Александрович, ухмыльнувшись, добавил: – Привыкайте, доктор! Любовь здесь така!
* * *
КАРТОШКА
; Трофим! – позвала мужа баба Аня, выйдя на крылечко небольшого деревянного дома. – Трофи-и-м! Вот окаянный, снова сбежал.
; Любка! – крикнула соседку, копошившуюся во дворе. – Твой дома?
; Нету. Петро с Трофимом Игнатьевичем ушёл на какое-то собрание.
; Давно ушёл?
; Да минут десять назад.
; Вот паразит! Знаю эти собрания. Опять в стельку придёт. Как картоху копать, так он либо болеет, либо пьёт, ; возмущалась баба Аня, ещё красивая женщина невысокого росточка, шестидесяти лет. Она спустилась с крыльца, на ходу застёгивая бордовую тёплую кофту.; Осень на дворе, огород убирать надо, а его и след простыл.
Тяжело вздыхая, вошла в сарай. Натянув на ноги, видавшие виды, запылённые галоши, взяла лопату и отправилась на огород.
Задний двор в двадцать соток земли, огороженный штакетником, встретил её тревожным шелестом усыхающей ботвы. «Делать нечего, придётся копать. Дожди скоро, ; она внимательно посмотрела на сереющее небо, ; а картоха ещё не убрана». Воткнув штык лопаты в землю, баба Аня с трудом выворачивала тяжёлые комья с розовеющими в них клубнями. Вдруг во дворе послышался лай собаки. «Кого это ещё принесло?!» ; подумала она, и, еле распрямив натруженную спину, опираясь на лопату, побрела к калитке.
; Шарик, дай лапу! Шарик, я же тебе сказал, дай лапу! – заплетающимся языком твердил дед Трофим, стоя на четвереньках перед собачьей будкой. Коренастый, в меру упитанный, с густой шевелюрой седых волос он выглядел забавно в этой неуклюжей позе. Опираясь на будку, с трудом поднялся и, увидав жену, сделал заключение:
; Дрессировки не поддается! Дурак!
; Зато ты у нас умный! Как огород убирать, так моментально исчезаешь!
; Цыть, старуха! Я на серьёзном мероприятии был!
; Смотри, какой уважаемый пришёл. Еле на ногах держится.
Видя, что дело принимает неприятный для него оборот, дед Трофим вдруг спросил:
; Анечка, а ты уже прилетела?
; Откель?
; Оттуда! – он указал пальцем на небо.
; Совсем рехнулся, старый дурень!
; Не! Я за будкой стоял и видел, как ты на метле улетела.
; Допился! Ну-ка, марш в дом спать! – она угрожающе приподняла лопату. ; Я тебе покажу, улетела!
Дед Трофим мгновенно протрезвел и, понимая, что переборщил с полётом, тут же исчез за дверью дома.
; Ай-я-яй! Вот нализался! На метле! – она сняла грязные галоши и вошла вслед за ним.
Муженёк уже лежал на кровати, делая вид, что спит. Баба Аня, вымыв руки, громко поставила на плитку чайник и присела на стул возле кухонного стола.
; Анечка, покушать можно? Я жутко проголодался! ; дед Трофим приоткрыл один глаз и искоса посмотрел на жену.
; Лежи, злыдень старый! – уже более миролюбиво ответила она.
Дед открыл второй глаз, понимая, что гроза миновала, поднялся с кровати.
; Да я что? Я ничего! Вот завтра пойду и весь огород перекопаю. А ты отдыхать будешь, ; осторожно подошёл к столу и, ещё опасаясь гнева жены, присел чуть поодаль.
Наступило утро.
; Вставай, старый! На улице пасмурно, картошку скорее надо убрать. А то гляди, ливанёт, тогда её в грязи будем искать.
; Не могу, Анечк-а-а! Помираю я. Видно, время моё пришло, ; дед Трофим сложил руки на груди и закрыл глаза.
; Чё мелешь языком своим поганым! Быстро вставай!
; Не могу, вишь, совсем ослаб. Ни руки, ни ноги не шевелятся. Сердце, оно не железное. Видно, износилось совсем.
; Может, врача вызвать? – недоверчиво оглядывая старика, спросила баба Аня.
; Ничем он мне уже не поможет. Дай мне спокойно помереть дома, дорогая моя Анюта. – А то увезут неизвестно куда, бросят старика на грязную постель, и помру я в горьком одиночестве.
Засуетилась тут жёнушка. Не знает что делать, как мужу угодить:
; Трофимушка, может тебе чайку налить? Я сейчас травки заварю, медку достану.
; Завари, родная! Перед смертью не грех чайку попить, а то вдруг на том свете не дадут. Может, у них чай и не пьют вовсе.
Пока чайник пыхтел на плитке, баба Аня сбегала в кладовку, принесла мёд в маленькой баночке, припасённый на случай недуга. Травки крутым кипятком заварила и мужу подала.
; Вставай, родненький! Давай помогу тебе подняться, ; приподнимая старика, посадила его в подушки. Попей чайку, глядишь и полегчает. Хочешь, я ещё тебе вареньица малинового принесу? Ты его так любишь!
; Неси, ; обречённо ответил он.
Снова заторопилась баба Аня в кладовку, да открыв дверь, остановилась. В зеркальной дверце старого шифоньера, что как раз стоял напротив дедовой кровати, увидела муженька, размахивающего руками, и явно передразнивающего её. Смекнула она причину его внезапной болезни. Взяла веник и прошлась им по мужу:
; Вот тебе чаёк! Вот варенье! – кричала она на всю хату. – Марш, лентяй поганый, на огород!
; Что ты! Что ты, сумасшедшая! – огрызался дед, понимая, что оплошал. ; Даже пошутить нельзя. Это репетиция была! Хотел посмотреть, как ты меня любишь, ; на ходу натягивая штаны, он стремглав выскочил из дому. Его плотная фигура замаячила на огороде. Громко залаял Шарик. Размахивая веником, словно дамокловым мечом, вслед за муженьком бежала баба Аня, грозя ему всеми небесными карами. А главное, картошка в этот же день была выкопана.
* * *
Паралич
Алексей Тетерятников, сорокалетний мужчина, в выцветшем на солнце бледно-сером рабочем комбинезоне, торопился домой. Вечерело. «Катюха, наверное, ещё на работе», ; подумал он, открывая калитку. Встречая хозяина, нетерпеливо и радостно повизгивал Дружок.
; Привет, старина! – потрепал собаку за холку. – Ждёшь, дружище! Сейчас поесть принесу, голодный, поди.
Услышав слово «поесть», пёс завилял хвостом.
На веранде, под козырьком навеса добротного дома в три окна, он отыскал ключ и открыл входную дверь. Дом встретил его запахами свежесваренных щей, томленой картошки с мясом и еле уловимым ароматом любимых духов жены. Алексей растянул рот в довольной улыбке и с наслаждением втянул в себя ароматы, исходящие из кухни. Заурчало в животе, и он, осторожно ступая, сделал вперёд несколько шагов. Чёткие рельефные следы на чисто вымытом полу, заставили его вернуться обратно: «Опять Катюшка заругает, что наследил». Он попытался скинуть ботинки, цепляясь задниками за порожек, но их крепко держали на ногах туго завязанные шнурки. Алексей неуклюже наклонился, но внезапная острая боль в пояснице пронзила всё тело. Он упал, подперев спиной тяжёлую деревянную дверь. Боль не отступала, а наоборот усиливалась при любой попытке подняться. «Парализовало! – пронеслось в голове. От этой мысли холодный пот выступил на лбу.– Ещё и пожить-то не успел, всего сорок лет, а уже конец пришёл, ; ему стало жаль себя, и он горестно вздохнул.; А кто же дочь учить будет? Жёнушке не вытянуть. Ирке придётся институт бросить, ; нахлынули слёзы. – Катя себе другого найдёт. Она красивая и фигурка что надо! – Алексей хмыкнул».
; Нет! Не сдаемся! – стиснув зубы, произнёс он, пытаясь снова подняться, но резкая боль заставила снова растянуться на полу. ; Беда-то какая, надорвался! Будь она неладна эта работа! Каждый день до глубокой ночи пахали, чтобы успеть вовремя зерно в землицу бросить. Не поберёгся, а помирать, как не хочется... Господи, – взмолился он, подняв глаза к небу, голубеющему за окном, ; помоги! Никак нельзя мне помирать, ещё дела на Земле не закончил! Ты, уж оставь меня здесь!..
В это время хлопнула калитка, и раздался радостный лай собаки.
; Катя пришла. Слава Богу, что живым застала! ; обрадовался Алексей, дожидаясь супругу.; Попрощаться хоть успею.
***
«Алёшка уже дома», ; подумала Катя, увидев следы от его ботинок на крыльце.
– Опять наследил. Сколько раз ему говорила, чтобы разувался на ступеньках! ;ворчала она.
Катя торкнула дверь, но та не открылась. Нажала посильнее и услышала слабый голос мужа:
; Катюха, это я тут лежу.
; Ты чего разлёгся? – удивилась она. ; Никак напился?! Вставай немедленно! – и она со злостью снова толкнула дверь.
; Катя, жена моя! Не толкай больше. Помираю я! Паралич меня разбил.
; Какой паралич?! Ты что болтаешь! Пить меньше надо! Отползи от двери!
; Так я же и говорю, что пошевелиться не могу, руки и ноги отнялись. Зови скорее доктора!
Врач пришла быстро. Вдвоём с Катей они с трудом приоткрыли дверь и влезли в образовавшуюся щель. Александра Михайловна поняла всё сразу. Она дотянулась руками до чемоданчика, оставленного на крыльце, достала шприцы, какие-то ампулы. Ловким движением сделала несколько уколов.
; Сейчас полегчает, ; и, посмотрев на плачущую Катю, спрятав улыбку в уголках губ, добавила, – жить будет. Остеохондроз, нерв защемился, от него не умирают. На пару-тройку дней заберу его в амбулаторию. Пусть полежит, полечу, ; она призадумалась. ; На носилки мы его не сможем положить... Готовьте одеяло да зовите соседей, покрепче которые. Под сто килограмм муженёк, наверное, будет. Вскоре пришли соседские мужики. Переложили Алексея на одеяло и осторожно понесли его на край села.
Стемнело. В хатах зажглись первые огоньки. Село готовилось ко сну. Во дворах слышались вздохи животных, грубые окрики хозяев, гремели задвижки различных запоров. Улица опустела. Только у одной хаты беседовали припозднившиеся соседки.
; Глянь, Петровна! Лёньку Тетерятника на одеяле понесли, ; зашептала одна, внимательно вглядываясь вслед идущей процессии.
; Не может быть! Он же молодой, ; удивилась другая.
; И молодые нонче помирают. Жизнь кака сейчас!
; Ой-ё-ёй! Жалко-то как! Помер значить…
А наутро всё село уже знало, что Алексей Тетерятников умер. Управившись с делами сельчане, как подобает в таких случаях, собрались на площадке у магазина. Стоящие кучкой женщины, сплетничали. Чуть поодаль курили мужчины, искоса поглядывая на жён, обсуждали нынешнюю жизнь.
; Вот, живёшь, суетишься, а потом ; бац и нет тебя! ; вздохнул Федька Косой.
; Не говори, Федька, ; вступил в разговор Семён Решетников, мужчина серьёзный и немногословный. ; Всё чего-то нам мало, не хватает, жилы рвём. А кому наше добро нужно?! Дети в город уехали, у них там другая жизнь. Приезжают редко, да и внуков почти не видим, ; он сокрушённо покачал головой. ; Вот и Алексей, видно, тоже надорвался. Трудолюбивый мужик был. Для семьи жил, всё в дом тащил. Что они теперь, горемычные, без него делать-то будут...
; Всё хапаем, ; добавил кто-то из толпы.; А нам-то и надо два метра земли.
; Бога забыли! Законы его попрали, жить малым разучились, ; тут уже присоединилась к разговору Татьяна, Федькина жена, женщина богомольная и тихая. ; А раньше люди добрее были, миром жили и друг другу во всем помогали. Последним куском делились.
; И то, правда. А нам сейчас машины подавай, да чтоб круче, чем у соседа! А дом - двухэтажный, да под красной крышей и, чтоб кричал всем своим видом о богатстве хозяина. Бахвальство одно! Обмельчал народ. Ох, обмельчал! ; покачала головой Серафима Петровна, учительница начальных классов сельской школы.; Доброты да человечности в нас мало осталось. Все за богатством погнались да за вольготной жизнью...
; Смотрите, Катька идёт! – толкнула Петровну Танька Пегова. ; Видно, в город собралась, гроб заказывать.
; Вот беда, так беда! ; вздохнула Петровна. Как жить-то теперь будет?! Ведь он у неё добытчик был, непьющий и зарабатывал много.
; Как сыр в масле каталась, ; добавила Ришетничиха.; Теперь лямку потянет!
; Да она смазливая, замуж быстро выскочит, ; съехидничала Ганька.
А в это время, Алексей Тетерятников уговаривал доктора:
; Александра Михайловна, отпусти домой. Мне полегчало, а уколы жена сделает. Она умеет. Что мне здесь лежать?! Дома-то лучше. Как говорится и родные стены помогают.
; Может, ещё денёк побудешь? Электрофорез сделаем. Понаблюдаю, а то повернешься неуклюже, и опять придётся мужикам тебя на одеяле нести.
; Нет, я домой! Жена перепуганная, наверное, переживает, плачет. Вы на листочке напишите, какие лекарства нужны. Обещаю, что лежать буду, – и добавил, ; уж Катюха за этим проследит. Спуску не даст!
; А дойдешь? Сейчас сторожа позову, чтоб проводил.
; Не надо, я сам как-нибудь доберусь.
Опираясь на палку, подаренную докторшей, прихрамывая, он отправился домой.
Алексей шёл по улице, радуясь тёплому майскому утру, яркой первой зелени, цветущим одуванчикам и жизни, которую так любил. Поравнявшись с магазином, увидел сельчан: «Видимо ждут, когда хлеб привезу», ; решил он.
; Доброе утро, поселяне! – радостно поздоровался Алексей.
Гримасы страха и удивления застыли на многих лицах.
; Свят, свят, свят! – прошептала Петровна, спрятавшись за спину соседки.
; Гляди, живой! – воскликнул Федька Косой.
; Живой, конечно! И помирать не собираюсь, ; улыбнулся Алексей.
; Тьфу, бабы, языки ваши поганые! Пообрубать бы их! – в сердцах выругался Решетник.
; Лёшка, живой! А мы тут тебя чуть не похоронили! – не растерялась Ганька. Говорят, на одеяле тебя несли, вот собрались и судачим.
; Рано хороните, бабоньки! Живучий я! – и, посмотрев на голубеющее небо, снова широко улыбнулся.
Толпа стала медленно расходиться по домам. У каждого появились неотложные дела. Одному нужно накосить травы для коровы, у другого поломалась машина, а третий собрался в город продать сальцо. И только Федькина жена стояла и смотрела вдаль, на виднеющуюся на холме церковку, построенную ещё её дедом. Она что-то прошептала, а затем, наложив крест, торопливо поспешила вслед за мужем.
Жизнь продолжалась.
* * *
ДОНА, ИЛИ ВИРУС В КОРОНЕ
(Или один день из жизни жителей Калиновки)
1.
; Анюта, ты что такая грустная? Лица на тебе нет, ; открыв пошире калитку, окликнула подругу Клавдия Петровна.
; А, Клава! А я и не заметила тебя. Вот, с магазина иду. Сегодня товар привезли. Пока ждала, когда машину разгрузят, баб наших наслушалась. Застращали совсем, ; она опустила сумки и поправила непослушную прядь волос, тронутую ветром.
; Да что же, все-таки, случилось?
; Вирус страшный гуляет по Китаю. Людей, словно косой, выкашивает. Никого не щадит. Говорят, умерших скидывают в ямы и закапывают, даже проститься не разрешают.
; Снова испанка, что ли?
; Нет! Силантиха сказала, что этот вирус особенный, в короне. Вот иду и думаю, как может быть вирус в короне?! ; помедлив, добавила, ; вроде, скоро к нам придёт.
; Слушай ты эту Силантиху! Ей сбрехать, как мёду испить! Надо же, вирус в короне придумала, ; она внимательно посмотрела на Анну. ; Чего в этом Китае только не было! И свиной грипп, и ещё какой-то с буквами и номерами, и тоже стращали, а ведь живём. И этот переживём!
; Ой, кабан кричит! Побегу я, Клава, воды ему налью. Вот, зараза, наверное, опять опрокинул корыто!
; Как управишься, приходи, чайку попьём! Я пирожки затеяла, ; вдогонку крикнула подруга.
Анне Матвеевне Петровой исполнился шестьдесят один год. Худенькая, небольшого росточка, приятная внешне, всегда опрятно одетая, она ещё нравилась мужчинам, но Аня не обращала на них внимания. Несколько лет назад она схоронила мужа, с тех пор живёт одна в большом доме, построенным её Иваном лет тридцать назад. Дом возводили с расчётом на детей и внуков, но сначала уехал в город учиться сын, а следом за ним последовала дочь. Отучились, обзавелись семьями и осели там навсегда. «Теперь не дозовёшься, всё им некогда», ; часто ворчит Анна Матвеевна. Сын служит в полиции и вырывается к матери раз в две, а порой, в три недели. Дочь работает врачом в областной больнице. Ночные дежурства, заботы по дому, двое маленьких детей и частые командировки мужа выматывают Оксану. Мать видит, как ей нелегко, но как помочь ; не знает.
Анна Матвеевна жила скромно на заработанную в библиотеке небольшую пенсию, но на жизнь не сетовала. Она умела терпеть и стойко переносить невзгоды. Её кормил в три сотки огородик, где буйно росли помидоры, огурцы, всякая зелень и даже картошка. Остальные семь ; отдала соседям. К чему теперь, ей одной, столько земли. А у соседей семья большая: « Пусть пользуются», ; решила она. А ещё Анна Матвеевна держала несколько курочек и кабанчика Борьку, доставляющего ей немало хлопот. «Вот сдам тебя на мясокомбинат!» ; в сердцах говорила Анна, когда он очередной раз делал подкоп или опрокидывал корыто. Борька внимательно смотрел на хозяйку, словно понимая её недовольство, хрюкнув что-то в оправдание, уходил в будку и оттуда наблюдал, как она, охая и ахая, перелазила через загородку и приводила в порядок последствия его хулиганства. «Смотри у меня! Не балуй, а то точно сдам тебя!» ; повторяла Анна Матвеевна, закончив уборку. Борька выбирался из заточения и, радостно виляя хвостиком, провожал её недовольным хрюканьем.
В суете и заботах пролетали дни и недели. Каждый вечер Матвеевна включала телевизор, чтобы послушать новости. А они, словно сводки боевых действий, становились всё тревожнее и тревожнее. Непомерно растущие цифры заражённых и погибших в Европе и США, вызывали у неё беспокойство. «Вскоре и к нам придёт», ; вздыхала она, и страх за детей неприятно сковывал сердце. Невольно вспоминалась эпидемия холеры в семидесятом. Хотя болезнь и прошла стороной, но Аня хорошо запомнила переживания матери и царившую тогда атмосферу страха. «С холерой быстро справились, а вот этот вирус пострашнее будет», ; всякий раз, услышав сводки об умерших, думала Анна Матвеевна. Два раза в неделю она ходила в местный магазинчик, чтобы отовариться и послушать о чём судачат бабы. Словоохотливая Наталья Ивановна приветливо встречала покупателей. Она всегда знала, что твориться в Калиновке и сама любила поддержать разговор.
Вот и сегодня, надев простенькое платье в мелкий горошек, повязав на шею платочек, Анна Петрова отправилась за продуктами.
; Ох, бабаньки, вымрем, как мухи, ; издалека послышался голос сорокалетней Валентины Силантьевой, известной в селе сплетницы. Она стояла перед кучкой людей у магазина, с явным наслаждением что-то рассказывала. В цветастом платке, повязанном под самые глаза, в таком же ярком платье, Валентина более походила на цветочную клумбу.
– У него корона есть! ; продолжала Силантиха, ; ею он присасывается к организму и высасывает силы, прямо, как вампир. Говорят, что справиться с ним невозможно, даже сами врачи помирают.
; 0й-ё-ёй! Что ж теперь будет? ; распереживалась баба Маня, старушка тихая, незаметная, живущая на самом краю села в ветхой саманной хатке. ; Хоронить-то никто не придёт. Как скотину зароют и даже креста не поставят...
; Да, плохи дела, баба Маня! Говорят, что хоронят голыми в целлофане, ; заключила Силантиха. ; А ещё я слышала, что вирус нам инопланетяне подсунули. Жить мы им мешаем, вот таким образом решили от нас избавиться! – она повернулась к только что подошедшей новой слушательнице. ; Матвеевна, ты чего вырядилась, словно на подиум собралась?! Теперь не до красоты, спасаться надо.
; Ну, ты уж людей не пугай! Тебе лишь бы языком потрепать. Пока вирус до нас дойдёт, вакцину изобретут и хоронить «голых» не придётся.
; Это пока изобретут, ; она покачала головой, явно недовольная, что ей перечат. ; Вот такие несознательные и принесут его в село!
; Ну, тебе бояться нечего. Вон как закуталась! Ни один даже микровирус не проберётся, ; засмеялась Анна Матвеевна, отмахиваясь от надоедливой соседки.
; Тебе всё хиханьки да хаханьки! А я слышала, что в городе уже заболели несколько человек. Глядишь, ваши городские детки нам его в село привезут. Вот тогда будет не до смеха.
; Типун тебе на язык! Каркаешь тут! Инопланетян приплела, – возмутилась запыхавшаяся Клавдия Петровна. – Тебе что, делать нечего, как только сплетни собирать, да людей пугать?! – и, повернувшись к Анне, добавила:
; Анюта, что не крикнула?! Увидала, что ты в магазин отправилась и бегом за тобой. Еле догнала.
Купив продукты, подруги не спеша отправились домой.
; Не слушай Силантиху! Вот вредная баба! Завидует она тебе. И одета ты хорошо, и дом в порядке, и выглядишь лет на пятнадцать моложе своего возраста. Муж Валентины тебя в пример ей ставит, вот она и злится.
; Да Бог с ней! За детей и внуков, Клава, переживаю. Оксана, ведь, терапевт, на передовой. Спрашиваю ; отмалчивается, или шутит. А сердце материнское не обманешь. Болит оно. Голос у неё усталый. Сказала, чтоб я не приезжала. Строго-настрого приказала!
; Авось, обойдётся! В церковь сходи, закажи о здравии всем.
; Ходила уже, заказала. И дома у иконы на коленях стою и прошу, чтоб Господь от нас отвёл беду.
; А сама как чувствуешь себя? Всё в порядке? ; снова спросила Клава.
; Да потихоньку... С Борькой вот сладу нет. Не кабан, а злыдень какой-то. Всё меня норовит рылом поддеть. А тут ещё ноги стали болеть. Давно мне дочь какую-то «Дону» приказывала пить, да всё недосуг. Надеюсь, что пройдёт. А ты что не заходишь?
; Да те же проблемы, что и у тебя, Анюта, ; она засмеялась. ; А мне петух покоя не даёт. Всё пытается клюнуть. Давно бы на суп отправила, но хозяин же! Никому не позволяет кур обижать. Вот и терплю этого разбойника.
; Пожалились друг другу, можно снова за дела приниматься, ; улыбнулась Анна Матвеевна. Незаметно, за разговорами они дошли до своей улицы и, распрощавшись, разошлись по домам.
2.
Всю ночь Анна нянчила ногу. Острая боль пронизывала сустав. Допрыгав до шкафа, где хранились лекарства, она нашла обезболивающее. Замотав больное место эластичным бинтом, снова легла. «Авось, до утра пройдёт», ; проваливаясь в тревожный сон, подумала Анна Матвеевна.
Утро не принесло облегчения. Кое-как она добрела до входной двери, отодвинула запоры. «Попрошу Клаву в аптеку сбегать. Говорила же дочь таблетки принимать, не послушала. Вот, теперь маюсь», ; она сокрушённо покачала головой. Проснулся в загоне Борька. Ожидая еду, стал покрикивать. Сначала тихо, потом громче и назойливее. «Ничего, вражина, потерпишь! День не поешь, шёлковым станешь», ; пробурчала Аня, набирая номер телефона подруги.
; Анюта, что случилось?; послышался встревоженный голос на другом конце провода.; Видела, свет в окне ночью горел!
; Клава, сходи в аптеку. Сумки вчера тяжёлые несла, сустав разболелся. Ступить на ногу не могу.
Вскоре прибежала подруга. Дав варево Борьке, насыпав корма курам, отправилась за лекарствами.
Аптека только что открылась. Фармацевт Ирина расставляла коробочки на стеклянные полки, и Клаве пришлось ждать, пока она закончит работу. В это время дверь распахнулась и в помещение вползла Силантиха. «Принесла ж нелегкая!» ; в сердцах подумала Клава и глазами показала Ирине на вошедшую. Та всё поняла. Достала из шкафчика коробочку с ампулами: «Сейчас придёте и сделайте ей укол. «Дону» пить по 1 таблетке два раза в день. Если не поможет, прибежите. Подберём другое лекарство», ; сложив в пакет препараты, отдала Клаве.
; Клавдия, не подруга ли твоя заболела? – полюбопытствовала Валентина.
; А ты зачем пришла? Иль тебе тоже нездоровиться?; вопросом на вопрос ответила Клавдия Петровна и исчезла за дверью.
К обеду уже всё село знало, что Петрова заболела коронавирусом. Силантиха бегала от дома к дому и сообщала всем страшную весть:
; Полина, у Матвеевны коронавирус нашли. Я сама слышала, как Ирка-фармацевт её подружке лекарства давала. Вот тебе, мол, уколы и таблетки от короны. Если не поможет, прибежишь, другие лекарства дам, ; парировала она очередной соседке.
; Да ты что! Это какая Матвеевна, не Петрова чай?
; Она, она самая!
; Ох, беда какая! Теперь держись! Все переболеем...
; Донаряжалась! ; с издёвкой говорила другим, ; нет, чтобы лицо под платком спрятать, так ходит выбражает, тряпочку на шею повязала. Вот теперь лежит с температурой, встать не может. Уколы ей назначили. Видно, дочка заразила. Она ведь у неё врачиха.
; Ну вот, дождались! И к нам пришёл коронавирус! Спасибо Петровой, позаботилась, принесла в Калиновку, ; с ходу выпалила Силантиха, заскочив в магазин. ; Что теперь будет?!
; Валентина, ну что ты панику разводишь! Ты что, врач, чтобы диагнозы ставить?! ; упрекнула её Наталья Ивановна. ; Без тебя разберутся.
Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге появился всеми уважаемый Матвей Егорыч.
; Ты вот что, Валька! ; он строго посмотрел на Силантиху. ; Ступай домой, хозяйством займись! Ты чего людей пугаешь? Ишь, разбегалась тут, растрещалась, как сорока. Да за такие разговоры можно по закону ответить! Куда только муж твой смотрит?! Дал бы разок по загривку, чтоб неповадно было сплетничать!
; Да я сама слышала, что лекарство от короны Ирка в аптеке Клавке дала.
; Слы-ша-ла, ; передразнил дед. ; Домой иди, пока участковому на глаза не попалась. Он тебе покажет «слышала»! С десяти утра ищет тебя. Затем повернулся к стоящим в сторонке женщинам:
; Бабоньки, идите, успокойте родных! Это Валька у нас вирус ходячий в короне! Да ещё, какой вирус! Он достал из кармана двадцать рублей: «Булку хлеба, Ивановна, дай». Взяв хлеб под мышку, спокойно добавил:
; У Анны Петровой сустав воспалился. А в аптеке для неё Клавдия купила лекарство «Дона», ; и, сокрушенно покачав головой, вышел на улицу.
Яркие солнечные лучи ударили ему в лицо. Весело пели птицы. В клумбе пышно цвели пёстрые цветы.
; Дона-корона! Придумала же. Всё село переполошила. Ох и взбалмошная! ; и, посмотрев на васильковое небо, добавил:
; А, всё-таки, хорошо на свете жить! Весело...
----------------------------- -------------------- ---------------------
ГОСТЬ
http://stihi.ru/2020/11/18/9823
* * *
Белый ПЛАТОК
http://stihi.ru/2020/11/18/9823
* * *
ВСТРЕЧА ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ
(Из книги «Калиновка и её обитатели»)
http://stihi.ru/2020/11/18/9823
======================= ==================